Висенте Бласко-Ибаньес - Майский цветок
А верхній городъ, гдѣ живутъ мавры? Силы Небесныя! Вотъ ужъ стоитъ посмотрѣть! Помнятъ ли они тотъ проулочекъ въ Грао, у базара, гдѣ, разставивъ локти, упрешься въ обѣ стѣнки? Ну, такъ это – очень широкая улица, сравнительно съ тѣми щелями, что перекрещиваются въ верхнемъ кварталѣ, почти закрытыя сверху выступами крышъ, а внизу полныя нечистотъ, стекающихъ по плитамъ крылецъ. Приходится подкрѣпляться во всѣхъ попутныхъ кабакахъ, когда хочешь пролѣзть въ такія улицы; да и носъ необходимо затыкать передъ лавками, жалкими норами, на порогѣ которыхъ эти разбойники мавры курятъ на корточкахъ, лопоча Богъ знаетъ что на своемъ собачьемъ языкѣ.
Тамъ можно въ самомъ дѣлѣ прожить припѣваючи и въ дни безденежья набить себѣ животъ за гроши. У кого крѣпкій желудокъ и кому не страшно видѣть, какъ ѣдятъ «кускусъ» руками, которыми только что гладили себѣ ноги, тотъ можетъ за реалъ получить полную тарелку и въ придачу два яйца, красныхъ какъ на Пасхѣ, а потомъ напиться кофе изъ чашки величиною въ орѣховую скорлупу, растянувшись иа эстрадѣ арабской таверны, послѣ чего уснуть подъ флейту и два тамбурина.
Все, что хочешь, тутъ есть для веселья. Жалостливыя мавританочки, готовыя къ услугамъ каждаго, съ расписными лицами, ногтями, окрашенными въ синюю краску, и грудью, испещренною грубой татуировкой, зазываютъ къ себѣ прохожихъ, стоя на порогахъ; въ баняхъ, голстыя негритянки съ глазами, какъ у фарфоровыхъ собакъ, улыбаются, предлагая сдѣлать вамъ массажъ своими толстенными лапами; и, чортъ возыіи! есть еще и барыни, закутанныя такъ, что видишь только носъ да одинъ глазъ, въ широкихъ штанахъ, въ которыхъ онѣ ходятъ покачиваясь, и въ плащахъ, изъ подъ къторыхъ выглядываютъ: расшитая золотомъ курточка, руки, похожія на ювелирную выставку, к объемистая грудь съ безчисленными ожерельями изъ мелкихъ монетъ и полумѣсяцевъ.
А что за глаза, ребятушки! И что за фигуры! Онъ до сихъ поръ помнитъ одну зажиточяую негритянку, которую встрѣтилъ наверху, въ переулочкѣ. Что подѣлаешь? Ужъ у него такой характеръ, и онъ не могъ устоять: ущипнулъ ее въ эти широкіе штаны, какъ будто гіустые, но въ которыхъ оказалось нѣчто твердое, какъ камень. Негритянка завизжала, какъ крыса; на него накинулось десятка два грязныхъ молодцовъ съ ужасными дубинами; тогда онъ самъ и оба пріятеля, съ нимъ бывшіе, выхватили ножи, и сраженіе длилось до тѣхъ поръ, пока не явились зуавы, которые свели ихъ въ кутузку. Пришлось просидѣть два дня; потомъ консулъ приказалъ ихъ выпустить.
Матросы жадно слушали, восторгаясь его подвигами; пока они хохотали, обсуждая исторію съ негритянкой, Антоніо посмотрѣлъ на свои ноги съ выраженіемъ усталости и пробормоталъ:
– Ахъ, въ тѣ времена я былъ бойчѣе!
Вдругъ хозяинъ вскрикнулъ: что-то отошло отъ берега и приближалось. Красный огонь увеличивался съ минуты на минуту, и слышенъ былъ глухой шумъ воды, точно къ лодкѣ плыла большая собака.
To была паровая шлюпка изъ «склада». Здоровый парень съ бѣлокурыми усами и въ синей фуражкѣ прыгнулъ на палубу «Красотки» и на смѣшанномъ нарѣчіи африканскихъ портовъ, состоящемъ изъ языковъ итальянскаго, французскаго, греческаго и каталанскаго, отдалъ Ректору отчетъ въ своей мессіи: «Заказъ мусью Марьяно изъ Валенсіи полученъ своевременно; ихъ ждутъ съ предыдущей ночи; сигналъ замѣченъ, и грузъ вонъ тамъ, готовъ къ наискорѣйшей нагрузкѣ: потому что, хотя французскія власти притворяются, будто не видятъ, однако въ такихъ дѣлахъ всегда лучше не зѣвать».
– За дѣло! – крикнулъ Ректоръ. – Грузимъ!
И съ маленькаго пароходика, труба котораго едва возвышалась надъ грудою товара, начали переходитъ въ лодку толстые тюки, запакованныѳ въ клеенку и распространявшіе острый запахъ. Оба судна были сцѣплены и перегрузка совершалась легко. Широко открытый люкъ поглощалъ тюки, и, по мѣрѣ того, какъ совершалась эта операція, «Красотка» осѣдала все глубже, глухо скрипя, какъ терпѣливое животное, стонущее подъ непосильнымъ бременемъ.
Бѣлокурый парень со шлюпки разсматривалъ лодку съ возраставшимъ изумленіемъ. «Возможно ли надѣяться, что эти гнилыя доски выдержатъ?» Но Ректоръ отвѣчалъ, ударяя себя въ грудь, какъ будто для подтвержденія увѣренности, уже начинавшей слабѣть.
– Да, да, она выдержитъ, и мы возьмемъ весь грузъ! Ни одного тюка не оставимъ! Съ помощью Божьей и Господа Іисуса я разсчитываю доставить мой грузъ по назначенію послѣзавтра въ ночь и сложить его на пристани въ Кабаньялѣ.
Трюмъ былъ полонъ, и тюки нагромождались на ветхую палубу, подпираемые деревяшками и привязываемые веревками къ обшивкѣ, чтобы не упасть въ море.
– Желаю удачи, хозяинъ! – произнесъ на своемъ варварскомъ нарѣчіи бѣлокурый парень, снявши картузъ и крѣпко сжимая руку Ректора.
И пароходикъ отплылъ.
* * *«Красотка* распустила парусъ и пошла на Западъ, оставивъ за собою городъ, въ которомъ освѣщеніе мало-по-малу гасло.
Сердце у Ректора сжималось. «Ахъ, да не забудетъ насъ Богъ и не пошлетъ намъ шквала!» И въ хорошую-то погоду надо было дивиться, какъ еще плыветъ эта лодка, осѣвшая чуть не до бортовъ, лѣнивая въ движеніяхъ и поднимавшая носъ до того медленно, что даже при слабомъ волненіи вода хлестала на палубу, точно въ бурю! Антонію же, свободный отъ тревоги за собственность, подшучивалъ надъ этою посудиною, сравнивая ее съ торпедной лодкой, у которой палуба бываетъ вровень съ водою.
На зарѣ смутный сипуэтъ мыса Мала Дона былъ уже назади, и лодка скоро вышла въ открытое море.
О нагрузкѣ, сдѣланной съ такою быстротою въ виду порта, подъ покровомъ ночи, Ректоръ вспоминалъ, какъ о промелькнувшемъ снѣ, очутившись опять на просторѣ Средиземнаго моря, безъ малѣйшаго берега на горизонтѣ. Но сомнѣнія его исчезали при видѣ тюковъ, на которыхъ спалъ экипажъ, утомленный ихъ перетаскиваньемъ, и, наконецъ, самымъ рѣшительнымъ доказательствомъ служилъ черепашій ходъ несчастной перегруженной «Красотки».
Единственное, что успокоивало Ректора, это была благопріятная погода. Попутный вѣтеръ и спокойное море: при такихъ условіяхъ лодка дойдетъ до Валенсіи! Хозяинъ ея начиналъ понимать, насколько смѣло было его предпріятіе плыть на такомъ корытѣ. И, хотя совсѣмъ не зная страха, онъ вспомнилъ не разъ объ отцѣ своемъ, храбромъ морякѣ, который смѣялся надъ моремъ, какъ надъ благосклоннымъ пріятелемъ, что не помѣшало ему, однако, утонуть въ морѣ съ лодкою, въ которой потомъ вытащили на берегъ его разложившійся трупъ.
«Красотка» плыла безъ приключеній до зари слѣдующаго дня. Небо было облачно; длительная дрожь пробѣгала по морской поверхности. Мысъ св. Антонія скрывался въ туманѣ. Монго былъ перерѣзанъ двумя поясами облаковъ, такъ что вершина его какъ будто висѣла въ пространствѣ.
«Красотка» зловѣще клонилась на лѣвый бокъ; надутый парусъ почти касался волнъ; шли быстрымъ ходомъ. Признаки надвигающейся непогоды тревожили хозяина: вѣдь для разгрузки-то придется ждать ночи.
Ректоръ вдругъ бросилъ румпелъ и выпрямился. Взглядъ его былъ пристально устремленъ на какойто парусъ, показавшійся на сѣромъ фонѣ берега: «Чортъ возьми! Онъ не ошибся: эта лодка ему извѣстна хорошо. Таможенная шлюпка сторожитъ, крейсируетъ передъ мысомъ! Нашелся доносчикъ въ Кабаньялѣ и наплелъ, что «Красотка» вышла не для ловли».
Антоніо съ безпокойствомъ глядѣлъ на брата. Тотъ не колебался: «времени еще много, нужно вернуться въ открытое море». И «Красотка», перемѣнивъ направленіе, удалилась отъ мыса, убѣгая на сѣверо-востокъ. Вѣтеръ благопріятствовалъ этому маневру, и она шла съ большою скоростью, каждую минуту ныряя въ волнахъ своимъ тяжелымъ кузовомъ.
Почти тотчасъ шлюпка сдѣлала такой же поворотъ и погналась за лодкой. Таможенный челнокъ былъ лучше и легче; но онъ былъ еще далеко отъ «Красотки», а Ректоръ рѣшился бѣжать безъ остановокъ, хотя бы на конецъ свѣта, если до тѣхъ поръ море не поглотитъ старое корыто вмѣстѣ съ грузомъ,
Погоня продолжалась до полудня: лодки несомнѣнно уже были на широтѣ Валенсіи. Но шлюпка внезапно повернула и поплыла къ землѣ. Ректоръ безъ труда угадалъ намѣреніе таможенныхъ: такъ какъ погода была ненадежная, щлюпка предпочла лавировать, въ увѣренности, что рано или поздно «Красотка» пристанетъ къ берегу, чтобы снять грузъ. «Разъ намъ дана отсрочка, большое спасибо! А сейчасъ, ребятушки, нужно куда-нибудь пристать, потому что въ такой посудинѣ не переждешь непогоды на морѣ. Скорѣе, въ Колумбреты, убѣжище честныхъ моряковъ, принужденныхъ скрываться за свою любовь къ торговлѣ!»
Въ девять часовъ вечера, когда зеленыя волны, глухо вздымаясь, толчками увлекали «Красотку» въ безумную пляску, старая лодка, руководясь маякомъ, проникла въ Колумбрету-Майоръ, угасшій кратеръ, изрытый волнами, полукругъ изъ отвѣсныхъ скалъ, на одной изъ оконечностей котораго стоитъ башня маяка съ жилищами его сторожей, а посрединѣ имѣется озерко воды, всегда спокойной, если только нѣтъ восточнаго вѣтра.
