Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 5
Дослушав начальника госпиталя, соперник великого англичанина бросил несколько слов через плечо, и в протянутой назад полководческой руке немедля оказался какой-то предмет. С неожиданной для его возраста проворностью генерал переместился по поляне и сразу очутился возле меня. Еще через несколько мгновений на моей шее висел русский орден. Я сумел вытянуться и щелкнуть каблуками. Командующий похлопал меня по плечу и заспешил дальше. За ним двинулась офицерская свита, которую я поначалу не заметил. Мелькнул белый мундир кого-то из начальников нашей конницы. Солдаты сразу потеряли строй и начали расходиться по фурам и телегам. Было видно, что многим из них надо срочно делать перевязки. Кто-то сбоку сунул мне флягу с вином. Я сделал несколько глотков, и в голове у меня перестало шуметь. По груди разливалось судорожное тепло. Я присел на камень и понял, что мне нужно простое жестяное ведро. И срочно.
Я недомогал четыре дня. Это оказалось не опасно – болей совсем не было и ни одна конечность не теряла чувствительности. Скоро я понял, что не умру. Войска стояли на месте, и меня никто не тревожил. Постепенно ко мне возвращались силы и звуки. После выздоровления я подал рапорт о поступлении в русскую армию. Начальник лазарета успел мне дать совет, за который я ему до сих пор благодарен: «Сделайте так, чтобы вы числились вольнонаемным врачом, а не штаб-лекарем, иначе будет очень тяжело уходить в отставку, если вам, конечно, этого однажды захочется».
Мой рапорт был принят. Меня взяли на жалованье и определили место в медицинском обозе. Выдали еще одну пару сапог и зачем-то инкрустированные ножны без сабли. К тому же, несмотря на все желание обратного, меня представили к не самому младшему офицерскому чину и дали удостоверяющую это бумагу, которая, как я потом узнал, была, в лучшем случае, полуофициальна. На мое, естественно, счастье. Познакомили с коллегами. Они вежливо улыбались в сторону. Поздравляли. Удивительно, но первое впечатление меня не обмануло – почти все врачи в русском госпитале были немцы или шведы. Кажется, я с кем-то выпивал. Потом долго брел обратно в имперский лагерь, чтобы назавтра собрать вещи и больше уже туда не вернуться: через все эти овраги, засеки, канавы… В низине еще дотлевала деревня – мне сказали, она называется Кунерсдорф. Точнее, называлась. Вспомнил: надо завтра отправить письмо в посольство и отчитаться о перемене моего положения. И сообщить о битве – все, что я смогу откопать в контуженной памяти. Этого у меня никто не требовал, но pacta servanda sunt.
Стояла пухлая, чревоугодливая луна. Из дальнего болота неизвестная птица упорно водила смычком по одной-единственной струне. Я был еще достаточно молод.
Конец первой части.
Зиновий Кане – инженер-кораблестроитель, кандидат технических наук в области сверхкрупнотоннажных танкеров для перевозки сырой нефти. В Штатах – с марта 1979 года. Работал в Танкерном департаменте компании Exxon International во Florham Park (NJ), в Техническом отделе по проектированию, строительству и обслуживанию сверхкрупнотоннажных танкеров, а с 1990 года – в группе, управлявшей зафрахтованными судами.
Стихотворения
Восстание души
Восстание души,
Проклятие ума.
Скрывается в глуши
Бездумия чума.
Бесплодная борьба,
Война с самим собой...
Беспутная судьба
Сметает жизни строй.
Бессменный часовой
Не спит, не ест, он ждет:
За тайною стеной
Ход времени замрет.
Войдет последний шаг
В прохладу темноты,
В заветный саркофаг
С рисунком золотым.
Нырнет за горизонт
Зарниц кровавый след.
Замрет церковный звон.
Мы здесь.
Мы есть.
Нас нет...
* * *
Ах, трудно дышится порой,
Хоть воздух свеж и солнце над землей.
Вдруг мелкое, невнятное терзанье
Закопошится в глубине сознанья,
И страх взовьется пылью серой,
Еще не проявившись полной мерой.
С собой тогда ты сам поговори,
Взгляни на тех – с тобою рядом,
Поставь свечу, пускай она горит,
Зажги ее своим ты взглядом,
И в колыханиях теней свечи горящей
Пути найдутся к жизни предстоящей...
Прощальный разговор
– «Где это?» – «Там». – «Когда?» – «Скоро».
– «Зачем?» – «Надо». – «Куда?» – «В горы».
– «В горы?» – «Да! Поближе к небу».
– «Ты знаешь, что там?» – «Нет, я там не был».
– «А как надолго?» – «Да навсегда».
– «Билеты есть?» – «Не надо туда».
– «А что другие о том говорят?»
– «Оттуда никто не вернулся назад».
– «Там хорошо?» – «Лучше не надо».
– «Как получил?» – «Это награда».
– «За что?» – «За все мои достиженья».
– «Чего ты достиг?» – «Не имеет значенья».
– «Вещи собрал?» – «Нет, там ни к чему.
Никто не берет, и я не возьму.
Время пришло: давай прощаться».
– «Торопишься?» – «Нет, надо собраться».
– «Ты ж без вещей, сказал – ни к чему».
– «Я о другом». – «Тебя не пойму!
Ну что ж, друг, прощай!»
– «Нет! До свиданья...»
* * *
Знаю, не быть мне в храме прелатом,
Знаю, раввином не быть в синагоге,
Мне не стоять на коленях средь многих,
В дикой тайге мне не прыгать шаманом.
Хоть и пою я богу молитвы,
Но не молюсь ему я при этом,
Мне не стоять с головой неприкрытой,
Нет, я не часть его денной ловитвы!
Цыганке
Не зови, не тяни, не загадывай,
Ты улыбкой своей не приваживай,
Не мани глазами бездонными,
Так слезами обманно полными.
И слова с придыханьем горячие,
Твои взгляды пустые, незрячие
Улетают туда – в бесконечность,
Где заснула в беспечности вечность.
Ты покой и года не кради,
Закипевшую кровь остуди,
Не трави мое сердце в груди!
Отойди от меня! Уходи!
* * *
В ночи, когда огни сгорят,
Без расписанья, долгожданный,
Вдруг уловлю я встречный взгляд
Ни от кого – он безымянный.
Когда и кто его мне бросил?
Хотел его бы удержать.
Ответа, знаю, он не просит.
Мне взгляд никак не разгадать.
Он тихо мне прошепчет что-то,
Но мне ресницы опалит...
Послал мне взгляд случайный кто-то,
Назад к нему он улетит.
В тиши умчится в никуда
И не вернется никогда...
* * *
В заоблачных высотах две души
Друг друга крыльями нечаянно коснулись.
Им было не к чему и некуда спешить.
Безмолвные, безвесные они,
Бесплотные. И пустота кругом да звезды
Гирляндами развесили огни.
Без памяти, без прошлого, без снов,
Они с печалью чуть заметно улыбнулись,
Друг другу все сказав без слов.
Крылами мощными они взмахнули,
Единым вздохом грудь не затруднив,
В миры далекие бездумно упорхнули.
* * *
Кaрты изыщи забытые,
Письмена прочти старинные,
Строки пойми истертые.
Пройди по тропам нехоженым
В землях глухих, неухоженных,
Приди к курганам уснувшим,
Спящим сном беспробудным
В просторах диких полей.
В подземных царствах глубинных,
В алмазных копях заброшенных,
В забоях, рудою заваленных,
В пещерах скрытых, утаенных,
В озерах, до дна промерзших,
В дебрях глухих, заросших,
Богатства найдешь несметные
Всех времен и людей.
Правду увидишь скрытую,
Страданья, слезами омытые,
Слезы, морями разлитые.
Любовь откроешь разбитую,
Любовь, вечно живущую,
Надежду, вперед зовущую.
Жизни найдешь пережитые,
Жизни найдешь недожитые,
Жизнь найдешь умирающую,
Жизнь всепобеждающую
Всех времен и людей...
* * *
To think that any fool may tear
By chance the web of when and where.
Набоков
Подумать только, что глупец
Напялить может свой колпак,
Представив, что надел венец –
И принцем стал запросто так.
И крыльями готов взмахнуть,
Которых нет и быть не может,
И с высоты на всех взглянуть
И свою глупость тем умножить.
Те, кто надежду потерял,
Во снах ни разу не летал.
Им оказаться не дано
В других мирах. Давным-давно
В пещерах жить забытых снов
Судьбой им вечно суждено.
Покидая Поконо
Куда исчезли, где они –
Часы, минуты, годы, дни?
Как кони дикие, умчались.
От нас сбежали не печалясь
И в бесконечности пропали...
Я знаю, знаю – у меня
Их не отняли, не украли.
Должны признаться ты и я:
Беспечно мы их разбросали.
Не то что мы их позабыли –
Они прошли, мы их прожили.
