Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Горм невесело оценил изменившийся с появлением куроубийственного чудовища расклад сил. Верно говорил Хёрдакнут: «Жизнь - не хольмганг.» Хотя...
- Ты не воин, Эцур Эсмундссон, - нарочито громко и медленно произнес сын ярла. - Да и не Эсмундссон, сдается мне, а Траллссон или Хестрассон. Ты не знаешь своего отца, ты вор и нитинг!43
Ингимунд, уже закрывавший было вход в олений загон, прогнусавил:
- Он назвал тебя вором. Нитингом. Сыном раба. И сыном жеребца. При пяти свидетелях. Не считая бородатого чучела. Повод для хольмганга!
Кривой выплюнул курицу:
- Этот в кольчуге, почему он без штанов? Может быть, Кривой его съест?
Горм посмотрел на себя и действительно не досчитался штанов.
- Съест, можно. Но я его сначала убью! - Эцур состроил такую рожу, что можно было пересчитать все его зубы, на пальцах двух рук.
«Заработало,» - подумал Горм, а вслух сказал:
- Кто победит, получает постоялый двор, оленей, и сани.
- И оружие побежденного! - Эцур бросил жадный взгляд на рунный меч.
«Увидим, куда ты им получишь,» - решил Горм и кивнул.
- А где мы найдем. Законоговорителя, - справился Ингимунд.
- Двух свидетелей с каждой стороны достаточно, чтоб потом дать присягу, что все было по правилам, - заметил Горм. - Я беру Круто - Кнур, как его по отцу? - Круто Боровича вторым свидетелем. Канурр, втолкуй ему. Согласны?
Оленьи воры кивнули.
- Если ты свидетель, они признали тебя ровней, может, теперь всем гуртом на тебя не кинутся, - объяснил бородатому с булавой Кнур.
- А как место разметить? - вступил в разговор Сакси.
- Что его размечать? Кинули два плаща в снег, и готово? - предложил Торкель.
- И где ты здесь видел плащи? - съехидствовал Сакси.
«Руки у него длиннее моих, ноги короче. Пусть побегает, пока не устанет,» - рассудил Горм и предложил:
- Вон пустая левада. Пойдет?
- Пойдет!
- По старым правилам. Каждому. Полагается по три щита, - напомнил Ингимунд.
- Найдешь их там же, где плащи, гнусло? - полюбопытствовал Сакси.
- Я б не о щитах, я б о штанах радел, - напомнил Горму Кнур. - И шлем бы твой тебе не помешал. Где Барсук корчмарь? Или та дева, что пирог с капустой и яйцами пекла... Я бы сам тебе принес, да...
Кнур посмотрел на Эцура, потом на Кривого. То получил прозвище явно не потому, что был крив на один глаз. Оба глаза имелись в наличии, левый, впрочем, был почему-то желтый, а правый синий. Рожа у Кривого и вправду была вся перекошенная, брови сильно не вровень, нос почти упирался в подбородок, а по углам рта тоже вкривь-вкось торчали небольшие клыки, как у кабанчика, перепачканные в свежей куриной крови.
- Ладно, Кнур, сходи, Хан меня в обиду не даст. Кто твои свидетели, Эцур?
- А... Ингимунд и Торкель. Ингимунд обычай знает. А ты, Сакси, еще мне поизгаляйся.
- До победы. До смерти. Решайте. - Ингимунд и точно знал правила.
- До смерти! - Как получится, - хором сказали Эцур и Горм.
- Как получится, - напыщенно прогнусил Ингимунд.
Пока Кнур ходил за недостающими частями Гормовой справы, Ингимунд, окончательно надувшись от гордости, попытался заставить Горма и Эцура поклясться именем Улльра, что они будут сражаться честно. Это вызвало затруднение, поскольку Ингимунда понесло на богословский спор с самим собой, так как Улльр погиб вместе с Одином, и неизвестно, действительна ли клятва именем мертвого бога. Торкель посыпал снег в леваде пеплом, принесенным из очага корчмы. Кнур вернулся. Найдена и Барсук так и не объявились. Горм воссоединился с штанами, перепоясал кольчугу, и надел свой шлем с полузабралом. Свидетели и зрители воткнули факелы в снег и встали у ограждения левады, Кнур и Круто по обе стороны от Хана, чтобы сдержать его, если тоже полезет в драку.
Наконец, участники поединка перепрыгнули через расщепленные бревна ограждения.
- Так тебе нравятся мои олени, Эцур? - Горм переступил с ноги на ногу.
- Мне нравятся мои олени! - Эцур пару раз крутанул мечом. Руки у него и впрямь были не по росту длинные.
- Хочу тебя предупредить - они все мальчики! Хотя тебе, пожалуй, все равно, оленьих мальчиков или девочек пердолить...
- Ааааа! - Эцур бросился на Горма.
Горм рассчитывал, что Эцур станет рубить мечом наотмашь, но его первое нападение оказалось вполне сносным колющим выпадом, так что сын ярла едва отскочил. Выставив свой меч вперед, как жало змеи, чтобы отражать последующие удары, Горм стал двигаться боком, спиной к ограде и факелам, вдоль края левады. Эцур сделал еще несколько выпадов, без большого успеха, потому что не мог достаточно приблизиться к Горму, и потому что свет факелов был у него в глазах. Горм начал давать Эцуру участливые советы, что делать, чтобы понравиться оленям, и кому из них какие ласковые слова шептать на ухо. Будь Эцур поречистее, он мог бы спросить Горма, откуда он сам-то знает про все эти оленьи нежности, но из широкого рта оленекрада вырывались только пыхтение и клубы пара. За оградой, Хан рычал и скреб лапами, с Круто и Кнуром, вцепившимися в его ошейник. Горм вслух предположил, что может быть, олени нужны Эцуру не для собственного пользования, а потому, что Эцур устал быть кобылой Кривого.
- Этот в кольчуге без штанов решил, что Эцур кобыла Кривого, - обрадовался Кривой и тут же опечалился. - Нет, Кривому бы лучше настоящую кобылу... Пе-е-гую.
Через некоторое время, Горм решил, что еще больше раззадорить соперника ему вряд ли удастся, и, изрядно погоняв вора, перешел в нападение. Беда оказалась в том, что в обороне, Эцур имел преимущество за счет тех же длинных рук, и тремя или четырьмя отработанными движениями он отражал и выпады, и рубящие удары Горма. К тому же, к нему начало возвращаться дыхание. «Чем бы его сбить,» - подумал Горм, перекинул меч в левую руку, и рубанул. Эцур успел прикрыться, но движение было неловким, и он открылся слева. Недолго думая, Горм пошел на сближение и, поскольку вернуть меч после удара не было времени, впечатал стальное яблоко на верхней гарде Эцуру в лицо. Смятое полузабрало отлетело в сторону и упало на снег, оленекрад упал навзничь, как подкошенный. Из обеих его ноздрей хлынула кровь.
Хан оглушительно залаял.
- Аз возгляну, - Круто перемахнул через ограду. - Кнуре, реки нуитам - знахарь аз есмь.
Бородач, подобрав один из воткнутых в снег факелов, наклонился над поверженным, поднес руку к его шее, подержал там, потом открыл глаз и зачем-то посветил в него.
- Жив. Нос сломан.
- Добивать будешь, - скорее посоветовал, чем спросил Ингимунд.
- Все было по правилам, свидетели? - спросил Горм, подбирая со снега Эцуров меч и протягивая его рукоятью вперед Кнуру.
- Да, - сразу ответили Кнур и Торкель.
Кнур перевел вопрос знахарю, тот кивнул.
- Все будет по правилам. Когда ты его добьешь. Или подаришь ему жизнь. За виру. В три марки серебра, - Ингимунд позаботился, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Да пусть живет, оленеложец безуспешный, - Горм сказал последние два слова на венедском, чтоб только Кнур и Круто поняли, и тут же не на шутку озадачился, увидев, как Круто набивает Эцуру в ноздри какую-то растительную дрянь. - Что это?
- Мох сушеный. Кровь остановит, и аще потатчик скотский двунадцать дней с ним проходит, в обеих ноздрях дыхание сохранит.
- По мне, так и через хлебало бы дышал, поди не задохнулся б - вон оно у него какое! - указал на разверстое, редкозубое, и слюнявое Кнур.
- Всевед воевода, - пробурчал Круто. - Аз покляшеся, всех в колготе увечных призревать.
Горму показалось, что он понял, что сказал знахарь, и он с новообретенным почтением посмотрел на его большие и только с виду неловкие руки, уже запихавшие с добрую сажень моховых нитей в нос Эцура.
Хан тоже прыгнул через ограду левады и, еще в два прыжка оказавшись рядом с Гормом, Круто, и Эцуром, ткнулся носом в руку первому, понюхал затылок второму, и помочился на ноги третьему.
Кривой то ли ощипывал, то ли рвал на части курицу, не удосужившись предварительно ее как следует умертвить. Кнур рассказывал Ингимунду и Торкелю:
- Эцур ваш - не первый, кто вызвал Горма на хольмганг, но первый, кто его вызвал и сможет об этом рассказать. Это его третий поединок. Впрочем, второй нельзя назвать поединком один на один, потому что после него остались сразу три трупа...
- Барсук! Барсук! - раздался вдруг крик Найдены. Она выбежала из-за риги, стоявшей между развалинами курятника и собственно постоялым двором, с лицом в слезах и руками и передником в крови, споткнулась, и упала в снег.
Горм и Круто поспешили за ригу. Там на снегу лежал Барсук, однозначно уже не нуждавшийся в помощи знахаря - его горло было перерезано от уха до уха.
- Яросвете со Свентаною заступи, бе навью взят! - Круто прикоснулся рукой к двум из многочисленных оберегов, болтавшихся на цепочках, нитках, и ремешках поверх его суконной свиты.
- Кто ж его так, и зачем? - Горм вздохнул.
- Эцур нам показал. Как часового снять. Из-за спины. Бесшумно. - Ингимунд развел руками.
