Дао Дзэ Дун - Сергей Анатольевич Смирнов
Лифт-беседка, отделанный внутри резными панелями с дракончиками, повез Страхова к небесам. Страхов присел на банкеточку красного дерева, взял с чайного столика ча-хе с горячим чаем тэ гуань-ин и погрузился в творческое недеяние, предшествующее креативному подъему. Скорость лифта адаптировалась под движение руки Страхова и неспешный ритм глотков, и беседка достигла нужного этажа как раз в тот момент, когда ча-хе опустела.
Страхов вышел на своем этаже, машинально отметив, что планировка этажа несколько изменилась и усложнилась, и двинулся к центральному входу в свой офис.
Планировка этажей менялась несколько раз в году. Причины бывали разные: расширение отделов или дочерних компаний, свертывание отделов и дочерних компаний, появление новых… и еще, хотя и куда реже, объявление внутрикорпоративных войн. В этом году в московском офисе «Небесной Стены» их еще не случалось. Предположить войну Страхов, как ни странно, не удосужился. Видно, его мозг все еще был занят дорожным происшествием, которое грозило творческими находками… А может быть, эта ошибка интуиции была включена в программу предчувствия-откровения, время которого тогда еще не наступило…
На этот раз изменение планировки этажа оказалось ни чем иным, как стандартным усложнением структуры укрытий, необходимой для творческого подхода как к обороне, так и к нападению, а заодно — для повышения шансов выживания каждого отдельного бойца корпоративного фронта.
Голографический страж офиса в парадном одеянии воина царства Цинь проницательно заглянул Страхову в глаза, прочитал его радужную оболочку и церемонно поклонился. Скоро этого стража не спасут ни проницательность, ни восточная учтивость. В реальных боевых условиях он ни на что не годен, как и весь опыт войн прошлых эпох… Но прежде чем исчезнуть, страж вдруг начал явственно менять свой имидж и пол, превращаясь в девушку-бойца Красной Армии Китая. Страхов тряхнул головой. Призрак исчез…
«Экстериоризация! — решил Страхов. — Поосторожней с этим делом, а то погонишь брак…» Однажды такое случилось, когда он, увлекшись наблюдением за выводком соколов на своей скале, чуть не испортил трансляцию нового корма для кошек в недельный массив сновидений.
Он еще раз сморгнул, убедившись, что все чисто, и вошел в офис.
На своих рабочих местах Коковнин, Ник, Макс, Пин Пион — все, как обычно, в виртуальных шлемах — поздоровались дружным взмахом рук. Молча. Чем выше слаженность креативной команды и глубже взаимопонимание, тем меньше пустых разговоров. И никаких вербальных приветствий. Не чаще раза в неделю Ник Ситарам пояснял какую-то деталь проекта устно. Раз в месяц, не чаще, откликался по делу Коковнин. Никого не смущал и не обижал тотальный обет офисного молчания, строго соблюдавшийся Максом согласно кодексу креаторов внутренней защитной службы. Они, в отличие от аутсорсеров внешней защиты, имели доступ в святая святых, в системы информационной безопасности. Только прелестный голосок Пин Пион звенел, когда хотел, будя вдохновение и способствуя творческим озарениям. Пин Пион очень гордилась, что приносит креативную пользу, невольно выходя за пределы полномочий исполнительного директора и при этом не нарушая ни субординации, ни программы бизнес-процессов.
Ну, а болтовня с Борисом — что конкретная, что отвлеченная — собственно, и была основной частью их со Страховым работы, энергетическим источником идей.
Утреннее присутствие в офисе их обоих, Страхова и Эйхерманна, в отличие от остальных сотрудников, работавших с закрытыми массивами информации, было не более чем исполнение общинного, конфуцианского ритуала, предписанного бренд-конституцией «Небесной Стены». Кодексы западных корпораций таких требований к креаторам не предъявляли и предъявлять в принципе не могли. После наступления Равновесия двенадцатилетнее сосуществование на Земле двух полярно противоположных режимов креативности — западного и восточного, строго индивидуалистского и общинного — не выявило явного преимущества того или другого. В этом ученым виделась важная эволюционная роль Равновесия.
Внутрикорпоративная война подразумевала полный офисный сбор. Получалось, что теоретически Западу легче нападать, а Востоку легче защищаться…
Борис, как ни странно, в этот раз тоже поздоровался молча. Подал руку. Как бы с намеком глянул на свои часы, которыми тоже гордился. Он носил пластиковые Rolex Young Oyster — самую дешевую в мире модель часов, выпущенную, по закону Равновесия, элитной фирмой Rolex в количестве всего двадцати пяти экземпляров и стоившую всего один чистый юэн! Перепродавать эту модель по более высокой цене или выставлять на аукцион было запрещено. Пожимая друг другу руки, Страхов и Эйхерманн являли собой наглядный эталон Равновесия!
— Уровень интуиции? — спросил Борис так внушительно, будто рассчитывал, что в такой чудесный майский день они просто обязаны родить идею на креативный «Оскар».
Вид у Эйхерманна был не по сезону собранный, сосредоточенный.
— Не спрашивай, — обнадежил его Страхов, не придав этому факту значения. — Не ниже плинтуса… Полтора-два балла.
— Вижу, — деловито свел брови Борис. — Подождем…
Он уже получил сигнал «синей тревоги» от руководства, но решил пока не тормозить будничный творческий процесс — техническую отладку сюжетов сновидений для новой «линейки» встроенных пылесосов Apple-Panasonic. Четверть часа напряженной работы в полдень стоили немало.
Страхов первым делом подошел к окну и стал вглядываться в подернутую дымкой, переливающуюся бликами машин развязку. Он знал, что Борис очень не любит, когда его, Страхова, рабочий день начинается с эскапистских настроений, с медитации у окна.
Он приготовился к какому-нибудь язвительному комментарию, колкой шутке… Когда-то Борис в таких случаях настойчиво рекомендовал Страхову полечиться от ностальгии. У него был любимый аргумент: мол, тезка Страхова, Александр Великий, ностальгией не страдал и именно поэтому завоевал и переделал на свой лад весь мир. Ведь если бы он страдал ностальгией, то умер бы не в Вавилоне царем Вавилонским, а угас бы мелким князьком где-нибудь в Скопье или Приштине, или, того хуже, в каком-нибудь албанском городишке без всякой информационной категории и уровня доступа в разделе Всемирной Истории.
Стоя у окна, Страхов с легким удивлением на втором плане сознания отметил, что Борис гнать его отсюда не собирается, а чего-то напряженно ждет и ему сейчас даже не до его, Страхова, комплексов.
— Все будет хорошо? — вдруг спросил Борис.
— Почему бы и нет… — машинально ответил Страхов.
И удивившись еще больше, повернулся лицом к своему напарнику.
Тот неотрывно смотрел не на него, а на экран своего монитора.
Стоп-кадр длился две, а, может, даже и три минуты.
Внезапно Борис резко вздохнул и будто округлился весь, как воздушный шар, затем так же резко сдулся и, криво улыбнувшись, посмотрел на Страхова.
— Все… — сказал он и ткнул пальцем в экран.
Раздался нежный
