Замок Пастыря - Demonheart
- Отличная вещь для опустошения казны, - коллежский асессор поджал губы. – Я слышал, один пулемет за день боев может израсходовать столько же патронов, сколько потратит целый полк!
- Давайте посмотрим правде в глаза и поймем, что казну опустошают не пулеметы, а казнокрады. И в итоге балерина Матильда Ксешинская с бриллиантами, а армия и флот – без снарядов. Но мы отклонились от темы. Ворье – проблема локальная, а прогресс – глобальная. Именно проблема, потому что прогресс, как акт утверждения человеком власти над природой, неизбежно порождает ответную реакцию. Поэтому главная беда в будущие годы, господа, придет не со стороны иностранных держав или внутренних террористов. Причиной их станет Противосила.
Стрешнев закончил раздачу, и отложил в сторону прикуп.
– Мои познания в этой области не так велики, но разве война сама по себе не должна способствовать восстановлению равновесия? – уточнил он, изучая пришедшую руку. – Просто по самой логике вещей. Массовое кровопролитие, неизбежное опустошение… Заказываю восемь.
– Пас, – коротко сказал Горынов.
– Вы не понимаете сути грядущей войны. Она отличается от тех, которые гремели последние столетия. Честно говоря, я сам не очень хорошо понимаю, но мне она представляется не просто бойней, а родовыми схватками. Человечество переживет ее, пройдет через страдания и кровь – и ринется ввысь с небывалой доселе силой. Сбросив, так сказать, старую скорлупу. Заказываю шесть.
– Но есть вероятность не пережить? – спросил Стрешнев. – А козырями будут трефы.
- Вист, - подтвердил Георгий. – Или не пережить, или пережить, но не справиться с наступившими переменами. Князю я рассказал про пандемию, что должна охватить мир в восемнадцатом или девятнадцатом году. Но это лишь одна из множества вероятностей, которые приведут к краху цивилизации. Я видел целые страны, вымершие от голода, потому что дым закрыл солнечный свет, и земля не родила. Видел заваленные истлевшими костями города, где среди руин продолжал клубиться ядовитый газ. Видел лужу расплавленного камня, оставшуюся на месте Санкт-Петербурга, и я ума не приложу, как подобное можно совершить. Видел, как порождения Молоха на площадях обезглавливают ученых и художников, и своей тиранией превращают людей в подобие животных, существующих с единственной целью раболепного служения этому проклятому племени.
Игроки сделали первый ход, и Стрешнев с довольным видом забрал взятку себе.
– Но существует ли возможность этого избежать?
- Должна существовать, но она ускользает от меня. Я потратил недели на анализ, и как только мне начинало казаться, что я нашел приемлемый путь развития событий, как он тут же превращался в подлинное светопреставление.
– Здорово же вас это напугало, что вы соизволили покинуть общество волков и лосей, и явиться в столицу, - невесело усмехнулся Горынов. – Думаете, Еропкин найдет выход там, где его не нашел сильнейший провидец России?
- Ах, если бы сильнейший… опять же, одна голова хорошо, а сотня – лучше. Я надеюсь, угроза со стороны Противосилы станет достаточным стимулом для действия.
– Как бы нам ни поиметь неприятностей стократно хуже, – усмехнулся Стрешнев, забирая очередную взятку. – Вы мало вращались в кругу корифеев, и плохо представляете, что за люди и нелюди тут собрались. Вон, видите того коротышку, возле камина, который разговаривает с хозяйкой?
– Угу, – Георгий подвинул бокал так, чтобы видеть отражение.
– Вполне показательный пример. Лучше с ним не спорьте, и лишний раз в его сторону не дышите. Это Фруалард Теаиалла Гергбу.
– Порох, а не человек, – подтвердил Горынов. – На Грофе его знают как Гергбу Тихий Ужас.
– Судя по имени, он ирландец. А как его тогда зовут в Лондоне?
В ответ Горынов выдал довольно длинную фразу на английском, от которой даже Георгий, несколько лет проведший среди солдат и матросов, озадаченно вскинул бровь.
– Полагаю, это неординарная личность.
– Базилевская к себе кого попало не приглашает. Или вот, например, вон у той стены, молодой человек в черном сюртуке, и в высоком цилиндре с траурной лентой.
– Это не человек, – заметил Стрешнев. – Это Апостол.
Георгий, в этот момент делавший глоток из бокала, поперхнулся шампанским.
– Что?! Чем графиня думала, что притащила сюда ЭТО?!
– Кто ее знает… женщина же.
– А из какого он выводка?
– Вам знакомо имя Йорис ван дер Мер?
– Знакомо, к несчастью. Я полагал, его упокоили.
– Такого упокоишь… это его первенец, Мацерин Рафелет. Сам Йорис большую часть времени проводит в спячке, так что Рафелет управляет всеми его делами.
– Раз уж мы стали оглядываться на гостей, я не наблюдаю что-то барона Бладберга…
– Опаздывает, наверное. Уж его-то точно должны были пригласить. А чем он вам приглянулся?
– Он сам тип неприятный, но не более. Но вот слуга его меня насторожил.
– Что с ним не так?– пробормотал Горынов, задумчиво глядя на последние две карты.
– Пахнет он не как человек. Даже не как живое существо. Скорее, как ведро с песком.
– Когда это вы нашли время его обнюхивать?
– Мы не разминулись в узком коридоре.
– Говорят, он нашел его где-то в Турции, во время войны семьдесят четвертого года. Только на турка не больно-то похож, – Стрешнев перевернул карты прикупа и еле заметно поморщился. – Тип лица определенно персидский. А почему какой-то слуга интересует вас больше, чем сам барон?
– Он мог меня убить, – коротко ответил Георгий и выдвинул последнюю карту в центр стола. – Господа, эта взятка моя.
– Юрий Несторович, вы не видите канделябр потяжелее? Мне кажется, кто-то опять пользуется предвидением, чтобы знать прикуп.
– Вот только давайте без инсинуаций. Я так делаю только в игре против слишком наглых шулеров. Смысл играть, если не можешь проиграть?
– А мы значит уже не шулеры? – весело удивился Горынов. – Колода-то, господин Владимир Тимофеевич, ваша. И насквозь крапленая.
– Да я уже не помню, какая крапа что значит.
– Кажется, я слишком отстал от жизни. Мы играем в преферанс или соревнуемся в жульничестве?
– А одно другому мешает?
– Я принимаю вызов, – Георгий хрустнул костяшками пальцев и взял колоду. – Готовьтесь отправляться домой в подштанниках.
Ради справедливости, его угроза вряд ли бы сбылась. Все трое уже не стеснялись, но негласных рамок приличия не преступали. Любая магия творилась так, чтобы это было заметно хозяйке дома –
