Джон Кейжу - Открытия, которые изменили мир
Дэви работал в лаборатории, в его обязанности входило изучение свойств оксида азота. Он должен был не только вдыхать газ сам, но и предлагать его посетителям, которые затем описывали свои ощущения. Во время одного из сеансов Дэви сделал любопытное наблюдение: после вдыхания газа у него перестал болеть прорезывающийся зуб мудрости. Но хотя это привело его к знаменитому заключению о потенциальном значении оксида азота в хирургии, Дэви не уделил этому вопросу особого внимания, отвлеченный другими интересными свойствами газа.
В отчете за 1800 г. под названием «Исследования химические и философские, касающиеся в основном оксида азота, или связанного азотного воздуха, и его вдыхания» Дэви, основываясь на собственном опыте, дал развернутое красочное описание этих свойств. В числе прочего он писал следующее.
Мои ощущения были поистине завораживающими… По мере того как приятные эмоции усиливались, я потерял связь с окружающим миром. Потоки ярких видений проносились в моем сознании и причудливо соединялись со знакомыми словами, производя небывалые новые ощущения. Мир наполнился новыми связями и новыми идеями…
Когда Дэви попросил добровольцев, которые вдыхали оксид азота в его лаборатории, письменно изложить свои ощущения, большинство сообщили, что почувствовали такое же изумление и удовольствие. «Описать мои ощущения нелегко, — писал некто Дж. У. Тобин. — Они были намного сильнее всего, что я испытывал ранее. Мои чувства чрезвычайно обострились, все вокруг производило неизгладимое впечатление. Мой разум воспарил до величайших высот». Джеймс Томсон описывал «будоражащее чувство в груди, весьма приятное: оно было таким огромным, что вызвало приступ невольного смеха, который я тщетно пытался подавить». И хотя некоторые, например М. М. Коутс, поначалу подозревали, что переживания, описанные в отчетах, следовало отнести скорее на счет чересчур живого воображения авторов, чем реального фармакологического воздействия газа, они тоже быстро отбрасывали сомнения. «Я не ждал никакого необыкновенного воздействия, — пишет Коутс, — но через несколько секунд ощутил подъем духа и неудержимое желание хохотать и танцевать. Прекрасно сознавая всю неуместность подобного поведения, я прилагал все усилия, чтобы подавить это желание, но безуспешно».
Пытаясь лучше понять, как оксид азота действует на тело и разум, Дэви даже дал вдохнуть газ двум парализованным пациентам и спросил, что они чувствуют. Один из них ответил: «Я не знаю, что чувствую», а другой сказал: «Я чувствую себя как музыка арфы». Дэви глубокомысленно отметил в своих записях, что первый пациент, вероятно, не имел переживаний, с которыми мог бы сравнить свои новые ощущения, а второй смог сопоставить их со своими прошлыми опытами в музыке.
Продолжая исследовать свои видения и ощущения, вызванные вдыханием оксида азота, Дэви обдумывал их значение с философской и поэтической точек зрения. Вокруг него сложился своеобразный клуб, в который входили поэты Роберт Саути и Сэмюэл Кольридж. Все вместе они вдыхали газ и обсуждали его влияние на художественную чувствительность.
Саути, вдохнув предложенный Дэви газ, пришел в полный восторг и сообщил: «Газ… придал мне силы и наполнил энергией каждый мускул в теле. Весь остаток дня я провел в приподнятом, чрезвычайно веселом настроении; мои слух, вкус и обоняние обострились необычайно. Должно быть, таким воздухом дышат в раю пророка Мухаммеда». Ответ Кольриджа был более сдержанным, однако он тоже написал Дэви: «Мои ощущения были в высшей степени приятными… такого беспримесного удовольствия я не испытывал еще никогда в жизни».
Хотя все это звучит как зарождение наркотического культа в духе 1960-х, важно понимать, что руководитель Дэви, Томас Беддо, был врачом и филантропом. У него были самые благие намерения, а цель созданного им Пневматического института состояла в том, чтобы произвести переворот в медицине. Экспериментируя с различными газами, он надеялся найти способ лечения «мучительных болезней», а также состояний, при которых «апатия и упадок духа становятся невыносимыми, как настоящая боль». Читая написанные Беддо строки, в которых он надеется «уменьшить сумму болезненных ощущений человеческого рода», нельзя не восхищаться его искренностью — а значит, и мотивацией, стоявшей за экспериментами Дэви.
Несмотря на благородные стремления, изучение эйфорических свойств оксида азота отвлекло Дэви от его обезболивающего потенциала. Более того, вскоре Дэви полностью утратил интерес к оксиду азота: через два года он ушел из Пневматического института и переключился на другие научные исследования. Позже он прославился как открыватель ряда химических элементов: калия, натрия, кальция, бария, магния и стронция. А к наблюдению за болеутоляющим эффектом веселящего газа он больше не возвращался. Более того, всего через несколько лет серьезное изучение оксида азота вообще прекратилось. В 1812 г. один из бывших энтузиастов предостерегал в своей лекции, что этот газ «поглощает, истощает и уничтожает жизнь так же, как кислород истощает фитиль, заставляя его сгорать слишком быстро». Некоторые историки утверждают, что оксид азота «был засмеян до полного забвения» теми, кто насмехался над нелепым поведением людей под его воздействием.
Итак, первые вылазки в царство анестезии зашли в постыдный тупик. Но забудем о том, как Гемфри Дэви кружится в безумном танце по своей лаборатории, и признаем, что веселящий газ не следует слепо осуждать за его эйфорические свойства. Ведь именно они позволили анестезии выйти на следующий этап.
Веха № 2
25 лет «причуд» и «проказ» заканчиваются публичным провалом — и надеждой
В начале XIX века медицина упустила шанс познакомиться с анестезией, но общество вовсе не торопилось предавать оксид азота забвению. К 1830-му начали появляться сообщения о том, что его вдыхают в развлекательных целях. Подобное времяпрепровождение было широко распространено в Англии и США среди всех слоев общества, в нем участвовали дети, студенты, художники, актеры и врачи. Примерно в то же время появилось новое удовольствие, точно так же проигнорированное медициной и мгновенно завоевавшее любовь публики, — эфир.
В отличие от оксида азота, открытого в лабораторных условиях сравнительно недавно, эфир был известен людям уже почти 300 лет. Впервые его описал около 1540 г. швейцарский врач и алхимик Парацельс. Более того, он заметил, что пары эфира действуют на кур, «без вреда утоляя их страдания и облегчая боль». Но ученые почти не интересовались эфиром до 1818 г., когда Майкл Фарадей, прославившийся своими исследованиями в области электромагнетизма, заметил, что вдыхание большого количества паров эфира вызывает глубокий сон и нечувствительность к боли. К несчастью, Фарадей пошел по стопам Дэви и сосредоточился главным образом на «бодрящих» свойствах эфира.
Итак, к 1830 г. врачи осудили оксид азота и эфир как опасные в медицине вещества, но, поскольку оба газа обладали веселящим действием, они были с энтузиазмом приняты публикой. Согласно сообщению, опубликованному в 1835 г., «несколько лет назад… молодые люди из Филадельфии вдыхали для развлечения эфир… и после этого вели себя игриво и двигались оживленно». Другие документы того времени сообщают о собраниях, на которых странствующие лекторы и артисты приглашали людей подняться на сцену, чтобы вдохнуть эфир или оксид азота и тем самым развлечь самих себя и публику. Некоторые пионеры анестезии утверждали, что именно «эфирные проказы» детства и юности позже вдохновили их на эксперименты с газами и поиск их применения в медицине.
Это приводит нас к первому зафиксированному медицинскому случаю использования эфира для анестезии. В 1839 г. Уильям Кларк вместе с приятелями-студентами посетил в Рочестере сеанс эфирных «проказ» и принял в нем активное участие. Через несколько лет, когда он учился в Медицинском колледже Вермонта, воспоминания об этом вечере подали ему идею. Под присмотром своего профессора он смочил эфиром полотенце и накрыл им лицо молодой женщины, которой должны были удалить зуб. К несчастью, если женщина и получила какое-то облегчение от эфира, это прошло незамеченным. Профессор расценил ее поведение как приступ истерики и запретил Кларку в дальнейшем использовать эфир в подобных целях. Передовое открытие Кларка осталось без внимания, и он умер, так и не узнав о своем вкладе в изобретение анестезии.
Примерно в то же время развлекательное использование эфира подтолкнуло к действиям еще одного врача, которому, по мнению многих, принадлежит честь открытия анестезии. Выросший в Филадельфии Кроуфорд Лонг не раз наблюдал за «проказами» под воздействием оксида азота и эфира. Позже, став практикующим врачом в Джорджии, он сам часто вдыхал эфир вместе с друзьями, наслаждаясь его будоражащим эффектом. Но внимание Лонга привлекло кое-что еще. Позже он писал: «Я часто… обнаруживал на своем теле синяки и ушибы, но не мог вспомнить, как и когда они появились… Я заметил, что мои друзья под воздействием эфира также падали и получали ушибы, на мой взгляд довольно чувствительные, однако все они в один голос уверяли меня, что не чувствуют ни малейшей боли». Эти наблюдения, очевидно, и пришли в голову Лонгу в 1842 г., когда он встретился с Джеймсом Венейблом, страдавшим от двух небольших опухолей в задней части шеи. Венейбл не хотел удалять их, поскольку очень боялся боли, однако Лонг знал, что тот с удовольствием вдыхает эфир. Вспомнив о болеутоляющих свойствах эфира, опробованных на себе и своих друзьях, Лонг предложил дать его Венейблу во время операции. Тот согласился, и 30 марта 1842 г. операция была успешно и безболезненно проведена. Но хотя Лонг и позже продолжал давать эфир многим своим пациентам, он не счел нужным опубликовать сообщение о своей работе. Он сделал это только в 1849 г. — через три года после того, как другой человек получил всю славу первооткрывателя.
