Замок Пастыря - Demonheart
Юрий Горынов имел ногайские корни. Множество поколений смешанных браков осветлили его кожу и придали благородный профиль, но черные как нефть волосы оставались неизменной чертой. Происходили Горыновы из очень богатого рода, когда-то обитавшего на северном побережье Каспийского моря. Предполагалось, что свое золото они скопили на набегах и работорговле, но с момента захвата Астрахани Иваном Грозным неожиданно охотно влились в российское государство, и с тех пор ни словом, ни делом никогда не вредили ему. Причину такого резкого поворота знали немногие даже среди Посвященных, а кто знал – помалкивал.
Горыновы были не совсем людьми. И в родных землях их за это, мягко говоря, не любили.
В жилах этого рода текла кровь чудовищных крылатых змеев, что в забытой древности разоряли земли на сотни верст вокруг и умели принимать человеческий облик. Она даровала огромную физическую силу, неуемную страсть к золоту и почти сверхъестественное умение это золото добывать. Ну и фамилия, куда же без нее. По слухам, когда чудовищная кровь становилась особенно сильна, Горыновы навсегда теряли человеческий облик, полностью обращаясь в подобие своих древних предков, но подобные инциденты если и имели место, то за пределы семьи не выходили. Так или иначе, Горыновы держались в стороне от политики – как светской, так и магической, торговлю явно предпочитали колдовству и, в общем-то, жили мирно. До тех пор, пока кто-нибудь не пытался наложить руки на их золото.
С Юрием Георгий познакомился тринадцать лет назад, когда сразу после гимназии приехал в Москву поступать в юнкерское училище. У провинциального абитуриента и представителя «золотой молодежи» не было ничего общего. У двух магов общего оказалось настолько много, что поначалу дело чуть не обернулось дуэлью. К счастью, до того как прозвучали заклинания а оружие покинуло ножны, оба поняли, что проклятая кровь – тоже кровь, и слишком легко льется. Под звон пивных кружек они провозгласили мир, каковой успешно поддерживали до сих пор.
С Владимиром Стрешневым история вышла еще более курьезная. Георгий уже учился на втором курсе училища, и изо всех сил старался не упустить ни дня беззаботной студенческой жизни. И вот однажды ночью, покидая под покровом темноты территорию женского пансиона, он из озорства перемахнул одним прыжком через забор.
Вот только в темноте перепутал направление, и приземлился не на улице, а в соседнем с пансионом дворе гинекологической клиники.
И не на землю, а прямиком на спину Стрешнева, откапывавшего для чародейских нужд свежий абортный материал, и ради скрытности фонарь не зажигавшего.
На следующий день московские газеты в один голос подняли гвалт, что социалисты перешли на новую ступень жестокости, начав террор не только против представителей власти, но и против лечебных учреждений. На первых полосах мелькали фотографии развороченной взрывами кирпичной стены, но к удивлению прибывших следователей Охранного отделения, нигде не осталось ни следа гари, даже наоборот – земля была насквозь проморожена, как посреди лютой зимы. Люди в охранке работали не слишком умные, безынициативные и начисто лишенные фантазии, так что решили не придавать этому значения, а поскольку на месте обнаружился окровавленный картуз, то пришли к выводу, что бомбист подорвал сам себя, и потеряли к делу интерес.
К счастью, в последнем они ошибались.
Чудом ли, удачей или божественным провидением, но Георгий и Владимир ухитрились не только не поубивать друг друга, но и в какой-то момент поинтересоваться друг у друга, а что вообще происходит. Прозвучавшие ответы оказались настолько обескураживающими, что битва угасла сама собой, а незадачливые молодые маги до рассвета лечили ромом душевные и телесные раны. О произошедшем поклялись на вспоминать – обоим было слишком стыдно.
Так и свела судьба Георгия со Стрешневыми – семьей древней, берущей начало во времена Василия III, но небогатой и без притязаний. На них накладывала отпечаток их магия, тонкая и специфическая. Во всей России невозможно было сыскать магов более искушенных в тайнах смерти и посмертия. Она отчасти перекликалась с тем зловещим искусством, что практиковали Летичевы, и хотя друзьями в привычном понимании эти двое стать не могли, но признавали друг в друге нечто родственное.
Стрешневы были мертвы при жизни. Летичевы просто не существовали.
Теперь все трое сидели за картами, и это было больше, чем игрой и встречей старых знакомых. Это была демонстрация. Смотрите, сейчас мы соперничаем, но легко можем объединиться. Подумайте трижды, прежде чем замышлять против нас.
- Ну что, еще пульку? – спросил Горынов.
– Позже, – сказал Георгий и поднялся из кресла. – Ноги что-то затекли, разомнусь немножко.
Он по-прежнему старался не привлекать излишнего внимания, и шел по заполненному гостевому залу с легкостью тени. Маг не вторгался ни в чье личное пространство, не смотрел никому в глаза. Будущая дуэль стала более отчетливой, и маг пытался определить, кто может стать его противником. Он взял еще один бокал, и прислонился к стене, где была тень поглубже.
Первым вероятным оппонентом оказался какой-то полноватый блондин. Незнакомый. Георгий присмотрелся к нему, поднеся поближе к лицу бокал. Очень светлые глаза, широкие, почти монгольские скулы, череп сужается к низу, но при этом несколько угловат… латыш, либо литвин. Литвин скорее. Чего-то неодолимого ожидать не стоит, но и недооценивать нельзя. Особенно потому, что внимательному взгляду открывается тончайшая вязь чар, облепившая блондина, словно обрывки паутины. Настолько тонкая и незаметная, что не всякий сильный маг увидел бы ее, если бы не знал, что искать. Летичев знал – и хотя в ведовских хитростях разбирался неважно, но предположил, что чары действуют на уровне эмоций. Делают жертву более чуткой и обидчивой.
Другая же вероятность обдала Георгия смертным холодом. За этим человеком он следил боковым зрением, не решаясь даже повернуть головы. Тот был мужчина огромного роста, с пышными черными
