XVII. Аббат - Александр Вячеславович Башибузук
Руководил монахами-боевиками брат Игнатий, широченный и кривоногий коротышка, со свирепой мордой, с крючковатым, мясистым носом на ней.
Он сразу доложился, что поступает в мое полное распоряжение и готовы выполнять любые приказы. Даже каблуками щелкнул как образцовый вояка.
— Любые? — переспросил я.
— Любые, — отрубил монах, кровожадно ощерившись и сверкнув маленькими, налитыми кровью глазками. Мол, только приказывай, а за нами не постоит.
— Что от меня требуется?
Брат Игнатий почесал затылок и кратко отрапортовал:
— Еда, кров и место для молитв. Все.
Я порадовался тому, что он не потребовал сотню еретиков на расправу и пообещал, что все будет.
Дорога назад в аббатство получилась скучной, брат Игнатий особой разговорчивостью не отличался, а рядом со мной постоянно торчала пара бодигардов, которые тоже как в рот воды набрали. С легистом разговаривать смысла не было, он взял с собой кучу толстенных книг и на привалах от них не отрывался, а когда отрывался, от его мудреных выражений у меня скулы сводило.
Хотя, меня самого на разговоры не особо тянуло: по большей части я ломал голову над тем, как предотвратить визит королевы в аббатство. Правда более ничего толкового, чем сбежать самому куда подальше, так и не придумал. Обида на то, что какая-то сука выставила меня перед королем заднеприводным не прошла, но слегка притупилась. Пусть Луи думает, а немного попозже я сделаю все, чтобы он поменял свое мнение. А пустившего слух я рано или поздно найду и тогда он сам поменяет ориентацию.
Та и доехал до обители.
Несмотря на мое кратковременно отсутствие монастырь несколько изменился. На входах и выходах торчали вооруженные аркебузами постовые. А остальная братия в поте лица трудилась: подкрашивали, штукатурили, драли травку и прочими другими немудреными способами благоустраивали расположение. Очень, знаете, умиротворяющая для отдельно взятого руководителя картинка. Младшее руководящее звено бдит, личный состав занят — благодать!
Но как скоро выяснилось, спокойствием в аббатстве даже не пахло.
Оказывается, в мое отсутствие пытались украсть прежнего настоятеля Бонифация.
— Ночью пришли… — виновато докладывал Саншо, баюкая замотанную тряпкой руку и болезненно морщась. — Впятером, просочились незамеченными, обошли патруль и сразу под башню, к входу к подвалам. Там на посту стоял Тома, его зарезали…
Я жестом приказал ему помолчать и обернулся к брату Игнатию.
— Обойдите обитель, посмотрите сами, где расставить посты и как наладить охрану. Действуйте по своему усмотрению. Ты… — я посмотрел на Мигеля, — дай своего человека, показать им все. А ты, брат Саншо, потом разместишь людей и поставишь их на довольствие.
Брат Игнатий молча кивнул и ушел, за ним похромал Мигель. Судя по потрепанному внешнему виду соратников — им пришлось ночью не сладко. Помимо повязки на руке у баска была разбита физиономия, его брат волочил за собой ногу, а один из людей Мигеля, Симон, вообще выглядел, словно его переехала телега.
— Это кто? — покосился вслед боевому монаху Саншо.
— Дальше что случилось? — я проигнорировал его вопрос.
— Я же говорю… — баск обиженно хлюпнул расквашенным носом. — Тома зарезали, сняли с него ключи, спустились в подвал, а там уже придушили Франсуа — он сторожил внутри. Но… — он опять замолчал и заговорил только после того, как я показал ему кулак. — В общем… все бы у них получилось, если бы не Бонифаций. Он уходить с ними не захотел…
— И что? — гаркнул я, потеряв терпение.
— Вцепился в клетку и такой ор поднял, что хоть святых выноси. Увы, ваше преподобие, сам не знаю почему… — баск развел руками. — Дурак же, а может ему понравилось у нас в темнице. А пока они возились, Мигель пришел со сменой, а потом я и остальные подоспели. Их подвала мы их уже не выпустили. Матерые попались, сдаваться не захотели, пришлось рубиться. Всех положили, но и нам досталось. У Мигеля всего двое на ногах осталось — Симон и Пьер, остальные… — Саншо провел ребром ладони по горлу. — Если бы не брат Гастон и брат Гаспар…
— А что Бонифаций? — машинально поинтересовался я.
— А что он? — баск хмыкнул. — Как и прежде, гадит под себя, мычит и жрет как рота гвардейцев. Но по виду довольный.
— Тысяча распутных монашек! — зло ругнулся я. — И как теперь разобраться, кто их послал?
— Так можно же распытать, ваше преподобие! — вскинулся Саншо. — Совсем забыл вам сказать. Одного-то мы взяли живьем! Слегка помяли, но так-то целехонький. Злющий и верткий страсть, это он Жюля на шпагу надел, как каплуна на вертел и мне руку проткнул. Его наш повар брат Гастон черпаком своим приласкал. Часа три лежал как мертвый, думали уже не очнется, но в аккурат пред вашим приездом пришел в себя.
Я едва сдержался, чтобы не выругаться матом.
— Так какого дьявола ты молчал? Ладно, дальше!
— По виду благородный, сейчас сидит в клетке, рядом в Бонифацием, — продолжил баск. — Пробовали распытать, но молчит, только глазами зыркает. Мы решили до вашего приезда его особо не трогать.
Я зачем-то поискал глазами канделябр, не нашел его, встал и приказал Саншо.
— Веди.
Первым в подвале в глаза бросился Боня. Экс-аббат очень качественно изображал из себя собаку: лакал воду из миски, заливисто лаял, грыз прутья решетки и пытался задирать ногу, чтобы помочиться в угол. При этом, судя по довольной морде, он действительно был совершено счастлив.
Пленник, совсем наоборот, забившись угол подальше от своего буйного соседа, угрюмо косился на него и особым настроением не блистал.
Выглядел он совершенно обычно для этого времени. Вряд ли намного старше меня возрастом, худой и жилистый, чем-то похожий на орленка профилем, но пригожий, как и я похожий на херувимчика. Слипшиеся в сосульки грязные волосы длиной до плеч, худая морда и давно не стриженная бородка. Одет был тоже стандартно, короткая, неопределенного цвета, замусоленная куртка, широкие штаны и сапоги.
К слову, он вполне мог быть дворянином. Давно прошли времена, когда принадлежность к благородному сословию являлось гарантией более-менее приличного благосостояния. Сейчас есть отдельная категория дворян, в подавляющем числе являющаяся младшими сыновьями, которым при наследовании имущества и владений рода не достается ровным счетом ничего. И которым приходится как-то выживать. Небольшому количеству удается поступить на военную службу, некоторые находят себе покровителя, а остальные, банально не чураются вообще ничего, лишь бы прокормиться хоть как-нибудь. В том числе не брезгуют откровенным разбоем.
Увидев меня, пленник зло зыркнул и опустил голову.
Задача предо мной стояла совершено простая, разговорить пленного большого труда не составляло: дыба, раскаленные клещи — и все, только
