XVII. Аббат - Александр Вячеславович Башибузук
К сожалению, никакого другого варианта в голову не приходило.
Утром кривой монашек, тот самый, что при первой моей встрече с капуцином передавал мне деньги, притащил миску с жиденькой кашей и кусок хлеба.
А еще…
Власяницу и вериги. Да-да, самую настоящую власяницу, сплетенную из конского волоса и сраные железные вериги, да еще с шипами.
И властно скомандовал:
— Живо переодевайтесь!
Я и так был злой как собака, а посему без слов ткнул костяшками пальцев кривому в солнечное сплетение.
Тот засипел словно проколотая шина, сел на пол, а потом попытался на четвереньках сбежать из кельи, но не успел и отхватил еще пинка. От увечий его спас отец Жозеф.
К счастью, отчитывать не стал и спокойно объяснил, что мой внешний вид должен вызвать у короля доверие.
— А сейчас я не вызываю доверия, да? — огрызнулся я.
— У нас да, вызываете, — монах раздраженно поморщился. — В нашем доверии не сомневайтесь, иначе мы не поручили бы вам столь важное дело. Но вы слишком пригожи и молоды, а его величество должен быть спокоен, доверяя вам свою супругу.
Пришлось смириться, черт бы побрал.
Гребанная власяница немилосердно колола тело, железяки брякали при каждом шаге, обувь и вовсе отобрали, пришлось топать босиком. Зато теперь я своим видом являл образцового религиозного фанатика. Злая до крайности, отощавшая морда и покрасневшие от недосыпания глаза еще больше подчеркивали сходство. Отец Жозеф было собрался приказать обстричь мне волосы, но патлы удалось отстоять.
Дальше произошел короткий инструктаж, после чего меня отвезли в Лувр.
— Вы очень изменились, ваше преподобие, мне даже страшно становится… — сопровождавший меня де Болон всю дорогу ржал надо мной, а я с трудом сдерживался, чтобы не дать ему в морду.
В Лувр меня завели с заднего двора, а дальше последовала встреча с Ришелье.
С того момента как мы последний раз с ним виделись, кардинал почти не изменился. То же нервное породистое лицо, ухоженная бородка и уставшие проницательные глаза. Разве что болезненная худоба стала заметней.
— Ваше высокопреосвященство… — я немного замешкался, не сообразив, как приветствовать кардинала. Придворный поклон в исполнении священника смотрелся бы очень неуместно и странно, а как обращаться, будучи самому в сане священника попросту не знал.
Так и не поприветствовал вовсе.
Но Ришелье никак не прореагировал на нарушение церковного этикета.
Немного помолчав и пристально разглядев меня, он удовлетворенно кивнул и сухо бросил:
— Я понимаю, вы беспокоитесь. Не стану вас утешать, но хочу, чтобы вы знали — мы полностью удовлетворены всем, что вы делаете. Мне уже доложили о ваших… как бы это сказать… — он неожиданно улыбнулся. — О начале вашей службы в аббатстве. Мы впечатлены и считаем, что вас ждет блестящее будущее. Лично мне импонирует ваша решительность и преданность делу. А сейчас…
Кардинал провел еще один короткий инструктаж, после чего произошла моя встреча с его величеством Людовиком тринадцатым этого имени, королем Франции. Причем он сам пришел в кабинет к кардиналу.
Невысокий и щуплый, с длинным носом и острым подбородком, какой-то весь неказистый, одетый в небесно-голубой атласный костюм, король буквально вбежал и с раздражением уставился на Ришелье, не обратив на меня никакого внимания.
— Ну же? — он нетерпеливо топнул ногой. — Мы с Сен-Симоном скоро отправляемся на псарню! Не заставляйте нас ждать.
— Ваше величество, — кардинал глубоко поклонился. — Позвольте представить вам аббата Антуана де Бриенна, настоятеля аббатства Руаямон.
Король наморщил лоб, видимо что-то вспоминая и ткнул в меня пальцем.
— Я вас знаю! Вы убили того великолепного вепря на моей охоте!
У меня душа ушла в пятки, ведь именно тогда он разгневался на то, что я прикоснулся к королеве, когда выносил ее из шатра на руках.
— В прошлом, шевалье де Бриенн в высшей степени достойный кавалер, — рассказывал Ришелье, — он не раз доказывал свою верность короне, проявляя исключительную доблесть и незаурядный ум, но предпочел славе и земным радостям служение Господу…
Я на всякий случай еще раз поклонился, брякнув своими веригами.
Король повел себе довольно странно, он отмахнулся от кардинала, схватил мою руку, поцеловал ее, а потом потащил к креслу, сел рядом и принялся возбужденно тараторить.
— Вы достойны примера! Какое мужество и смирение! Не каждый найдет в себе силы отринуть подобный греховный соблазн! Женская красота всего лишь нечестивый обман, отказаться от нее легко, но мужская гораздо сильней, ибо она настоящая, истинная красота! Вам, наверное, пришлось очень трудно? Посещают ли вас до сих пор греховные мысли? Трудно ли сдерживать себя? Я по себе знаю, насколько это тяжело, потому что вокруг очень много красивых кавалеров. Вериги? Да, да, только уязвляя свою плоть можно отринуть соблазн! Я горжусь вами!
Я в упор не понимал, о чем ведет речь Людовик, но послушно кивал, соглашаясь с ним и нес совершенную дичь в ответ.
— Вера надежная преграда соблазнам, Господь всемогущ, он не оставит истинных верующих…
Закончилась встреча так же внезапно и сумбурно.
Людовик вскочил, бурно заявил, что верит мне и убежал.
Кардинал улыбнулся.
— Поздравляю вас, аббат. Вы понравились королю. Королева отправится в паломничество именно в ваше аббатство.
Я поклонился в ответ и настороженно поинтересовался:
— Ваше высокопреосвященство, а о каких моих соблазнах говорил его величество король?
Кардинал очень серьезно ответил:
— Насколько нам известно, король почему-то убежден в том, что вы решительно отринули мирскую жизнь именно потому, что почувствовали в себе греховную тягу к мужчинам. Увы, почему он так решил, нам пока неведомо, но мы приложим все силы чтобы узнать. Впрочем, сами понимаете, это нам помогло. Советую умерить свой гнев, ибо интересы государства превыше всего.
Вот честно, даже не знаю, как я удержался от того, чтобы не вырвать гребанному Ришелье кадык…
Глава 5
В тот же день, я попытался вырваться в город, для того, чтобы заняться закупками необходимого для аббатства, но мне тактично запретили. Видимо Ришелье и отец Жозеф, всерьез отнеслись к грозящей мне опасности и не хотели рисковать своими планами. Впрочем, капуцин предоставил своего эконома и тот пообещал все закупить и доставить в Руаямон. А еще он, по моей просьбе, выделил своего легиста — сухенького, но еще бодрого старичка брата Мишеля.
Смысла оставаться дальше в Париже не было, и я отправился назад в аббатство в сопровождении выделенных мне капуцином «боевых» монахов и оного легиста.
Надо сказать, сопровождение действительно больше походило на солдат, чем, собственно, на монахов.
Строевая выправка, удивительная молчаливость и слаженность, они даже на лошадях ехали строем. Оружия с собой монахи прихватили
