Джек Кетчам. Повести и рассказы. - Джек Кетчам
А как же я уживаюсь с тобой? — подумала она.
Она прошла два квартала до района под названием "Колумбийский Гурман" и заказала сэндвич с курицей-гриль и хлеб из цельной пшеницы, попросив побольше майонеза и соленый огурец. Взяла из холодильника пол-литровую бутылку минералки, расплатилась и снова оказалась на улице, направляясь в парк.
Она прошла мимо "Олкотт", "Мэйфэйр" и "Дакота", перед которыми охранник в форме, выглядевший едва ли достаточно взрослым, чтобы пить в нью-йоркском баре, указывал паре туристок — вероятно, в миллиардный раз — точное место, где Джон Леннон был застрелен Марком Дэвидом Чепменом 8 декабря 1980 года.
Девушки были в шоке, как будто это произошло всего несколько дней назад.
На 72-й улице она пересекла Центральный Парк на западе мимо продавцов хот-догов и мороженого и попала на "Земляничные Поля". Спящий молодой бородатый мужчина растянулся на скамейке, прижав гитару к груди, как любовницу. Мамаши с колясками сидели и болтали в тени.
Мозаичное панно всего с одним словом — Imagine — находится неподалеку от здания "Дакота" (на углу 72-й улицы и авеню Централ Парк Вест), где жил Леннон. Мемориал назван в честь песни "Strawberry Fields Forever", в свою очередь названной в честь приюта в Ливерпуле. Каждый год 9 октября, в день рождения Джона Леннона, на "Земляничных Полях" у мозаики Imagine собираются поклонники Леннона и в целом творчества The Beatles. Сегодня в центре мозаики Imagine лежала одна свежая желтая длинностебельная роза.
Желтая роза означала радость, дружбу и разлуку. Она подумала, не приказала ли Йоко Оно положить ее сюда, возможно, ежедневно — если это был ее сигнальный цветок для него. Это было возможно. Туристы фотографировали друг друга, приседая за мозаикой, почтительно и неулыбчиво.
Она шла по тенистому пологому склону холма Ольмстеда. Пахло свежескошенной травой и влажной землей. Миновав статую Дэниела Вебстера (американского политика), она спустилась на тротуар вдоль Парк Драйв и увидела велосипедистов и бегунов, каждый в своем одиноком посвящении, и мужчину на роликах с мобильным телефоном возле уха.
Небо над фонтаном Бетесда было туманным — густая зелень Рамбла за озером вдали казалась почти импрессионистской под тяжестью летнего воздуха. Она спустилась по первым восемнадцати ступеням на площадку, пустую, если не считать пары латиноамериканских любовников в жарких объятиях и четырех молодых парней, которые, на первый взгляд, играли в какую-то игру.
Когда она пересекла площадку, то увидела, что это не игра — не совсем. Не в ее понимании этого слова.
Из четырех мальчиков только один был толстым, как и большая книга, которую они швыряли туда-сюда, не давая ему перехватить ее, а страницы порхали в воздухе, словно крылья испуганных голубей, шлепались в руки то одному мальчику, то другому, и они смеялись — жестоко, как ей показалось — над явным страданием толстяка. Ей было интересно, как долго продержится переплет. Не бросят ли они книгу до того, как он полностью развалится.
Маленькие мальчики бывают такими ублюдками, — подумала она, спускаясь по второй крутой лестнице. Она пересекла террасу и подошла к чаше фонтана, села, откупорила воду и развернула сэндвич.
Мужчины тоже бывают ублюдками.
Ветер дул ей в спину, и брызги с нижней части фонтана из голубого камня легким туманом орошали ее лицо. Она повернулась, чтобы взглянуть на бронзового ангела в центре композиции, дарующего благословение потокам воды. Фонтан украшен чашей с фигурой ангела, которую поддерживают небольшие фигурки херувимов.
В 1880-х годах скульптор — необычная для того времени женщина — использовал метафору библейского ангела Вифезда, чье прикосновение к водам иерусалимского бассейна на овчинном рынке могло исцелить первого больного, вошедшего в него, чтобы отметить доставку чистой воды из Кротона.
Она откусила от своего сэндвича. Запила его глотком минералки. На платформе мальчики все еще играли в "догонялки", но уже меньше подбрасывая книгу и уворачиваясь от попыток толстяка схватить ее. Возможно, они берегли переплет. Но сомнительно. Для толстяка все было по-прежнему безнадежно.
Латиноамериканские любовники, держась за руки, неспешно спускаясь по второй лестнице.
Она завидовала им. В ее собственной жизни мужчин не было и уже давно не было. Только Гордон — который, очевидно, считал, что у него есть все шансы стать ее любовником. По крайней мере, с вечера понедельника. Ей было интересно, как, черт возьми, он пришел к этой идее? Разве она давала повод.
Она пересчитывала деньги в кассе сразу после закрытия, потому что Гордон почему-то ненавидел это делать, хотя это был его магазин, и он укладывал цветы в холодильник на ночь, как вдруг она почувствовала его руку в своих волосах, нежно двигающуюся вперед-назад вдоль ее головы. Она рассмеялась и сказала: Что ты делаешь, Гордон? Я собьюсь.
Но он не остановился. Он никогда раньше даже не прикасался к ней. А теперь словно сорвался с цепи! Он сделал один шаг к ней, затем два, и когда он прижался к ее заднице, и она почувствовала, насколько он тверд, она бросила деньги обратно в кассовый ящик, повернулась, положила руку ему на грудь и толкнула его. Он едва не отлетел прямо в холодильник. Она подхватила свою сумочку и выскочила за дверь.
За три дня между ними не было ничего, кроме молчания, если только речь не была абсолютно необходима, и она задавалась вопросом, как долго это может продолжаться. Конечно, ей нужна была работа. В Нью-Йорке в эти дни безработица росла с катастрофической быстротой. Поскольку оба ее родителя уехали, она с трудом обеспечивала свою младшую сестру на третий год обучения в колледже. Ей нужны были деньги. Но то, что он сделал, было простым домогательством. Она знала, что если он еще раз попытается что-то сделать, ей придется уволиться. Она считала его другом. Как же можно так ошибаться в людях.
И она размышляла об этом, когда увидела, как книга пролетела над платформой и стала падать по лестнице, а потом мальчик, тот самый толстый мальчик, беззвучно размахивая руками, кувырком полетел вниз за ней, и она
