Диана Килина - ИГ/РА
– Конечно, Игорь Викторович, – пролепетала девушка, разглядывая меня своими глазищами, – Звонил Тимур Маратович, он будет через час, – чуть поморщившись, доложила она.
– Хорошо, пусть сразу заходит.
Войдя в кабинет, я закрыл за собой дверь и тремя широкими шагами очутился у своего кресла. Рухнув в него, я ослабил галстук, который душил меня с самого утра, как удавка, и откинул голову назад.
Посмотрев на квадратные плитки подвесного потолка, я вспомнил об одном незаконченном деле, которое нужно было сделать утром. Взяв в руки мобильник, я почесал запястье под повязкой, и набрал номер Ольги, который ещё утром мне сообщил Тимур.
– Алло, – сухо ответила она.
– Добрый день, Сладкая, – прокудахтал, как заботливая наседка, я, – Мне хотелось бы попросить тебя не трогать мою временную машину. Надеюсь, ты взрывчатку ещё не подложила?
– Я не повторяюсь, – коротко рассмеялась Оля, – Хотя она мне не нравится, эта твоя временная машина. Навевает неприятные воспоминания, знаешь ли.
– Она принадлежит Тимуру, и если с ней что–то случится, он очень расстроится. А я не хотел бы, чтобы Тимур расстраивался, – с улыбкой сказал я, представляя, как её лицо исказила гримаса ужаса, которая была у неё утром, – Думаю, ты тоже не хочешь его огорчать.
– Да, не горю желанием, – после небольшой паузы ответила она, – Кстати, почему ты сказал, что в моём номере живут другие люди?
– В смысле? – я резко выпрямился в кресле, перестав раскачивать его одной ногой.
– Администратор гостиницы благополучно мне выдала карту от четыреста четвёртого номера. Моего номера, – с издёвкой уточнила Оля.
– Где ты? – отрезал я, поднимаясь и хватая ключи от машины из верхнего ящика стола.
– Где–где, иду переодеться, – проворчала она, – Да чтоб тебя, – буркнула она куда–то.
На том конце провода я услышал короткий щелчок открываемой двери.
– Оля, убирайся оттуда, – громко сказал я, вылетая из кабинета и пробегая мимо озадаченной Илоны, держащей в руках мою чашку кофе.
– Вот ещё, – фыркнула Ольга в трубке.
– Сладкая, я не шучу. Тим никогда не ошибается. Если он сказал, что там были другие люди, значит это правда, – скороговоркой сказал я, – Будь хорошей девочкой, выйди тихонько из этого номера, закрой за собой дверь и быстренько уноси оттуда ноги.
– Ты параноик, – со вздохом произнесла она, – Где же моя сумка… – приглушённо запричитала Оля, возясь в каких–то вещах.
– Оля. Быстро. Уходи. Оттуда, – чётко по словам сказал я, заводя машину, – Я буду через сорок минут.
– Пффф, – послышалось из трубки, и она отключилась.
– Вот овца! – вырвалось у меня, и я звезданул рукой по рулю.
Выезжая с парковки на дорогу, заполненную машинами, я набрал Тимура:
– Ты далеко от Прибалтийской?
– Минутах в десяти, а что? – переорал орущую у него в машине музыку Тим.
– Оля там, в своём номере.
– Что за бред? – сказал Тим, сделав звук потише.
– Двигай туда, я не успею. Возле офиса пробка.
– И что мне с ней делать, с Олей твоей? – прорычал Тимур.
– Задержи до моего приезда или вези ко мне домой, если в гостинице небезопасно.
– Ясно, – отрезал он.
Я отшвырнул телефон на соседнее сиденье и сжал зубы, ощутив навязчивое желание закурить. Оно отозвалось зудом в пальцах, и мне пришлось вцепиться в руль сильнее, чтобы хоть как–то этот зуд унять.
Давненько я не думал о сигарете. Если мне не изменяет память (а она, в общем–то, мне никогда не изменяет) года с 2008.
Ольга, 2013
Первое, что я заметила в своём номере – это беспорядок. Точнее какой–то… Не мой беспорядок. Я никогда бы не бросила туфли у входа, я всегда снимала их по пути к месту назначения. В этой гостинице – это была кровать или душ. Сейчас мои вчерашние туфли, которые я обувала на встречу с Лазарем, валялись в углу у двери; хотя я уверена, что вчера оставила их около ванной.
Второй странностью оказалась пепельница. Она была пуста и вымыта, хотя на ручке двери висела красная табличка с надписью «Do not disturb», которую я вчера днём собственноручно повесила туда. Горничная не могла заходить сюда, увидев такую табличку, это – факт.
Вспомнив слова Лазаря, я было попятилась к двери, но потом вспомнила, зачем я сюда пришла. Я кинулась к кровати, чтобы переворошить бельё, создавая ещё больший беспорядок. Потом я залезла в шкаф, и скинула пустые вешалки на пол. В ванной я не нашла ничего, кроме своей раскрытой косметички с контактными линзами разных цветов и актёрским гримом. Я снова вернулась в комнату и огляделась, прижав косметичку к груди.
Оглядывалась я до тех пор, пока правое плечо не пронзила острая боль.
Рухнув лицом вниз, я уронила косметичку. Баночки, контейнеры и тюбики рассыпались по полу. В воздухе начали летать частички минеральной пудры. Запахло сладковатым ароматом роз, паркетным лаком и моей кровью.
«Молчать» – отозвался разум, когда от жгучей боли захотелось вскрикнуть.
И я замолчала. Так я и молчала, лёжа на полу четыреста четвёртого номера гостиницы «Прибалтийская». До тех пор, пока перед моими глазами не показались чёрные кожаные кроссовки Nike.
– Живая? – сухо спросил сиплый голос, потрогав моё плечо.
Я медленно кивнула, проехав щекой по тёплому деревянному полу. А затем меня накрыла темнота.
Лазарь, 2008 год
Я вбросил монетку в аппарат и посмотрел, как поднимается шлагбаум. Проехав на верхний этаж парковки, я вышел из машины и поправил резиновые перчатки, которые изнутри стали покрываться жёлтыми пятнами от моих ладоней.
Знаю, знаю, есть тальк. Но проблема в том, что тальк оставляет следы. Мелкие частички, которые криминалисты распознают как Mg3Si4O10(OH)2. В теории, если верить чему–то вроде «Закон и порядок», «СиЭсАй» и прочим сериалам о трудовых буднях патологоанатомов, экспертов и следователей; то эти частички могут даже рассказать, кто был производителем порошка и где он был куплен. Поэтому, я не использую тальк. Я не должен оставлять следов.
На крыше было душно. В Москве стоит неимоверная жара, и, такое ощущение, что тут она усиливается. Ветер сильными порывами гоняет сухой воздух и городскую пыль; Солнце, ставшее ближе на несколько сотен метров, жарит и обжигает. Отвратительно.
Закончу дело, и пойду на покой. Давно пора. Куплю домик, заведу собаку. Открою какой–нибудь небольшой бизнес. Легальный, естественно; хватит уже убийств. Плохо это влияет на мою голову. Хотя, на чью голову такая работа влияет хорошо?
Вытащив винтовку из кейса, я посидел ещё немного, привалившись спиной к бетонному ограждению. Потом передёрнул затвор, присел в стойку, и посмотрел в оптику.
Женщина с ребёнком. Кусты, кусты, кусты.
Продавщица киоска. Скамейка, кусты, кусты.
Мужик на скамейке. Кусты, кусты, ещё одна скамейка, пустая; и кусты, кусты.
Блондинка в чёрном платье идёт по тротуару. Лестница в метро.
Цель.
И снова в обратном порядке.
Цель. Блондинка. Мужик. Продавщица. Женщина–ребёнок.
Вдох, выдох. Палец опускается на курок. Щелчок–выстрел.
Блондинка падает.
Передёргиваю затвор, щелчок–выстрел.
Мужик летит со скамейки лицом вниз.
Затвор–щелчок–выстрел.
Цель рухнула на асфальт, так и не дойдя до метро.
Затвор–щелчок–выстрел.
Продавщица.
Затвор…
Женщина или ребёнок? Женщина или ребёнок? Она бежит, держа девочку на руках. Что–то говорит. Кажется, это: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо».
Не будет. Щелчок–выстрел.
Женщина падает на девочку. Девочка кричит. Я, конечно, не слышу её криков, но она определённо кричит; если верить моей оптике. Может быть, стоит облегчить её страдания, или не стоит?
Риторический вопрос.
Убираю винтовку обратно в кейс, беру его и уезжаю с парковки, бросив ещё одну монетку. Перчатки снимаю и выбрасываю в урну возле ресторана, куда традиционно иду обедать, когда нахожусь в Москве.
В новостях уже говорят о беспорядочной стрельбе в самом центре. Беспорядочная – это хорошо. Значит, никто не поймёт, кто был целью.
Да, дерьмовая у меня работа.
Определённо пора на покой.
2013
– Я договорился с врачом, её можно перевезти, – сказал Тимур, усаживаясь на стул напротив меня, – Ты уверен, что это – хорошая идея?
Я пожал плечами и откинулся на спинку пластикового стула, стоящего в комнате ожидания хирургического отделения Покровской. Закрыв глаза, я глубоко вдохнул пропитанный стерильностью воздух и поморщился.
– Когда можно забрать?
– Хирург понаблюдает до утра, – Тим вытянул ноги и скрестил руки на груди, – Если всё в порядке, завтра заберём.
– Хорошо, – ответил я, не открывая глаз.
– Лазарев, что у тебя с этой девчонкой?
– Да ничего у меня с ней нет, успокойся, – я ухмыльнулся, – Жалко её просто, вот и всё.
– А когда сдавал пять лет назад шакалам, не жалко было? – спросил Тимур стальным голосом.
