Сказки леса - Николай Григорьевич Никонов
Он чувствовал, как прибывают силы. Стало теплее, глаза раскрылись, перья пригладились. Вот Кузя уже сыт и весел. Он чистит клюв, отряхивается, летит на вершину тополя, который стоит у забора. Усаживается поудобнее и к прохожим доносится весёлая простая песенка: «Ци, ци-пи, ци-пи, ци, ци-пи!»
Идут по улице два старика.
- Слышь, как синица звенит - весна скоро, - говорит один.
- Ну, где же! До весны ещё месяц ждать, - не соглашается другой. - Делать ей нечего, синице, вот и звенит.
ПРО КУРОЧКУ-ТЕТЁРКУ И ЖЁЛТЫХ ТЕТЕРЕВЯТ
Рыжая лесная курочка-тетёрка тихонько шла по траве, прислушивалась, приглядывалась, пугливо вытягивая шею. Она была занята важным делом: искала место для гнезда. Вот уже целое утро бродила тетёрка по холодной росе, раздвигала траву, забиралась в кустарник, и всё напрасно. То лес был слишком густ, то редок, то по соседству оказывалась лисья нора, то не было поблизости воды.
Лес велик. Пока обойдёшь его ногами, пока облетишь на крыльях, от усталости голова закружится. Очень утомилась лесная курочка летать и ходить, всё время опасаясь, как бы не подкараулил её ястреб.
Но всему на свете бывает конец. Нашла и тетёрка удобное местечко для гнезда. Оно было под широким развесистым кустом, недалеко от весёлой лиственной опушки, что выходила прямо к хлебному полю. Была поблизости и родниковая речка, и поляна с высокой травой, и заглохшая старая вырубка, где цвела брусника вокруг пеньков.
Тут, под кустом, тетёрка, совсем как домашняя курица, стала скрести лапами, вырыла неглубокую ямку и устлала её сухими травинками. А чтобы гнездо было помягче, она выщипнула на брюшке пучок рыжих перьев и положила их поверх травы. Готово гнездо. Но долго ещё возилась с ним заботливая тетёрка, укладывала травинки, подстилала пёрышки. Потом, припадая к земле, она отбежала далеко в сторону и уж тогда поднялась в воздух, улетела.
Так делают почти все дикие птицы, которые гнездятся на земле. Никогда они не летят прямо к гнезду, не садятся около него. Иначе хищные звери легко выследят птичье семейство.
А если вы мне не верите, спросите у полевого жаворонка, у серой куропатки, у длинноклювого кулика-бекаса, у самого глухаря спросите, - все скажут вам то же самое.
Каждое утро прилетала тетёрка. Несла под кустом по одному пёстрому яичку. Снесёт яичко, прикроет пёрышками, улетит. Когда же прошло девять дней и стало яичек тоже девять, она пересчитала их клювом, распушила перья, села на гнездо и стала греть яички своим теплом. Целых три недели, нахохленная и важная, она неподвижно сидела на гнезде. У тетёрки затекли ноги. Она ужасно похудела. Шутка ли, день за днём не сходить с одного места. Лишь в жаркий полдень ненадолго летала она к речке поклевать травы да цветочных побегов.
Но вот наступил самый долгожданный день. Уже с утра тетёрка приподнималась, прислушивалась, глухо квохтала. Она слышала лёгкие шорохи, которые доносились из-под скорлупы. Яички ожили. Шорохи становились сильнее. Наконец, тонкая скорлупа треснула, стала разламываться, из яйца выглянула мокрая головка цыплёнка. Он тихо пищал, пытаясь освободиться из скорлупы. Мать помогла ему выбраться, и он тотчас зарылся в её тёплый пух. А потом трескались другие скорлупки, и к вечеру у лесной курочки стало девять птенцов. Девять жёлтеньких пуховых шариков с чёрными глазёнками и бурыми крапинками на спине.
Едва они обсохли, как тут же стали бегать, переваливаясь на коротеньких ножках, весело перекликаясь тоненькими голосами. А тетёрка, совсем как курица, говорила им: «Коо, коо…»
Она была очень довольна такими славными, милыми птенцами. Как хорошо они разминают ножки, наверное, им тоже надоело сидеть в тесной скорлупе. А уже это, конечно, петушки! Вон как бойко они карабкаются на спину матери и скатываются кувырком по гладким перьям в гнездо.
Когда холодеющий вечерний ветер зашептал в листьях кустов, цыплята зарылись в мягкие перья и сладко заснули в темноте и тепле. А курочка-тетёрка всю ночь не шевелилась. Она чутко дремала, всякий раз испуганно открывая глаза, если поблизости шелестела трава.
Может быть, в темноте бегали всего лишь безобидные лесные мыши. Может быть, крошечные землеройки затеяли драку в траве. А тетёрке всё казалось, что крадётся лисица или волк издали почуял семью. Ей было страшнее, чем раньше. Теперь даже улететь от врага было нельзя. Разве бросит она своих детей?
Коротка июньская ночь. Побелело, зарумянилось небо. Певчий дрозд засвистал на макушке лохматой ёлки. Затрубили журавли на болотах-мшарах. Радостно, звонко запели зорянки. И тетёрка разбудила птенцов, повела весь выводок искать корм. Оглядываясь, прислушиваясь, шла она впереди, отряхивала росу. Ведь если не сделать этого - намокнет лёгкий пушок у птенчиков. Они могут простудиться.
Вот кружит над полянами большой сарыч-канюк. Не очень страшная птица. Мышами питается, а всё-таки может унести беспомощного птенца, «Ко-о-о», - строго говорит тетёрка, и дети, как по команде, скрываются под её крыльями. Улетел канюк. Можно дальше идти. Она ведёт детей к родниковой речке, учит пить. Птенчики понятливые. Очень быстро они наклоняются к воде, запрокидывают головку и сладко жмурятся, когда вода бежит по горлышку. Совсем, как взрослые птицы.
Чу! Кто-то продирается сквозь кустарник. Шумит сырая осока. Дыбом встают у тетёрки перья, опускаются крылья, как веер раскрывается хвост.
Гладкая, полосатая мордочка барсука появляется из кустов. Шевелится, нюхает его мокрый нос, похожий на свиной пятачок. Пахнет вкусно. Хищно щурятся подслеповатые глазки.
Но тетёрка пулей бросается навстречу. И так страшен её взъерошенный отчаянный вид, такая дикая злоба слышна в хриплом квохтанье, так яростно горят тёмные глаза, что барсук тотчас скрывается.
«Лучше не связываться с этой рыжухой, как раз глаза выклюет», - соображает барсук и плетётся на болото ловить лягушек.
С речки курочка увела выводок на поляну. Цыплята резвились в обсохшей траве, ловили кузнечиков, разгребали тёплую землю, искали зёрнышки, клевали травинки. Здесь было очень хорошо в сухом тепле, среди цветов и травы под ласковым июньским солнцем. Вот мать нашла небольшой муравейник, разбросала его лапами. Все вдоволь наелись кислых муравьёв и белых муравьиных куколок. В полдень отдохнули в тени. А к вечеру курочка увела выводок в такую чащу непролазного осинника, что никакому филину, никакой лисице не было возможности пробраться туда.
Так проходили дни. Шёл июль. Птенцы уже не умещались под крыльями матери.
А если пробовали это сделать, получалась самая смешная картина. Тетёрка становилась странной многоголовой птицей. Из-под крыльев, из-под хвоста - отовсюду выглядывали головы птенцов. То и дело
