Кодекс Императора II - Виктор Молотов

— Борис Геннадьевич, добрался ли до вас парнишка, которого я отправил? — интересуюсь я.

— Да, мой император. Как всегда приняли и помогли устроиться.

— Как он себя показывает?

— Техники боя у него, конечно, ужасные, но вот желания научиться на десятерых хватит. Сейчас развивается и обучается. В целом, могу сказать, что это очень благодарный молодой человек.

Соломонов — очень хороший учитель, часто он лично тренирует гвардейцев, и я уверен, что он вырастит из парня отличного бойца.

Тем более, что второй дар Бориса Геннадьевича довольно редкий и уникальный — за все время нахождения в этом мире я не встречал второго такого, чтобы этого человека можно было убить и передать способность графу.

Дар этот называется «боевой двойник» — он создает плотную энергоструктуру, которая в точности повторяет человеческое тело и надетые на нем одеяния. А Соломонов развил эту способность до такой степени, что может призывать двоих двойников.

При этом, дар «боевого двойника» вовсе называют гениальным. Недалекий человек никогда не сможет в полной мере им воспользоваться. А чтобы уметь во время сражения не только действовать самому, но при этом руководить энергетическим сгустками, нужно иметь гибкий ум. Борис Геннадьевич может управлять одновременно двумя двойниками — это уже говорит о многом.

Однако последние годы граф Соломонов использует свой дар чисто для отработки техник и спаррингов с молодым поколением.

— Как ваши сыновья? — поинтересовался я, поскольку, когда я навещал графа в прошлый раз, его младший наследник серьезно болел воспалением легких, было поражено более шестидесяти процентов, и ни один целитель не мог его исцелить — а все потому, что болезнь была порождением темной магии, кто-то из врагов рода постарался.

Правда, Соломонов не знает, что этой же ночью я вернулся в его поместье и подарил мальчику очень слабый дар лекаря.

— Я догадывался, что это ваших рук дело, — улыбнулся граф.

— Что именно?

— Живая посылка с темным магом. А через день от болезни Никиты вовсе не осталось ни следа. Кстати, он бы хотел лично поблагодарить вас при личной встрече.

— От вас ничего не скроешь.

— Мне об этом ваша служанка сказала. Служба безопасности следов не нашла, а пленник не понял, как его поймали. Сын и вовсе ничего не помнит, для меня до сих пор остается загадкой его выздоровление.

Я вопросительно посмотрел на Алину:

— Господин, вам не стоит принижать свои достижения, — улыбнулась она.

Хотя сказано это было для того, чтобы даже союзники не забывали, какой силой я обладаю. Алина прекрасно играла свою роль.

— Мой император, позвольте поинтересоваться, по какому поводу вы прибыли? — спросил Соломонов.

— Мне пора назначить своего начальника гвардии, — ответил я.

— Неужто пришло время?

— Именно.

— Может я позову его и обрадую?

— Не стоит, сперва я поговорю с вами.

— Пожалуй, я вас оставлю, господа! — сказала Алина, сделала реверанс и исчезла в тени.

Граф присел в кресло напротив меня, и мы продолжили разговор:

— Судя по моим сведениям, меры безопасности во дворце повысились после того, как Разумовского чуть не взорвали, — начал Борис Геннадьевич.

— Разумовский скоро должен сделать ход.

— Я пока не знаю, какой. Он уже начинает бесить меня своей безнаказанностью, — чуть повысил голос граф.

Разумовский успел нажить себе много врагов. Но именно графа Соломонова канцлер раздражал после одной нехорошей истории. Не говоря уже о том, что он вставляет мне палки в колеса, а Соломонов — один из немногих аристократов, кто поддерживает именно меня.

— Через тридцать минут Разумовский должен сделать заявление на телевидении, и оно должно касаться меня. Можем послушать.

— С радостью. А чего стоит ожидать?

— Когда основное начнется, вы сразу узнаете.

— Тогда может партеечку сыграем? Или даже несколько.

— Конечно.

Соломонов достал доску и фигуры. Эта игра напоминала военные шахматы, и отличалась от них большим количеством клеток. Чтобы победить, приходилось выстраивать в голове стратегию, как на поле боя. Этим мне эта игра и нравилась — я любил думать и анализировать.

За оставшееся до выступления Разумовского время — мы успели сыграть только одну партию.

— Блин, почти, — выдохнул граф.

— Почти не считается, — улыбнулся я.

— И то верно.

На стене висел большой плоский телевизор, на котором и выключился в нужное время эфир с канцлером.

— Подскажите, как сейчас себя чувствует цесаревна Анастасия? — задали ему первый вопрос журналисты.

— Анастасия постепенно выздоравливает. Ее жизни больше ничего не угрожает, — невозмутимо ответил Разумовский.

— Как новость восприняли ее братья? — спросил мужчина в строгом костюме.

— Федор и Григорий безмерно рады, что Анастасия идет на поправку.

— А Дмитрий Алексеевич? — это явно был подставной человек, в нем чувствовалась военная выдержка.

Впрочем, на этой конференции было много подобных личностей.

— Не могу ответить, прошу прощения. Пока Анастасия восстанавливается, у него есть свои дела.

— Он решает политические вопросы?

— Скорее, это его личные дела.

Вопросы продолжали сыпаться, но обо мне ничего не было, пока слово не взял еще один подставной человек. На этот раз это была черноволосая девушка:

— Вы знаете, кто стоит за покушением на цесаревну?

— Подозреваю, что это совершил кто-то из ближнего круга, — ответил канцлер.

— К этому имеет какое-то отношение Федор Алексеевич?

— Нет, точно нет, — помотал головой Разумовский. — Федор обожает свою сестру, так что это нереальный вариант.

— Григорий Алексеевич?

— Исключено. Они с цесаревной лучшие друзья.

— А Дмитрий Алексеевич? — громко спросил другой журналист.

— По поводу Дмитрия я, пожалуй, промолчу.

Все журналисты сразу начали что-то записывать в телефоны и блокноты.

Геннадий Борисович вскочил с кресла и громко сказал, не скрывая возмущения:

— За это нужно наказать! Причем прилюдно. Я вам всегда говорил, что Разумовский с гнильцой!

— Подождите, Геннадий Борисович, эфир еще не закончился.

Разумовскому снова задали вопрос обо мне:

— Скажите пожалуйста, почему Дмитрий — единственный наследник, кто не имеет своей гвардии?

— Это тяжелый вопрос. Сколько я не пытался, ни один начальник гвардии не может ужиться с Дмитрием Алексеевичем. У Дмитрия очень… простите, не могу сказать.

— Вы хотите сказать, что он очень избалованный?

— Я этого не говорил.

— Жители нашей империи и без того умеют делать выводы.

— Вы имели ввиду, что он