Луи Бриньон - Чаша императора
Тем временем тот самый странный монах, с оружием под потрёпанной рясой и следами боевых ранений на лице, заканчивал осмотр двора. Он двигался вдоль ограды по направлению к воротам, когда с другой стороны послышался негромкий решительный голос:
— Она здесь. Не может быть никаких сомнений!
Вслед за чем раздались приглушённые голоса и явственный лязг оружия.
Странный монах опустился на корточки, медленно уложив горящий факел перед собой, и закидал его снегом. Издав лёгкое шипенье, огонь погас. Монах вскочил на ноги и быстро направился в сторону той самой двери, откуда чуть ранее вышел. При этом он старался не упускать из виду всё пространство перед воротами, которые ему так и не удалось закрыть. Густой снег, валивший теперь крупными хлопьями, мешал ему наблюдать за надвигающей опасностью, но он же скрывал его от возможных врагов. В тот миг, когда он исчез в проёме двери, во двор монастыря вступили около двух десятков вооружённых людей.
Когда странный монах ворвался в келью к Изабель, она уже готовилась ко сну. Шелковистые каштановые волосы девушки струились мягкими волнами по её плечам и спине. Она стояла на старенькой вытертой циновке, брошенной у узенькой кровати, в полу расшнурованном платье,
прижимая к груди обветшалую ночную сорочку. Едва завидев его, она сразу всё поняла:
— Они здесь? — только и спросила Изабель упавшим голосом. Разжавшиеся девичьи руки выпустили притиснутую к груди рубашку, и она мягкой бесформенной грудой легла к ногам девушки. Воин в монашеской рясе опустил глаза. — Я знаю, что они здесь, иначе бы ты не вошёл ко мне. Я останусь и приму свою участь. А ты беги… беги, мой добрый друг, спасай свою жизнь.
В ответ странный монах молча подошёл к постели и сдёрнул с неё покрывало. Затем накинул его на плечи Изабель и подхватил её на руки. Они лишь на мгновение встретились взглядами.
Неизвестно, что именно увидела в глазах своего друга и защитника Изабель, но с того момента она более не произнесла ни слова.
А странный монах с ней на руках покинул келью. Мгновением позже он нырнул в полутёмный коридор. Он шёл так быстро, как только мог, укутывая Изабель плотнее в ветхое покрывало.
Сумрачный коридор привёл к запертой маленькой двери. Здесь странный монах опустил девушку на пол и взялся за засов. Дверь бесшумно отворилась. В лицо обоим колко ударили тысячи снежинок. Не обращая на них внимания, он вышел наружу и быстро настороженно осмотрелся.
После чего вернулся, опять поднял Изабель на руки и снова вышел, уже с нею на руках.
Сжимая драгоценную ношу, он целенаправленно двинулся к ограде монастыря. Где-то там должна была находиться калитка. Поднявшийся к ночи ветер сёк его лицо и руки острой снежной крупой, запутывался в волосах, превращая их в седые космы. До ограды оставалась самая малость, когда до слуха беглецов донёсся явственный шум. И что самое странное, шум шёл со стороны ограды. Ещё не видя опасности, странный монах осознал, что их загоняют в ловушку. По всей видимости, те, от кого они с Изабель скрывались в аббатстве и от кого бежали сейчас,
успели расставить своих людей повсюду. Это предполагало предательство со стороны одного из братьев аббатства. Но рассуждать на эту тему было некогда. Следовало принять решение. И он его принял. Он резко свернул вправо и побежал в сторону одиноко возвышающейся колокольни.
Он не видел врагов, но чувствовал их дыхание за спиной. Достигнув колокольни, он вбежал внутрь и, опустив Генриетту, быстро задвинул тяжёлый деревянный засов на двери.
Прошло менее минуты, когда дверь начали сотрясать мощные удары. Вслед за ними раздались угрожающие голоса:
— Откройте дверь и сдавайтесь. Только так вы сохраните свою жизнь!
Изабель устремила на монаха умоляющий взгляд.
— Я знаю, что это ложь. Они не пощадят нас. Но ты… ты можешь спасти свою жизнь. Они не станут тебя преследовать, если получат меня.
Ответом стал угрюмый взгляд и вздёрнутая рука. Она показывала Изабель на узкую лестницу,
что вилась спиралью вдоль стены до верхнего основания башни. Странный монах нагнулся и без видимого труда оторвал по кругу нижний край своей рясы вплоть до самого колена.
Почувствовав полную свободу в движениях и избавившись от опасности запутаться в складках собственной одежды, он вытащил шпагу и снова устремил взгляд на девушку. Её глаза невольно наполнились слезами. Не нужно было никаких слов. Его поступки говорили о том, что он позволит прикоснуться к ней не раньше, чем сам расстанется с жизнью.
В этот миг раздался оглушительный треск, и в досках двери показалось острие топора. Один за одним гулко сыпались новые и новые удары. Дверь сотрясалась, во все стороны летели щепки.
Изабель смотрела на своего спутника так, словно прощалась с ним навсегда. Все её чувства выразились в лёгком рукопожатии. Покрывало сползло с её плеч, странный монах подхватил его, резким движением снова накинул его ей на плечи и жестом велел двигаться вверх по лестнице.
Подчинившись, Изабель побежала по ступенькам — выше, выше. Следом за нею, спиной вперёд,
не спуская жёсткого сосредоточенного взгляда с уже почти выломанной двери, стал подниматься и странный монах. Несколько долгих мгновений старинная дубовая дверь ещё сдерживала натиск нападавших, но вот она обрушилась с грохотом, и внутрь ворвались несколько вооружённых шпагами и кинжалами людей с перекошенными азартом погони лицами.
Глава вторая
Несколькими часами ранее на одной из грязных улочек Парижа, служивших прибежищем для всякого рода нищих и убогих, раздался кислый голос:
— Агриппа! А здесь не так плохо как мне казалось!
— Проклятье на твою голову, итальянец, говори тише, — раздалось в ответ шипенье, видимо,
принадлежащее тому самому Агриппе, к которому и был обращён голос.
На деле голоса принадлежали двум отталкивающей наружности существам. Одеяние этих двоих состояло из разного рода драных и засаленных обносков, коими погнушался бы самый нищий попрошайка, ибо даже он, распоследний бедолага, не опустился бы до столь безобразного вида.
Шляпы «господ» также заслуживали брезгливого внимания. Для начала следовало сосредоточиться на цвете, или вернее на его отсутствии, ибо при всём желании невозможно было понять, какого они когда-то были колеру. Равно как и оставался загадкой замысел шляпника,
явившего свету причудливые формы сих достойных изделий. Радовали глаз только перья,
торчавшие на шляпах — они были лишь слегка ощипаны. Под стать общему обличью были и лица этой странной пары. Глядя на них, возникала уверенность в том, что некоторые люди и по сей день воспринимают воду единственно как способ утолить жажду.
Итак, два чумазых человека в отвратительной нищенской одежде двигались по узкой улочке,
зажатой с двух сторон жалкими полуразвалившимися лачугами. Они ступали с осторожностью,
опасаясь наступить на очередного нищего, коих здесь обретало неимоверное количество. Часть из них лежали прямо на земле, другие полулежали, опираясь спиной о более-менее целые стены, третьи стояли на коленях с протянутой рукой. Всех их чужакам приходилось обходить. И в довершение ко всему стоило быть постоянно настороже, дабы не усугубить своё и без того беспримерное рваньё порцией выплеснутых из окна помоев.
— И это Париж? Куда я попал? — бормотал время от времени тот, кого назвали «итальянец». — Все опасности ничто по сравнению с унижением, которое мне приходится терпеть в этой кошмарной одежде и на этих жутких улицах.
— А кто говорил «что здесь не так плохо»? — тут же возле уха раздался насмешливый шёпот его спутника.
— Злая шутка… очень злая. Мне следовало выразиться несколько иначе. К примеру…
— Помолчать немного. На нас уже поглядывают с подозрением. Этих людей трудно обмануть. Они безошибочно определяют «своих». Необходимо убираться отсюда, и как можно скорей.
— Агриппа, друг мой… выведи меня отсюда, отведи на берег реки, и в обмен ты получишь мою вечную признательность.
— Берегись! — неожиданно вскричал тот, которого называли «Агриппа». Он схватил своего спутника за плечо и рывком оттянул назад. В ту же минуту раздался страшный грохот.
Обвалилась часть крыши дома, мимо которого они проходили. Куски черепицы упали прямо посреди улицы и разлетелись на мелкие осколки, причиняя значительный ущерб всем, кто оказался в непосредственной близости. Вслед за стонами раненых, раздалось невнятное бормотанье, в котором слышался явный ужас:
— Камнепад… какие несчастья ещё меня подстерегают?
В этот миг раздался громкий крик: «Внимайте и слушайте!»
Разносясь по улицам, призыв этот повторялся раз за разом. Оба нищих пошли так быстро, как только позволяло положение, и вскоре оказались на небольшой площади. Далеко впереди возвышался длинный мост, а рядом с ними постепенно стала образовываться толпа — больше и больше с каждой минутой — люди выходили из дверей, группки выворачивали из всех переулков, весьма разношёрстные личности сбегались, сходились, сползались к площади со всех сторон. Не сговариваясь, оба нищих поспешили вслед за ними, оказавшись очень скоро в огромной толпе.
