МИХАИЛ - СУПОСТАТКА
-Привет. Мы с тобой сегодня одинаково неважно выглядим. Кушать хочешь? Вон,
возьми. Самообслуживание. Бери всѐ.
Я говорил тихо, спокойно, не шевелясь. Раиса Федоровна напряжѐнно смотрела на
меня, сверля жѐлтыми щѐлочками.
-Что? Не веришь? На полном серьѐзе: бери все.
Раиса Фѐдоровна не шелохнулась.
-Извини, но это хамство: заставлять усталого, больного человека прислуживать. Кто
ты мне? Жена, дочь? Ладно, учти: в последний раз.
Я неторопливо поднялся. Раиса Федоровна отпрянула в сторону, но не убежала,
неопределѐнно фыркнула.
46
-И нечего фыркать. Я тоже живой, и у меня вон руки-ноги болят.
Бросил связку зайцев в ноги Раисе Федоровне. Стрельнула в меня угольками глаз,
схватила зайца поперѐк туловища, и метнулась в ближайший куст, унося всю связку.
-Приятного аппетита.
Валяться расхотелось, зато родилось огромное желание чего-нибудь пожевать.
Готовить существенное было лень, да и всѐ мясо отдал Раисе Федоровне, так что пока
обойдусь чайком. В крайнем случае, погрызу копчѐную рыбку.
Только мой Слоник ожил, радостно загудел, как во дворе послышалось призывное
мычание.
Выбегаю: у самого входа стоит Настя, телята с любопытством замерли у загона,
рассматривают поросят.
-Пришла!- несказанно обрадовался, в порыве чувств, подлетел, обнял Настю за
шею.- Спасибо! Спасибо! Умное решение. Я буду хорошим заботливым хозяином. Хату
вам построю, сена заготовлю...
Короче говоря, стали мы жить-поживать вшестером. Раиса Федоровна чисто
номинально.
То ли Настя была из рекордсменок, то ли мне в благодарность, но молока давала
столько, что хватало и телятам, и поросятам, и мне. И ещѐ излишки оставались. Молоко
было жирное, густое, изумительно вкусное. Выдуешь литр парного утречком, и до обеда
ходишь сытый. Излишки молока позволили разнообразить моѐ меню: простокваша,
творог, сметана.
Понравилось молочко и Раисе Федоровне. Она всѐ чаще стала попадаться на глаза.
И заметно преобразилась: округлилась, шерсть стала чистой и пушистой, досадный
штырѐк хвоста исчез. В течение дня дверь держал приоткрытой, но Раиса Федоровна ни
разу не зашла. Может, боялась превратиться в домашнюю кошку? Она избрала иной
вариант: поселилась под избой, рядом с камнем, тоесть поближе к кормушке, где еда
практически была постоянно.
Как-то раз, наливая в миску молоко, набежала мыслишка: бесполезную нахлебницу
кормлю. Прицепилась неотвязная, как репей: нехорошо поступаешь, против природы -
хищницу превращаешь в ленивое существо. Зачем?
А, действительно, зачем? Выгоды никакой. Потешить самолюбие: ах, какой я
добренький, бескорыстный? Перед кем рисуюсь? Перед Настей, Машкой, Борькой,
Антошкой и Наташкой (так я "окрестил" телят)? Мол, смотрите, меньшие братишки и
сестрѐнки, какой у вас старший замечательный брат? Бред, согласитесь.
Не прошло и двух дней, как мудрая Природа дважды продемонстрировала мне, что
глубоко неправ.
Среди ночи меня разбудила сирена. Это спросонья так показалось, потом-то я
сообразил: кричала Раиса Фѐдоровна. Ощущение было такое, будто дюжина мартовских
котов собралась под дверью и устроила капеллу.
Если я проснулся, то вновь заснуть большая проблема. Так у меня всегда было, с
раннего детства. Должно пройти часа два-три, прежде чем вернѐтся сонливость.
Собственно, по этой причине однажды я и стал писать: ночь, все домашние спят, нужно
было чем-то убить время, вот и пришло на ум заняться сочинительством. И бесшумно, и
приятно-увлекательное времяпрепровождение. Сон, как правило, возвращался часам к
шести: без сопротивления валил с ног, швырял в бездонную пропасть...
Я вышел во двор и, на некоторое время, просто опешил от увиденного(ночь была
светлая, лунная).
В загоне сбились в угол поросята и телята, перед ними, защищая их корпусом,
стояла Настя, наклонив голову и выставив вперѐд рога на нападавшего. А им был самый
настоящий волк. Судя по его замызганному виду, старый одиночка. Было видно, с каким
трудом приходилось ему уворачиваться от рогов Насти. Видимо отчаянье и жуткий голод
толкнули старика на безрассудный поступок.
На жерди изгороди стояла взъерошенная Раиса Федоровна и вопила, что есть мочи.
47
Я, наконец, пришѐл в себя: схватил первое попавшееся поленце и швырнул в волка.
Не попал, но поленце просвистело перед самой волчьей мордой, и это его охладило:
отпрыгнув, метнулся к изгороди.
И тут (кто б рассказал - не поверил бы) следом сиганула Раиса Федоровна, догнав,
саданула когтистой лапой по тощему плешивому заду волка. Взвизгнув по-собачьи, серый
переметнул через изгородь - и был таков.
Настя повернулась к детям, как бы спрашивая: всѐ в порядке? не напугались?
Антошка с Наташкой ткнулись ей в бока, пристроились к титькам. Должно быть,
страх возбудил аппетит.
Поросята, хрюкнув, видимо благодарность Насте, потрусили к своему домику.
Раиса Фѐдоровна вновь забралась на изгородь, пристально всматриваясь в меня.
-Ну, ты прямо супергероиня. Молодец!
Фыркнула насмешливо: мол, ничего геройского, так, развлеклась на досуге.
К изгороди подошла Настя.
-Ты тоже молодец! - я погладил еѐ широкий лоб. - Благодарю вас девчонки.
Постараюсь вам соответствовать.
"Оппонент" мой заткнулся, и ретировался. Ведь ясно же, как дважды два, что добро
рождает ответное добро, будь то человек или молодая рысь. Могла, по сути, молчком
затаиться под домом, что ей эти поросята, телята? Так нет, тревогу "просигналила", и на
передовую вышла. Охранница!
А на другой день - и в последующую неделю,- Раиса Федоровна проявила себя так,
что я до сих пор, тыщи лет спустя, с трудом в это верю. Всѐ кажется, не со мной это было, кто-то рассказал...
Последних два дня занимался уборкой урожая. Чужого, правда, но что поделаешь,
так получилось... Хозяева, думаю, не в обиде, не сочтут ворюгой.
На счѐт пшеницы я ошибся: еѐ здесь не было. Овѐс, рожь, ячмень. И уже вполне
созрели. Аккуратненько серпом срезал тугие колосья и набивал ими специально
сплетѐнные короба.
Погода установилась ясная, солнечная. Думаю, градусов 20 было. Я работал в
одних лубочных шортах, ито жарко было. Бабье лето, однако, жаль, заканчивалось.
Через недельку, если не раньше, осень заставит забыть о лете.
Зерно-это ещѐ не все богатства, владельцем которых я стал. За ржаным полем
оказался огород! И просто божественный подарок (чудо!), что его не разорили те же
кабаны. Всѐ созрело и умоляло меня поскорее убрать. Редька, репа, морковь, укроп, лук, чеснок, капуста, горох, бобы. Я как всѐ это увидел, на добрые пяток минут элементарно
ошалел. Упал на колени, не веря глазам своим, как безумец, ползал по грядкам, трогая
каждую луковицу, каждый вилок, каждый стручок...
Первым делом, конечно, убрал огород. Господи, с каким же наслаждением я грыз
первую вырванную морковину, затем лущил гороховые стручки, закончил капустным
листом и луковицей! В эти минуты для меня не было в мире ничего вкуснее. Ещѐ бы
картошечки... Но, увы! картошечка в далѐкой ещѐ не открытой "Америке".
Так вот, я заканчивал страду. Забит доверху колосьями последний короб. Могу
смело сказать: ни колоска, ни зѐрнышка не осталось в поле. И день как раз к исходу
катился. Поработал я на славу, заслужил награду: приготовлю себе к ужину нечто
эдакое...
Возможно, слишком радостен и счастлив был у пепелища, у могилы хозяев этого
урожая, тем самым совершил грех. И последовала расплата.
Десятки раз я прошѐл этим маршрутом, уже и тропа протопталась, и дерево это
сухое, сучковатое, упавшее на "плечо" соседке осине примелькалось...
Вобщем, шѐл я неторопясь, блаженствовал, за плечами короб, расслабился
настолько, что в нужный момент просто не успел собраться. Едва поравнялся с осиной,
как сухое дерево отвалилось и плашмя устремилось вниз. Я только успел вскинуть голову, а уже в следующую секунду меня садануло по плечу, свалив, и дюжина острых "копий"
пронзила моѐ бедное тело...
48
... Очнулся с ощущением, что меня забетонировали, оставив свободными глаза и
уши. Ни рукой, ни ногой не пошевелить. На грудь, живот и левую ногу давил ствол.
Позвоночник, казалось, превратился в негнущийся металлический стержень.
Небо ясное, звѐздное, за макушку сосны зацепился месяц и сочувствующе взирал
на меня.
Где-то недалеко, солируя, ухал филин, к нему, фоном, примыкали другие голоса и
звуки ночного леса.
Всѐ, каюк мне? Онемевшее тело... скверный симптом. Сломало позвоночник? Тогда
пиши, пропало. Тихо и спокойно отойду в мир иной, и звери растащат мои косточки. Был
Михаил - нет Михаила...
Кстати, вон кто-то уже пристроился, и, возможно, уже ест мою бесчувственную
