Бер Саша - Степь. Кровь первая Арья. Трилогия
- Тфу, дуры.
Колдуны непонимающе переглянулись, но Дануха ничего им объяснять не стала. Объяснила Елейка:
- Мы тут давеча трёх девок Лесановских нашли. С того света выковыряли. Вылечили, одели, обогрели, жить с нами разрешили, а они сбежали. И похоже опять в свои Лесановские леса, откуда их уже вылавливали.
В рассказах - пересказах наступила тишина, которую как всегда прервала Неважна:
- Спасать их надо опять, - проговорила она, сидя с напряжённым лицом, с закрытыми глазами.
- Да пропади они пропадом, эт три дуры малолетни, - как-то обеспокоенно и тихо затараторила Дануха, чувствуя в интонации Неважны определённую уверенность к решительным действиям.
- Какие бы не были, но мне за них больно, - проговорила Неважна, открывая глаза, полные слёз.
Тут Неважна резко соскочила, утёрла слёзы и настойчиво заявила Данухе, не спрашивая разрешения, а ставя её перед фактом:
- Я пойду выручать. Я знаю где они.
Дануха хотела было что-то возразить и уже рот раскрыла, но её опередила Голубава:
- Я пойду с ней, - сказала она так же твёрдо, поднимаясь со скамьи.
- И я с вами, - тут же соскочила Елейка.
Вот тут Дануху прорвало:
- А ты куды? Пи*да хрома. Сядь. Жопу прижми. Ты уже наскакалася и набегалася. Пока ногу не залечишь, носу с поселения не сунешь.
После недолгой, но яростной склоки, тем не менее не переросшей в драку, Неважна, вооружённая луком и походным шатром и Голубава, вооружённая мешком с продуктами, ушли в лес в том направлении, которое указала Неважна. Елейка, рыдая от обиды у себя в шатре, осталась смачивать меховой валик подушки слезами и соплями. Два колдуна с перепугу, тихо-тихо, незаметно сбежали к Данаве в шатёр и там спрятались, чтоб не попасть под горячую руку разбушевавшейся Данухи.
Она бесилась не оттого, что баба с девкой полезли, не зная куда и не зная зачем, не предполагая, чем всё это кончится, а потому что не могла удержать. Не было у неё на это ни сил, ни прав. Порядок в баймаке, в своё время, держался ею за счёт собственного авторитета и силы ближнего круга, которую она могла применить по своему усмотрению. Хотя в её ближнем круге была одна Сладкая, но ей этого было достаточно. Ведь кроме этого за ней стоял её сын, родовой атаман со всеми мужиками, а против этой силы даже весь бабняк, если б взбунтовался, ничего сделать бы не смог. А сейчас поддерживать порядок среди девок было не чем. Бабняка нет. Устоев нет. Почему они должны были её слушаться? Здесь за ней силы не было. Она была лишь старшая из равных. И вот эта беда больше всего её задевала. Как же она будет держать их в подчинении и повиновении, если нечем? Это-то беспомощность и бесила больше всего. Она вбила себе в голову, что должна собрать вокруг себя особенных молодух, в противовес стае нелюдей и этим отрядом девок, вывести всех кровожадных гоев с земель речников под корень. И девок, в конечном итоге, вокруг неё должно было собраться много, должно быть что-то, что сплотит их и заставит делать каждую то, что требуется для дела, а не то, что каждая для себя решит. Отрядом нелюдей безоговорочно командует непререкаемый атаман. А у них? Нет у них ни атамана, ни атаманши. Сама же Дануха себя в этой роли не видела. Собрать - да, а вести в поход на выкорчёвывание этих тварей - нет. Идеи, которая бы объединила и сплотила, тоже нет. И если лидера надо искать, то вот подумать над идеей, надлежит именно Данухе. Ведь именно ей Водная Дева поручила составить законы, простые и понятные, которые будут скреплять всех в одну семью. А из трёх, она родила только один и то, девок под него не загнала, а уж давным-давно нужно было это сделать. Глядишь сейчас бы смогла остановить самоуправство.
Неважна с Голубавой шли скоро, но не быстро. Снег в лесу хоть ещё и не был глубокий, но тем не менее скорость продвижение значительно уменьшал. К концу дня поднялся ветер, что ещё больше замедлило их продвижение. Первую ночь ночевали в лесу. Шатёр разбирать не стали. Так залезли в мешок, не раздеваясь, что-то там перекусили холодное и вырубились.
Неважна вела по прямой, искривляя свой путь лишь когда приходилось огибать буреломы и завалы. Весь второй день дул порывистый холодный ветер, а идти пришлось большую часть пути по открытой местности. Порывы ветра были такими, что порой валили с ног. Несколько раз останавливались, залезая в мешок, чтоб передохнуть и обогреться за одно. Ночевали тоже в степи, в какой-то ложбине. На третий день ветер стих и к полудню они вошли в очередной лес.
- Уже не далеко, - сказала, запыхавшись Неважна, которая в этот лес чуть ли не бегом забежала, потому что только в лесу она чувствовала себя защищённой, как дома.
Но углубившись не так далеко, её догнала и схватив за локоть, остановила Голубава.
- Что? - озираясь по сторонам и снимая лук со спины настороженно спросила Неважна.
- Слышишь? - шёпотом спросила баба, смотря куда-то вперёд.
Неважна придержала дыхание, прислушалась. Где-то впереди действительно брякали отдалённые удары топоров. Там впереди рубили лес. Неважна остановилась, поводила головой из стороны в сторону с закрытыми глазами.
- Они разделились, - тихо проговорила она, - одна прямо перед нами в доме каком-то, а вторая вон там, - и она указала в сторону, - она похоже в яме прячется, - и немного помолчав, с каким-то ужасом, прошептала, - а третьей нет. Я её не чувствую.
Охотница, тут же пригибаясь, пошла в сторону спрятавшейся, то и дело останавливаясь и вглядываясь в пустоту зимнего леса. Вскоре они вышли на край вырубки. Вырубленная от леса огромная поляна была пуста. Людей видно не было. Стуки топоров и мужские окрики раздавались где-то в стороне и видно их не было.
- Где она? - спросила Голубава, всматриваясь в пни и остатки кустарника на вырубке.
Неважна помедлила, после чего протянула руку в сторону виднеющейся вдалеке края поляны, за которым видно был спуск или просто понижение, сказала:
- Там.
И они, низко пригибаясь, перебежками среди пней, пустились в направлении, указанном Неважной.
Когда они добрались до ямы, в которой по предположению молодой охотницы пряталась девка, то обе остолбенели в шоке, выпрямившись в полный рост, забыв про осторожность.
- Это же помойка, - обескураженно произнесла Голубава, оглядывая большой овраг, заваленный мусором жизнедеятельности человека. Там были свалены содранные шкуры животных, их скелеты, с не до конца обрезанным мясом, валялись тут и там целые головы различных животных, замёрзшие и свежие кучи говна и жёлтые дыры проталин от мочи. Было такое ощущение, что сюда ходил гадить целый табун мужиков в несколько десятков человек. Голубава недоумённо посмотрела на Неважну. Та, поморщившись, неуверенно спросила:
- Она что, лучшего места спрятаться не нашла?
- Ну, а чем не схрон? - ответила ей баба с какой-то брезгливостью.
- Она там, - со вздохом проговорила Неважна, указывая на отдалённую кучу и стала спускаться в овраг.
Внимательно смотря под ноги и пробираясь по краю, всё равно то и дело натыкаясь ногами на кости, припорошённые снегом, они добрались до нужной кучи. Девку нашли сразу и тут же поняли, хотя сначала не поверили, что она не пряталась, а её просто выбросили на помойку. Куча, в которой она лежала, была сооружена из кабаньих костей, а внизу их вмёрзла турова шкура, плохо ободранная с жиром и кусками замёрзшего мяса, которая подвернувшись образовала под двумя примороженными головами хряков, что-то вроде небольшой норы, в которой свернувшись калачиком лежала Белянка, а это была именно она. Девка была ещё живой, но ни на что не реагировала. Голубава вытащила её и взяв на руки, понесла из оврага наверх. Девка была подобна травяной кукле, безвольной и абсолютно расслабленной. Баба намеревалась отнести её куда-нибудь подальше от этой мерзости, где запихать в походный мешок, осмотреть и расспросить, если получится, но не успела.
- Эй, а ну стоять! - проревел мужской бас и в овраг с другой стороны спрыгнул здоровенный мужик с копьём в руке.
В голове у Неважны с момента обнаружения ямы, вид которой вверг её в недоумение и до этого момента, выведшего её из этого недоумения, пролетел целый рой эмоций. От непонимания и неверия в увиденное, до осознания того, что живого человека, девушку, можно прямо так взять и выбросить на помойку как... Она долго подбирала слово, но так и не смогла. Когда Голубава вынимала Белянку из норы, то осознание переросло в обиду до слёз, и она тихо заплакала, обзывая по-своему этих нелюдей, как умела. А когда этот воин рявкнул и прыгнул вниз, она уже негодовала в ненависти, злобе и ярости. Именно за мгновение до этого, ей вдруг захотелось поубивать всех этих сволочей, а тут как по заказу, на те. Она, даже не раздумывая, хладнокровно, но быстро, в одном монолитном движении сняла лук, вынула и вставила стрелу, натянула тетиву и выстрелила. Чем-то до безобразия довольный мужик, в тот момент шустро перелезавший через гору костей, словил стрелу прямо в глаз, ничего не успев понять. Даже самодовольное выражение на лице так и осталось без изменения. Он резко выпрямился, выгнулся назад и рухнул куда-то за кучу спиной вперёд, выронив при этом копьё. Неважна замерла со звериным оскалом на лице, как заворожённая смотря на пустое место, где только что был воин. Голубава, застигнутая врасплох его появлением, тут же заметалась, с девкой на руках, наконец набегавшись, положила её на снег и кинулась к воину.
