Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль
– Как могло случиться, что Алине не вручили письма? – резко спросил он мать и графа де Плугастеля, который хранил надменно-отстраненный вид. И затем, не успели они что-либо ответить, Моро обрушил на графа следующий гневный вопрос: – Чьи это происки? Вам известно, господин де Плугастель?
Плугастель вскинул брови.
– Что вы имеете в виду? Что мне должно быть известно?
– Вы находились при его высочестве и имели возможность знать обо всем. То, что письма благополучно прибыли в Хамм, не вызывает сомнений. По крайней мере одно из них, то, что вез Ланжеак. Он заверил меня, что передал письмо господину д’Антрегу… Господин д’Антрег… – Андре-Луи вопросительно посмотрел на Плугастеля. – Значит, это дело рук д’Антрега и регента.
– Если письма попали к д’Антрегу, их, должно быть, изъяли, Андре, – предположила госпожа де Плугастель.
– Я тоже склоняюсь к такому выводу, сударыня, – мрачно заявил Андре-Луи.
Граф возмущенно накинулся на жену за столь чудовищное, по его мнению, предположение.
– Чудовищно не предположение, а сам факт, – возразила графиня. – А то, что это факт, совершенно очевидно.
Господин де Плугастель побагровел.
– Меня всегда поражала опрометчивость ваших суждений, сударыня. Но сейчас она перешла всяческие границы.
И господин де Плугастель разразился пространной отповедью, на которую Андре-Луи не обратил ни малейшего внимания. Он слышал возмущенный голос графа, но не вникал в суть его речи. Внезапно он развернулся, выбежал из комнаты, потребовал у хозяина гостиницы лошадь и испросил пояснений, как добраться до Каза Гаццола.
Добравшись вскачь до этой скромной виллы на окраине города, Андре-Луи привязал лошадь у ворот и решительно зашагал к двери под увитым зеленью портиком. За приоткрытой дверью был виден небольшой вестибюль. Андре-Луи постучал рукояткой хлыста по дверному косяку и, когда на стук вышел слуга, назвался курьером из Парижа.
Его появление вызвало переполох. Не прошло и минуты, как в вестибюль торопливо спустился д’Антрег, как всегда безукоризненно одетый, величественный и любезный, словно он встречал посетителя в приемной Версаля. При виде Андре-Луи граф остановился, и выражение его красивого смуглого лица, изрезанного глубокими морщинами, заметно изменилось.
– Моро! – воскликнул он в некотором замешательстве.
Андре-Луи поклонился. Он уже полностью владел собой и держался с необыкновенной холодностью. Худое угловатое лицо его было решительным и мрачным.
– Ваша памятливость делает мне честь, господин граф. Полагаю, вы считали меня погибшим?
Д’Антрег предпочел не заметить насмешки в тоне Андре-Луи. Он поспешил дать утвердительный ответ и выразил удовольствие по поводу того, что слухи о гибели господина Моро оказались необоснованными. Затем, быстро оставив скользкую тему, господин граф перешел к расспросам:
– Так вы из Парижа, я правильно понял?
– Из Парижа. И с чрезвычайно важными известиями.
Взволнованный д’Антрег потребовал подробностей, но Андре-Луи заявил, что не хочет повторять свой рассказ дважды, и пожелал, чтобы его незамедлительно провели к регенту.
Д’Антрег сопроводил его в приемную, которая если и не превосходила размерами кабинет принца в Хамме, то, по крайней мере, выглядела более величественно. Пол был выложен мрамором, потолок украшали традиционные фрески с купидонами и гирляндами работы какого-то заезжего художника. У стены стояли золоченый кессон, резной секретер и несколько высоких стульев, обитых темной кожей, а в центре хорошо освещенной комнаты находился стол с витыми ножками, за которым работал регент. Месье, казалось, несколько прибавил в весе и объеме, но густой румянец на его лице несколько потускнел. Облик принца, тщательно одетого и напудренного, довершали лента ордена Святого Духа и небольшая шпага. У дальнего конца стола сидел бледный, хрупкий граф д’Аваре.
– Господин Моро с новостями из Парижа, монсеньор, – объявил д’Антрег.
Его высочество отложил перо и поднял голову. Светлые глаза навыкате остановились на визитере, отметили дорожную пыль, прямую осанку и стройность худощавой фигуры.
– Моро? – переспросил он. – Моро? – Это имя пробудило в августейшей голове какие-то смутные воспоминания. Затем эти воспоминания хлынули потоком, и крупное лицо принца пошло багровыми пятнами. Его высочеству стоило немалого труда сохранить ровный тон: – А, Моро! Из Парижа с новостями, говорите?
– С важными новостями, монсеньор, – ответил Андре-Луи. – Меня прислал барон де Бац, с тем чтобы я изложил подробности подрывной кампании, которую мы вели против революционеров, и рассказал о действиях, благодаря которым мы завладели ключами к успеху нашей миссии.
– Успеху? – отозвался регент и порывисто подался вперед. – Успеху, сударь?
– Судите сами, ваше высочество, – холодно и официально ответил Андре-Луи и приступил к рассказу.
Он начал с падения жирондистов, подчеркнув ту роль, которую сыграла в этом событии их с бароном пропагандистская деятельность.
– Жирондисты были самыми опасными врагами монархии, – пояснил он, – поскольку исповедовали умеренность и благоразумие. Если бы на их стороне был перевес, им, скорее всего, удалось бы сформировать сильное республиканское правительство, которое устроило бы народ. Таким образом, их устранение было огромным шагом вперед. Власть полностью перешла в руки некомпетентных людей. В результате в стране начались разруха и голод. В массах стали расти недовольство и склонность к насилию, так что нам требовалось только направить их в надлежащее русло. За выполнение этой задачи мы и взялись. Нам предстояло разоблачить продажных негодяев, пользовавшихся доверием народа, и вскрыть связь между мошенничеством в верхах и теми страданиями и лишениями, которые терпели простолюдины во имя Свободы.
Андре-Луи коротко описал скандал вокруг Ост-Индской компании, в который они вовлекли Шабо, Базира и других известных монтаньяров, что тут же подорвало доверие ко всей партии Горы. Он продемонстрировал, как пропагандистская деятельность агентов де Баца вновь, как и в случае с жирондистами, усилила возмущение народа.
– Для сторонников Робеспьера настали трудные времена. Этот скандал сильно пошатнул их позиции и лишил якобинцев ореола радетелей о народном благе. Но они оправились от удара. Сен-Жюст, самый способный среди соратников Робеспьера, ринулся в бой и объявил крестовый поход против негодяев, торгующих своими мандатами. На какое-то время утраченное доверие было восстановлено. Но репутация сторонников Робеспьера уже пошатнулась, и еще один подобный удар, нанесенный в надлежащий момент, сокрушил бы их окончательно.
Андре-Луи заговорил о возвращении Дантона и подробно остановился на его умеренном и довольно реакционном настрое, вызванном экстремизмом Робеспьера и Эбера. Упомянув об уверенности де Баца в том, что Дантон вернет Францию к монархической форме правления, если его политические соперники будут устранены, Андре-Луи рассказал о принятых для этого мерах, о схватке Дантона с Эбером и о поражении последнего.
И вот наконец рассказ Андре-Луи коснулся его собственных действий, предпринятых для разоблачения продажности, лицемерия и скрытого деспотизма Сен-Жюста. Моро удалось передать регенту свою убежденность в том, что революция не пережила бы падения этого народного кумира.
– Я вернулся в Париж с исчерпывающими доказательствами низости и продажности Сен-Жюста. – Андре-Луи перечислил их и продолжал: – Мы планировали передать документы Демулену, с тем чтобы он для начала напечатал разоблачительную статью в «Старом кордельере». На следующем этапе предполагалось ввести в игру Дантона. Мы рассчитывали, что его атака с трибуны Конвента должна неизбежно сокрушить Сен-Жюста, который потянет за собой Робеспьера, а с ним и всю партию Горы. Во главе государства останется Дантон, которому придется управлять народом, уставшим от революции и утратившим всякие иллюзии в отношении революционеров.
Андре-Луи сделал паузу. Его слушатели, чье волнение нарастало по ходу этого увлекательного повествования, напряженно молчали. Пауза затянулась, и д’Аваре, не спускавший с рассказчика глаз, сделал нетерпеливое движение. Не менее заинтригованный регент подстегнул Андре-Луи:
