Сказки страны утренней свежести - Василий Трофимович Кучерявенко

На заходе солнца вспыхнули вязанки дров, поленья, облитые смолой. Ли Дон Гю в это время далеко в стороне сидел в расщелине, покуривал трубочку.

Прогорел костер, погасли угли, люди разошлись от костра. Каменотес тихо вылез из щели и ушел в горы. Там, в горах, вдалеке от дома, он прожил сто дней и ночей. На сто первый день вышел бледный и худой и прямо к царю.

Слуги, как увидели его, так и ахнули. Забегали, спеша один перед другим, чтобы поскорее царю доложить о столь небывалом происшествии.

— Каменотес прибыл от царя небесного, — понеслось из зала в зал царского дворца.

Каменотес прошел мимо слуг и только буркнул: «Дров маловато было, еле-еле долетел».

— Готов дворец-то? — спросил царь, увидев его.

— Готов… Всевышний благодарит вас за помощь.

— А расписан его дворец так же, как мой? О, всевышнему, верно, требуется художник?

— Да нет, — хотел возразить каменотес, — он желал бы видеть…

Но царь не пожелал больше слушать его и, радуясь своей предусмотрительности, повелел немедленно отправить художника Се Ги Чена на небо. «Вот всевышний будет доволен», — думал царь.

Повеление царя передали художнику. Прибежал он к царю, взмолился со слезами:

— Пощади, мой повелитель, без меня погибнет вся моя семья.

Не внял царь его мольбе и велел быстро собираться. Слуги нашептывали царю: «Правильно, повелитель, правильно. Это лучший художник страны. Всевышний вознаградит тебя за него».

Пришел художник домой, собрал краски, кисти и еле живой, чуть ноги переставляя, понурый, поплелся к месту, где приготовлены были дрова.

Навстречу ему каменотес:

— Идешь? Желаю успеха! — А сам быстро нагнулся к нему и шепнул на ухо, чтобы никто не услышал: — Не горюй. В левой стене ущелья есть щель. Как завалят тебя дровами, ты среди вязанок, никем не замеченный сможешь вылезти в эту щель. Сперва трудно будет, но дальше я расширил ход, и ты легко выберешься в лес. Ночью я встречу тебя там и что-нибудь придумаем вместе. Я так спасся, спасешься и ты.

Легче стало у художника на душе, смелее пошел. Но все-таки посматривал кругом словно навсегда прощался со всем. Опасался все-таки погибнуть на костре из-за царской глупости.

Но когда пришел к месту сожжения, то закричал, чтобы побольше дров тащили. И каменотес тут как тут — больше всех кричит, поторапливает слуг, чтобы те дров не жалели, побольше кучу собирали.

Как и велел каменотес ему, художник, когда его закрыли вязанки дров, залез в щель. На заходе солнца загорелся костер, но художник был уже далеко. Ночью его встретил каменотес и спрятал в пещере в горах. Туда же принес ему пищу.

Сто дней и ночей провел в горах художник, а на сто первый спустился в долину — и прямо к царю.

— Расписал ли дворец? — спросил у художника царь.

— Готов дворец, мой повелитель. Да только царь небесный без тебя и твоих слуг не желает праздновать новоселье, приглашает тебя к себе, — ответил художник, — так он условился с каменотесом ответить царю.

Царь обрадовался и тут же повелел собирать его, а также и слугам готовиться в путь. Приуныли слуги, да делать нечего. Слово царя — для них закон, нельзя не исполнить.

Три дня и три ночи все население возило дрова. Целую гору дров навозили.

Забрался царь на дрова, а с ним и его слуги. Музыкантов согнали со всей страны… Стонут и охают барабаны, свистят флейты… Тут и зажгли костер. Сгорели дрова, а с ними и глупый царь и его надменные слуги. Налетел на пепелище ветер и развеял пепел.

Прошло сто, двести, триста, тысяча дней, и никто не слышал, чтобы царь и его слуги вернулись на землю.

Счастливо без царя и его слуг зажили люди на земле. Урожай с полей и садов, уловы рыбы теперь были их. Кто трудился, тот и кушал. А кто же не будет трудиться для себя, для своей жизни?! Красивой стала жизнь тружеников. Начали люди воздвигать великолепные дворцы, города, строить дороги, каналы… И везде так нужно было чудесное мастерство каменотеса Ли Дон Гю и художника Се Ги Чена.

Друзья — каменотес Ли Дон Гю и художник Се Ги Чен — здравствуют и по сей день, дружат еще крепче, работают, радуя людей своим искусством. Люди их очень любят, учатся их умению.

А в праздничные дни мудрый Ли Дон Гю и Се Ги Чен собираются за столом и выпивают по нескольку рюмочек хорошего вина за процветание жизни в своей стране.

Почему у японцев башмаки без задников

Сначала генералы, а за ними и солдаты стали отступать. Машут мечами, грозят, а сами все пятятся и пятятся…

Сам микадо — император японский — повелевает войскам: «Вперед!»

А они не слушают и все пятятся. Микадо подкрепления шлет одно за другим, но и подкрепления тоже пятятся, пятятся, пятятся…

«Что делать? — думает микадо. — Как мне войско свое остановить, чтобы оно не пятилось?»

Думал, думал и придумал. Написал приказ: «Повелеваю всем сапожникам шить башмаки без задников».

Сапожники обрадовались: «Чего проще — шить такую обувь!»

Обул японский микадо все свое войско в башмаки без задников и радуется: «Ну, уж теперь не будут отступать! Если у них храбрости нет, зато жадность есть. Как начнут пятиться — с них башмаки и свалятся. Им и башмаков жалко станет и колко по колючей траве и камням босиком пятиться. Теперь волей-неволей вперед пойдут».

Вот какой умный был микадо!

Только он недолго радовался. Глянул на войско, а оно башмаки растеряло и всё пятится, пятится, пятится…

Так и прогнали корейцы тогда, в давным-давно минувшие годы, из своей страны японцев.

А в Японии и по эту пору сапожники шьют башмаки без задников… Микадо стыдно было отменить свое повеление, чтобы народ не узнал о том, как он глуп.

Золотая