Арийская колыбель - Абрашкин Анатолий Русь - арийская колыбель

Среди маститых историков прошедшего века идея П. П. Вяземского о соотнесении русских и троянцев так и не нашла отклика. Но удивительные обнаружи­ваются факты. Оказывается, что в свое время Н. М. Ка­рамзин при сличении рукописного мусин-пушкинского и печатного издания 1800 года текстов «Слова о полку Игореве» обнаружил одну, весьма важную ошиб­ку наборщика. Вместо «сечи Трояна> было напечатано «вечи Трояна». А А Гогешвили отмечает, что в перево­де В. А. Жуковского также присутствует строка «Были сечи Трояновы», а не «века Трояновы», хотя в послед­нем издании его перевода откуда-то появились «веки Трояновы». Это вмешательство в текст В. А Жуковско­го совсем не так безобидно, как кажется. Ведь совер­шенно ясно, что если бы в поэме была воспроизведена строка о «сечи Трояновой», то ни у кого не возник­ло бы сомнения, что автор «Слова» упоминает о Тро­янской войне. Для писателей раннего Средневековья сама история Троянской войны была отправным пун­ктом при изложении истории вообще, если дело шло об истории светской, так же, как библейские сказания полагали начало изложению всего мирового процес­са начиная с сотворения неба и земли, животных и человека. Вот потому автор «Слова» и начинает пере­числение ожесточенных и кровавых войн с Троянской войны, со сражения под стенами Илиона: «Были сечи Трояни…» Знание греческого и латинского (как пока­зывает А. А Гогешвили) языков, элементов античной мифологии и культуры делает в принципе возмож­ным, что наряду с Гомером, он был знаком с историей Рима, знал о войнах, которые вел император Траян, но сама идейная и художественная задача, которую он ре­шал, стремясь создать у читателя негативное отноше­ние к междоусобной войне, не допускает обращение к образу и имени Траяна, который вошел в римскую и средневековую историографию как образец мудрого, доброго и справедливого властителя, как покоритель воинственных даков, а не как инициатор междоусобиц и гражданской войны.

Очень интересно А. А. Гогешвили поясняет и строки:

Встала обида в войсках Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, восплескала лебедиными крылами на синем море у Дона…

Для П. П. Вяземского — это воспоминание-отступление о гомеровской Елене, принесшей обиду в стан троянцев, а лебедикрылой она названа по отцу Зевсу, принявшему образ лебедя во время любовной встречи с матерью Елены, Ледой. Но в истоках Троянской вой­ны лежат, как известно, даже не одна, а серия «обид», из которых первая — обида Эриды, богини раздора, сестры и постоянной спутницы Арея. Бросив «ябло­ко раздора», Эрида вызвала обиду «эгидодержавной» Афины. Не воинственная ли Афина или мстительная «старая дева» Эрида скрывается, хотя бы отчасти, под именем Девы в «Слове» — как раз одна из них, а совсем уж не Елена, должна бы именоваться Девой. В связи с вышеприведенным отрывком из «Слова» вспоминают­ся следующие строки из «Илиады»:

Но едва олимпийцы приблизились к ратям, Эрида Встала свирепая, брань возжигая; вскричала Афина, То пред ископанным рвом за великой стеною ахейской, То по приморскому берегу шумному крик поднимая.

Текст гомеровской поэмы подсказывает, что образ Девы-Обиды восходит к античным образам богинь, воплощающих раздор, месть и междоусобицы. А А Го– гешвили указывает и конкретное место в гомеровской поэме, которое послужило источником этого «образ­но-лексического комплекса» Девы-Обиды. По-види­мому, это песнь «Отречение от гнева», где оправдыва­ющийся перед собранием Ахилл говорит:

Часто винили меня, но не я, о ахейцы, виновен; Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эриннис: Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой В день злополучный, как я у Пелида похитил награду. Что ж бы я сделал? Богиня могучая все совершила, Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет, Страшная; нежны стопы у нее: не касается ими Праха земного; она по главам человеческим ходит, Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет. Древле она ослепила и Зевса, который превыше Всех земнородных и всех небожителей: даже и Зевса…

Тут-то сам Гомер выступает свидетелем, что эта Дева ступала на землю Трояни.

Мы выяснили смысл двух фрагментов «Слова», в ко­торых присутствуют троянские мотивы — упоминания о «тропе Трояни» (Троаде) и о «сечи Трояни» (Троянс­кой войне). Но есть еще и третий, смысл которого все еще остается туманным:

На седьмом веке Трояни кинул жребий Всеслав

о желанной девице:

Опершись на коня (на коней) в хитрых замыслах, подскочил ко граду Киеву

прикоснулся скипетром к

золотому престолу киевскому.

А. А Гогешвили отмечает, что у Эсхила в «Агамем­ноне» захват ахейцами Трои изображается как стре­мительный скачок коня, того самого деревянного коня, в чреве которого спрягались греческие воины. Напомним еще раз, что Троя славилась быстрыми, как ветер, божественными конями. Они были предметом гордости троянцев, но они же вызывали зависть окру­жающих племен и часто становились причиной их на­бегов. Более того, причиной первой гибели Трои также были кони, которых царь Лаомедон получил от Зевса взамен похищенного им Ганимеда. Геракл, спасший го­род от морского чудовища и обманутый Лаомедоном, взял город штурмом и угнал волшебных коней с собой. Во время Троянской войны оракулом было предсказа­но, что Троя устоит, если божественные кони фракий­ского царя Реса хотя бы раз сумеют поесть и напиться в осажденном городе. Диомед и Одиссей, однако, про­бравшись ночью в лагерь Реса, угнали роковых коней к себе. История с деревянным конем выглядит как бы финальным аккордом в цепи бедствий, обусловленных особым отношением к этому священному животному. Ведь решение втащить его внутрь города было приня­то самими горожанами.

Но схожим образом, как сообщает летопись, в 1068 году захватил власть в Киеве и князь Всеслав По­лоцкий. Исторические события, предшествовавшие его вокняжению, были таковы. Половцы разбили вой­ско трех братьев — сыновей Ярослава Мудрого: Изяс– лава, Всеволода и Святослава. Киевляне потребовали от Изяслава выдать им коней и оружие, чтобы взять дело обороны Киева в свои руки. Изяслав, боясь ки­евлян, отказался это сделать. Тогда киевляне пошли к «порубу» (тюрьме), где сидел князь Всеслав Полоцкий, захваченный ярославичами перед тем в 1067 году, и поставили его киевским князем. Очевидно, что Всес­лав удовлетворил требование киевлян — выдал им ко­ней и оружие. Он пришел, следовательно, к власти хит­ростью, «опершись на коней». Но что означает строка «На седьмом веке Трояни»?

Вот версия А А Гогешвили. Троянь, по его мнению, была поэтическим символом Византии. Как известно, разделение Римской империи официально произош­ло в 395 году, т.е. отсчет времени существования собс­твенно Византии надо начинать с конца IV века. Вы­чтем из 1068 года 395-й: получим, естественно, 673 год, как раз седьмой век существования Византии как тер­риториальной и культурно-исторической преемницы Трои, Троады, Троянской земли, «земли Трояни». Все выглядит очень просто и логично.

Есть, однако, еще одна, не менее красивая гипоте­за. Ее высказал В. А Зрелкин в статье «Руси особенная стать» (В книге «Гибель России». М.: Метагалактика, 1999. С. 121-154). Мысль этого исследователя гениаль­но проста: «конная» Троя (культурный слой Троя VI), ведущая отсчет от XVIII в. до н. э., просуществовала до своего падения в начале XII в. до н. э. (культурный слой Троя Vila) шесть с лишним веков. Она была разруше­на на седьмом веке от своего рождения. Такое прочте­ние снова возвращает нас ко времени «сечи Трояни» в «земле Трояни». Круг ассоциаций автора «Слова» с Тро­янской войной полностью замыкается. И мы, вслед за П. П. Вяземским и его последователями, можем, теперь уже с полным основанием, утверждать, что создатель «Слова о полку Игореве» соотносил свой рассказ с ис­торией Трои.

Но почему же автор «Слова» так настойчиво об­ращался к теме падения Трои? Да потому, что гибель этого города символизировала разрушение могучей империи II тысячелетия до н. э. — Средиземноморс­кой Руси. Во время создания «Слова» (XII век) Киевская Русь переживала период раздробленности. Одно из крупнейших государств в Европе, оно, однако, нахо­дилось на краю гибели. Впереди уже маячил призрак татаро-монгольского нашествия, и потому тема еди­нения русских князей перед внешней опасностью — центральная в поэме. Пример Трои был очень показа­тельным для русских. Он служил яркой иллюстрацией того, как разваливается русская империя: во-первых, русские объявляются врагами всех «малых народов» империи и изгоняются ими со своих национальных территорий, а во-вторых, последовательно истребля­ется память о самом присутствии русских на этих зем­лях и их вкладе в хозяйственную и культурную жизнь этого национального образования. На протяжении всей нашей книги мы приводим доказательства в поль­зу присутствия русских в Средиземноморье. Об этом, как совершенно очевидно теперь, прекрасно знал ав­тор «Слова», да, похоже, и его слушатели.