Не может быть - tanasa
Елена грела озябшие пальцы о кружку и опять смотрела на три чаинки, так и плавающие на поверхности и то сталкивающиеся друг с другом, то вновь расплывающиеся в разные стороны. Словно она, Лёшка и… Лариса… или Аня? А может, это вообще кто-то третий, который ещё появится. Гадают ведь на чаинках.
Не будет у них с Лёшкой ничего. Да и не было. Так, просто привычка. Как там Маринка говорила, надо делать выбор между тем, к чему привык… А я ведь привыкла к Лёшке. И тем, к чему тянет. А вот с этим сложно.
– Ты опять в кружку смотришь! – Алексей тронул её за руку.
– Да тут я. Слушаю: верхушка айсберга, его основание – я всё слушаю, – Лена подняла глаза на мужа. – Лукин, чего ты от меня хочешь?
– Я хочу быть счастливым, – для пущей наглядности он ткнул себя пальцем в грудь.
– Хочешь быть счастливым – будь им, – парировала Лена. – Лукин, давай без этих избитых фраз! Ты ушёл из семьи. Не я.
– Да. Я ушёл, потому что мне было плохо с тобой!
– Теперь-то, я надеюсь, тебе хорошо? – она зло прищурила глаза.
Надоело. Сейчас бы под душем постоять, под горячим. Согреться.
– Лена, не надо иронизировать, – Лёшка с укором покачал головой, а потом его глаза стали мечтательными: – Когда я посмотрел Ларисе в глаза, я просто утонул в них и понял, что это любовь с первого взгляда. Она мне сказала, что тоже почувствовала подобное ко мне.
– Ой, как в индийском кино! Где мой большой носовой платок?! – Елена не удержалась, чтобы не поддеть: – Мир вам да любовь! – закончила она с наигранным пиететом. Встала из-за стола и подошла к мойке.
– Ты невыносима! – разозлился Алексей. – Я тебе о чувствах говорю. Настоящих! Для таких, как ты, такое только в кино и бывает.
– Это каких же таких, как я?! – Елена перестала мыть чашку, уставилась на мужа.
– А таких бесчувственных! Ты и любовь – понятия несовместимые! – Чуть поостыв, добавил: – Ты не сердись за мои слова. Злая ты, потому что не любишь. Я тоже таким был, пока Ларису не встретил, – его голос потеплел. – Я ведь тоже в такое не верил, думал, как и ты, это только в кино. Ничего подобного! Есть такая любовь! И это такое счастье!
Елена смотрела на него чуть ли не с разинутым ртом. Такого Лёшку ей ещё не доводилось видеть.
– Я рада за тебя! – Она сказала это искренне и добавила, скорее, чтобы убрать какие-то свои сомнения: – Всё-таки двадцать лет вместе. Ведь не чужие, – грустно улыбнулась.
Лёшка заметно повеселел. Куснул бутерброд, хлебнул уже остывшего чаю, прожевал:
– Я ведь тоже хочу, чтобы ты была счастлива.
– А с чего ты взял, что я несчастна? – слова задели. И больно. – Я счастлива! – добавила, чувствуя, насколько фальшиво это звучит.
– То-то я думаю, чегой-то ты с работы так поздно домой являешься. Я не о сегодня, – он опять откусил от бутерброда, – я вообще, про все эти годы. – Отхлебнул из чашки. – Значит, у тебя есть хахаль, – он хохотнул. – А я всё голову ломал, что же ты такая холодная? А ты, оказывается, уже удовлетворённая! – он смачно заржал.
– Знаешь что, – вскипела Елена, – мачо лестничной клетки, поспеши к Ларисе. Она уже заждалась. Не только же мне удовлетворенной ходить! – сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью, вышла из кухни.
Глава 20
После признания тётя Лида заторопилась домой.
– Поеду, пока пробок нет. Басю надо покормить. Да и волнуюсь, как там квартира. Отвыкла я не дома ночевать.
Аня, ошарашенная услышанным, лишь согласно кивала головой. Даже свой каминаут отошёл на второй план. Новость, которая на неё свалилась, накрыла словно снежной лавиной.
Хлопнула входная дверь, а она, огорошенная, так и стояла в коридоре. Потом плюхнулась на пуфик и замерла.
Тётя Лида – не бесполое существо, любящее только джаз и Аню! А ты и не знала. Единственного родного, самого близкого человека не почувствовала. Только собой и была занята. Как же! Ведь ты такая несчастная – одинокая женщина под сорок. А тёте Лиде скоро семьдесят, и она всю жизнь одна. Так стыдно за свой эгоизм. А тётя Лида-то ещё ближе и роднее оказалась.
Как же все мы были слепы! А может, мама знала? Родные ж сёстры… Да нет, вряд ли. Мама к такому была непримирима. Двух девятиклассниц засекли: целовались в раздевалке. Так по маминой инициативе их из комсомола исключили. Я тогда в седьмом классе училась, и девочки мне уже нравились. Мама выступила с гневной речью на общешкольной линейке. Тогда мне в мозг и врубилось – маме о моих предпочтениях ни-ни. А уж кому другому, – Аня зло улыбнулась, – тем более.
Тётя Лида со своей Верой тоже таились, как и ты таишься. Но какие актрисы! Ни малейшего подозрения. Сколько они к нам приходили в гости, и ни словечком, ни взглядом себя не выдали. Погоди-ка! Исаева ведь замужем. Дочь у неё. Уже взрослая, конечно. Упс! Вера Ивановна, и адюльтер?! Нет, это просто что-то из научной фантастики.
Вдруг раздался телефонный звонок
– Может, тётя Лида? – она поспешила на звук.
«Елена Владимировна» светилось на экране. Аня, протянувшая было руку к телефону, отдёрнула её как ужаленная. «Что ей надо? О воскреснике из первых уст узнать?» – щеки обдало жаром. Рассердилась на себя. – «Ей вчера в кабинете не было стыдно смешать меня с грязью, а мне почему должно быть? Тем более, что и о воскреснике я выдумала из-за неё!» – к горлу подступил комок.
Телефон зазвонил опять. «Елена Владимировна». Аня в сердцах схватила его.
– Вот неймётся же ей! – сбросила вызов.
– А вдруг что-то по работе? – одумалась и сразу же возразила себе: – Надо по работе – ещё раз позвонит. Не сломается.
– Кстати, о работе… Отчет и план! Хух! – тяжко выдохнув, она поплелась на кухню. Сперва – завтрак. Телефон захватила с собой.
Только поднесла ложку ко рту – звонок. Сердце пропустило удар. Скосила глаза на экран: «Наталья Александровна». Подавив разочарованный вздох, нажала на зелёный кружочек:
– И как это назвать?! – Аня-пионерка, лежавшая на парте с мокрой тряпицей на лбу, села. – Как это называется, я спрашиваю? – она стянула тряпку со лба, гневно засверкала глазами.
– Не волнуйся! Ты только не волнуйся, – Аня-Мата Хари просительно протянула к ней руки.
– Да конечно! С вами как раз и не поволнуешься! – Аня-пионерка оттолкнула протянутую руку. – Давно температура была?! Опять нервного срыва хочется?!
– Так ведь ничего же не случилось, – возразила Аня-Мата