Би ДЖЕЙМС - СЛЕЗЫ НА ЛЕПЕСТКАХ РОЗ
– Патрик, что-то не так?
Она знала. Она всегда знала. Она чувствовала его настроение раньше, чем он сам успевал что-то почувствовать. Женщина с такой интуицией была бы восхитительной любовницей.
– Патрик?
Он уловил в голосе зарождающуюся тревогу и не смел на нее взглянуть.
– Просто мне немного не по себе, Джордана. Продолжай. Ничего не случилось. Я пойду прогуляюсь.
– Мы с Кэсси можем уйти, если тебе мешаем.
– Нет. – Целых три недели он вел себя осмотрительно, но сегодня осмотрительность была выше его сил. – Мне нужно кое-что обдумать.
Он не стал дожидаться ответа, а тут же направился в сторону кухни, чтобы окунуться в темноту и спокойствие сада.
– Дело обретает не слишком приятный оборот, мистер Маккэлем?
Рэнди засовывала мясо в духовку Взгляд Патрика встретился с ее ленивой ухмылкой. Она звала его по имени или по фамилии – в зависимости от настроения. "Мистер Маккэлем", как правило, означало насмешку.
– С какой стати ты суешься в мои дела и чего ты, черт возьми, добиваешься? – рявкнул он, резко остановившись.
– Мне казалось, вы это уже вычислили. – Она выпрямилась и уперлась ладонями в бедра. – Я – женщина, которую Джордана подобрала на улице, и я хочу, чтобы она была счастлива.
– И думаешь, что ключ к ее счастью – я?
– Суд еще не выносил приговора, но думаю, что вы – ее шанс.
– Джордане нужно гораздо больше, чем могу ей предложить я.
– Многого от тебя никто не требует. Миг счастья можно растянуть на всю жизнь. Кэсси этому доказательство. – Она пожала плечами и опять ухмыльнулась. – Кто знает, может, ты обдуришь сам себя и останешься. Вот, полюбуйся на меня. Десять годков прошло – а я все еще с ней.
Патрик тоже ухмыльнулся, но со злостью.
– Кто ты на самом деле? Как ты встретилась с Джорданой?
– Это длинная история.
– У меня полно времени до завтра. Ты же сама пригласила меня пожить здесь – дескать, смешно ездить туда-сюда, когда в доме пустует пара спален. Кажется, вам пришлось пожалеть о своем приглашении, миссис Тейлор?
– Touche. – Насмешливо отсалютовав, Рэнди замолчала, собираясь с мыслями. – Во всем, что касается тебя, я прямо-таки разрываюсь надвое. Хочу, чтобы ты остался, и хочу, чтобы ты уехал. Ты мне видишься то спасителем, то погубителем. Раздвоенность! Она и объясняет мое плохое настроение. Твое вообще не нуждается в объяснениях. Требуешь рассказа. Пожалуй, для него настало время. – Она прошла к бару, вернулась с бутылкой шотландского виски, плеснула щедрую порцию и протянула ему. – Под конец без этого не обойтись.
Он устроился в кресле и, не сводя глаз с Джорданы – ее, словно прекрасную картину, окаймляли двери в соседнюю комнату, – выслушал ужасную историю детства слепого ребенка, попавшего под власть безжалостной и эгоистичной старухи. Кое-что, в смягченном виде, он уже знал от Джорданы – доброта жила в ней даже тогда, когда полагалось бы жить одной ненависти.
– Вот какова была ее жизнь с девяти до восемнадцати лет, – закончила свой рассказ Рэнди. – Эмма мечтала скрывать ее и дальше, как в старые времена прятали сумасшедших.
– А где же была ее мать? – Пальцы Патрика сжались вокруг бокала – к счастью, слишком толстого, чтобы треснуть. – Неужели она не пыталась защитить своего ребенка?
– Эва – хорошая женщина, но очень слабая. Для Генри Даниэля она тоже была ребенком. После его смерти власть перешла к Эмме, и Эва не в силах была ей противостоять. Разумеется, оставляя малышку, она знала, что физических измывательств не будет, хотя насилие моральное куда вероломнее – с ним труднее бороться. Именно против него и восстала Джордана. Она убежала во время одной из нечастых поездок Эммы за покупками, они тогда жили в доме Даниэлей в Атланте.
Можешь себе представить, сколько мужества требовалось для такого поступка? Девушке, которой не позволяли бывать с людьми, которую не пускали в школу, держали в самом настоящем заключении? Слепой девушке? Можешь хоть на мгновение осознать силу отчаяния, заставившего ее окунуться в джунгли Атланты?
– Тогда ты ее и встретила? Когда она, отчаявшись, сбежала?
Рэнди коротко кивнула. События десятилетней давности были так свежи, точно это случилось вчера.
– Она плакала. Молча, но так горестно, будто кровоточила ее душа. И была очень грязной. Боже!
Сколько раз она, должно быть, падала, перебираясь из одного места в другое, не имея ни малейшего понятия, что делать или куда идти! Уже стемнело, квартал сомнительный, полно всякой шпаны. Даже испачканная, одежда ее казалась слишком шикарной для этой части города. Когда я увидела ее, свернувшуюся калачиком на краю тротуара, то решила, что это юная богатая дурочка, забредшая в трущобы из любопытства, а может, просто поссорившаяся со своим дружком. У меня самой было бед по горло, и невзгоды богатеньких казались мне пустяковыми. Я остановилась, чтобы посмеяться, и осталась, чтобы помочь. Но она помогла мне куда больше. Позабыв о своем несчастье, выслушивала рассказ о моем. И вдруг предложила мне такую жизнь, о какой я даже и мечтать не смела.
Предложила кров для меня и ребенка, которого я ожидала, а потом предоставила мне возможность получить образование.
– Взамен на это? – Патрик жестом обвел кухню, подразумевая все то, что она делала в доме.
Рэнди покачала головой.
– Ни на что не взамен. Я это делаю потому, что мне нравится. Ничего другого я не хочу.
Джордана в соседней комнате отложила гитару.
Смеясь, она обернулась к Кэсси, и волосы блестящим шелком накрыли ее плечо.
– Итак, ты отправилась с ней в школу в Швейцарию. – Он говорил с Рэнди, но глаза его были обращены на Джордану. – А потом вы вернулись в Джорджию. Ты получила образование, могла бы сделать карьеру. Почему ты осталась с ней?
– А зачем мне ее покидать? Лучше Джорданы человека не сыщешь. К тому же я ей стольким обязана!
Патрик в ответ лишь пожал плечами.
– А отец Кэсси?
– Он в этой истории посторонний. Отец Кэсси исчез. из моей жизни до того, как я обнаружила, что беременна. Я была влюблена без памяти, души в нем не чаяла, ни о ком, кроме него, думать не могла. Так переживала.
Теперь-то я полагаю, что в проигрыше остался он.
Руки Джорданы обвились вокруг ребенка, ее длинные изящные пальцы помогали неуклюжим детским пальчикам извлекать осторожные аккорды. Он отвернулся, оторвав взгляд от женщины и малышки, и сузил глаза на Рэнди:
– Осмыслив свой собственный горький опыт, ты решила, что Джордане необходим такой же? Почему?
– Потому что альтернатива куда хуже, – расстроенно ответила Рэнди. Каковы бы ни были ее сомнения насчет Патрика, в этом она не сомневалась. – Джордана перестала двигаться вперед. Наглухо закупоривается в своем мирке, становится отшельницей. Именно этого так хотелось Эмме Даниэль. – Рэнди буквально выплюнула последние слова, яростно сверкнув глазами. – И мужество тут ни при чем. Просто она по натуре замкнутая, а время и обстоятельства усиливают наши недостатки, как и достоинства. Джордане необходим кто-то, кто бы не позволил ей ускользнуть из мира. Кто-то связанный с настоящей жизнью, способный увести за собой.
– Если Джордана испытает боль, все может стать еще хуже. Она замкнется в себе окончательно.
– У нее останутся воспоминания. Это лучше, чем ничего.
– Правда?
– Да! – с жаром подтвердила Рэнди.
Патрик впервые за весь разговор отхлебнул из бокала, поставил его на стол и опустил на него взгляд.
– Джордане необходимо постоянство в жизни она заслужила его. Я же не настроен на постоянную связь. Пока…, и навряд ли настроюсь скоро.
– Тогда уезжай, – грубо произнесла Рэнди. Виски резко плеснулось в бокале.
– Не могу.
Патрик поднялся и вышел в темноту сада, а Рэнди еще долго вглядывалась ему вслед, впервые осознав, что опасность угрожает не только сердцу Джорданы.
– Патрик Маккэлем, ты упрям. Слишком упрям, чтобы признать правду.
Выливая остатки его виски в раковину, она улыбалась.
– Спокойной ночи, Джордана.
Рэнди увела Кэсси в спальню, а Джордана еще посидела молча, прислушиваясь к их болтовне. Потом поднялась, отложив гитару в сторону, и уверенно направилась через кабинет, через кухню, к выходу на террасу. Хоть он это и отрицает, Патрику явно не по себе. Он запутался в сетях ее глупых надежд, и настало время его освободить.
Какой-то период их отношения развивались прекрасно. Патрик часто наведывался в гости, а потом вообще остался жить здесь, уезжая и возвращаясь, как того требовали его дела. В сотворенном ими идиллическом мирке они гуляли и болтали, смеялись и узнавали друг друга. Постигали сближавшие их вещи. У них оказалось много общих интересов и совершенно неожиданно появлялись новые. Она узнавала от Патрика о дальних странах, которые не надеялась увидеть сама. Для нее это было личным свидетельством путешественника, так недостающим видеофильмам Кэсси. А он в свою очередь интересовался ее жизнью, всем, что для нее имело значение, – ее музыкой, фирмой, несчастными детьми, ее садом.
