Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии - Lars Gert
Минуя чернозёмы степей и лесостепей бекбайства Степия, побывав в таких её аулах, как Самруктас, Дахлар-Айлин, Бабай-Сарай и Ууз (последний есть столица), я встал перед выбором: двинуться ли из Бабай-Сарая на северо-запад, в столицу ханства Юртистан — город Аспанкалу, или двинуться на юго-запад, в юртистанский же город Маралтай.
Из-за особенностей рельефа (меня поджидал Большой крупносопочник, иначе именуемый Свирепым плоскогорьем) второй вариант оказался для меня предпочтительней, поэтому я немедля свернул влево — а ещё потому, что в далёком прошлом вся эта территория принадлежала горгульям и имела соответствующее название, Горгулиана).
Вдоволь поохотившись с местными стрелками на маралов (не испытав при этом никакого азарта и удовлетворения) и записав множество народных сказок, я из Маралтая пошёл пешком, ибо взбираться на арбе в горы бессмысленно.
Небесный город, Аспанкала зовётся так потому, что расположен высоко в горах — он словно притаился среди скал, как пегий барс. Выше — только пик Рога оленя; идти туда неопытному человеку полнейшее безрассудство.
Последним (и самым воинственным, самым недружелюбным) государством в Срединных землях являлась империя Юсмин — туда-то я сейчас и иду. Империя эта, граничащая на западе с Хладью, а на юге — с Юртистаном и Степией, очень грозна и сильна — такие воспоминания о ней оставили мои предшественники. Так ли это на самом деле? У меня есть и время, и возможность выяснить.
Вот что пишет об империи Юсмин Вековлас Седобрад в своём «Хронографе»:
«Грозное и воинственное государство на северо-востоке Срединных Земель, исповедующее культ ветра. Поделена на двадцать три рода, каждый из которых имеет свой клочок земли и относительно независим. Но стоит свыше дать команду, как все роды мгновенно объединяются под общим стягом и скачут крушить всё вокруг, грабя караваны, осаждая крепости, уводя в плен и порабощая женщин и детей (мужчин, как правило, убивают насмерть)…».
Маячат на горизонте Ушминские высоты — несокрушимые хребты и каменные стражи, охраняющие узкий проход в долину. Но и я — не из робкого десятка. Карабкаясь по отвесным стенам, ломая ногти, я, Кердик-альпинист, Кердик-турист, иду навстречу приключениям.
Икгак и Акгерха, Пяш и Э Варсы — главные города-крепости Юсмин; последний же — столица; там воздвигнута нерукотворная статуя Золотого человека…
— Ётырым сены, мау! — Взвыли, взревели привратники, едва различив меня во мгле. — Ый, сыгин…
Они замахнулись было на меня…
«Не сносить мне головы, — подумал я, — убьют ведь, малята».
— Бурада не япыёрсун??? — Воскликнули охранники в один голос, не ударив, но и не пропустив меня, сжавшегося в комок бедного старика.
Борода? Они сказали — борода? Что не так с моей бородой? Плохо, что у меня не было при себе зеркала…
«Проклятье, — сетовал я, — ничего не пойму из того, что они лопочут; подзабыл я что-то этот юсминийе».
— А-а-апчхи-и-и, ёп… — Только и сказал я им в ответ. А что ещё я мог им сказать? Жестами и на ломаном номадини я кое-как объяснил, что меня зовут Кердик; что я летописец, баснописец, краевед, естествоиспытатель и негоциант.
Меня связали, заткнули рот кляпом, и надели на голову мешок. Вскоре мы остановились, и я логически предположил, что меня куда-то привели. Но к кому? К самому султанхану22, что ли?
— Паша, — обратился к кому-то один из моих усмирителей, делая ударение на последний слог. — Керди-паша, Керди-крайевед просит у вас аудиенции.
Керди-паша?! Без комментариев; ещё только Керди-пашой я не был…
Видимо, визирь кивнул головой или что-то в этом роде, потому как мешок с моей главы убрали.
Какой зал! Какой трон! Да-а-а… А перстень? Перстень на пальце у визиря больше, чем он сам — если можно так выразиться. На голове у визиря было подобие… Ведра. Да, именно ведра; дном вверх.
— Ввиду того, что султан приболел, я принимаю тебя, — высокомерно молвил визирь на чистейшей нордике. — Из какой же ты страны, и с чем пожаловал в Юсмин?
Я весь замялся и даже затрясся — то ли от страха, то ли от неожиданности.
— Я из кронства Тронн, — как есть, без утайки рёк я. — Пришёл я с миром; пришёл торговать и легенды рисовать.
— Легенды рисовать? — Изумился визирь, имя которому Онай-паша. — Ну, хорошо; вот тебе первая легенда…
Тысячу и один день я в красках, в мельчайших подробностях писал чернилами по юсминскому пергаменту (мой свиток уже исчерпал свои ресурсы) все предания, мифы, сказания этого народа — а чего не мог описать текстом, велено было рисовать кистью.
По истечению срока, по выполнению обязательств меня освободили из плена и отпустили на все четыре стороны, предварительно напоив сладким чаем с молоком и подарив шубу.
— Шубу — жене, легенды — паше, — изрёк визирь, лично вручая мне шубу и все мои свитки, пергаменты, полотна. — Пусть твой владыка знает, что мы не столь кровожадны, как о нас думают; а легенды наши пусть читает на досуге.
Поскольку империя Юсмин была своеобразной буферной зоной между Северными кронствами (гранича с Хладью) и Дальними краями, у меня оставался выбор: идти дальше на восток, на свой страх и риск, в земли, где я ни разу не был даже в молодости — или, пока не наступила поздняя осень и затяжная зима, через Хладь и Сюшер добраться до Тронна, дабы прийти в себя и подготовиться к следующему путешествию.
Соблазн снова побывать на родине оказался слишком велик, и я, испросив у Онай-паши благоволения, двинулся на северо-запад, дабы пересечь границу, пройтись по хладским землям, дойти до Берёзовой рощи, выйти к побережью Сюшера и отплыть в Китовую гавань, дабы оттуда уже пешком идти домой.
Терпение моего кронинга, однако, оказалось не столь безмерным — не столь безграничным, как я думал ранее:
— Ты когда мне гостинец привезёшь? — Негромко, но достаточно сухо спросил он у меня, насупив брови. — Плаваешь в своё удовольствие, где ни попадя… А как же я?
— Для начала прими вот это, — виновато протянул ему
