Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц
Эмерсон проспал чуть ли не всю дорогу, Анубис свернулся на сиденье рядом с ним. Мы, похоже, приобрели ещё одного кота. Он следовал за Эмерсоном так же преданно, как Бастет – за Рамзесом, и я достаточно хорошо изучила сентиментальную природу моего мужа, чтобы преисполниться уверенности: он не бросит кота, особенно демонстрирующего ему такое льстящее внимание. Изменение предмета привязанности Анубиса не являлось признаком хладнокровного своекорыстия, но демонстрировало разумную оценку выдающегося характера Эмерсона. Я задавалась вопросом, как Бастет поступит с новичком. Представлявшиеся варианты несколько тревожили.
Но в тот день в моём сердце почти не было места для мрачных предчувствий. Я захватила книгу из превосходной библиотеки Сайруса, но читала её урывками; с каким удовольствием я наблюдала за подъёмом и опусканием груди моего мужа, прислушивалась к его глубокому звучному дыханию и иногда уступала соблазну погладить усталые морщины, которые всё же отметили его лицо! Всякий раз, когда я это делала, Эмерсон бормотал: «Проклятые мухи!» и отмахивался рукой. И в такие моменты счастье, переполнявшее меня, становилось почти невыносимым. Подобное же счастье вскоре предстояло испытать и нашим любимым родственникам: рано утром мы отправили им телеграммы, сообщавшие о неизменной любви, и заверяющие, что всё в порядке.
Когда мы приехали, ночь уже распростёрла свои чёрно-соболиные крылья над древним городом. Мы наняли экипаж, чтобы отправиться прямо в замок. Когда он тронулся, я оглянулась и увидела – или вообразила, что увидела – знакомый силуэт, метнувшийся в тень. Но нет, сказала я себе, этого не может быть. Кевин уехал в Каир несколькими часами раньше нас.
Тусклый свет ламп с трудом пробивался сквозь темноту. Мерное постукивание лошадиных копыт создавало подходящее сопровождение моим печальным мыслям. Трудно было представить замок, которым Сайрус так гордился, без него. В каждой комнате, в каждом коридоре, ощущалось бы присутствие высокого, любезного призрака. Мне казалось, что Эмерсон ощущал то же самое, и, уважая мои чувства, сохранял задумчивое молчание, держа мою руку в своей.
Я предположила, что Рене уведомил слуг о нашем скором прибытии. И, действительно, дворецкий приветствовал нас, как самых долгожданных и почётных гостей. Поклонившись, он пошёл перед нами, но когда я поняла, куда он нас ведёт, то остановилась:
– Я не могу, Эмерсон. Только не в библиотеке, только не сегодня. Мы столько часов провели вместе в этой комнате, его любимой…
Но Анубис уже прошествовал по коридору, и слуга открыл дверь. Запах дыма – дыма тонкой сигарки – достиг моих ноздрей. Из глубокого кожаного кресла возле длинного стола, заваленного книгами и газетами, поднялся человек. Сигарка, козлиная бородка, безукоризненно подогнанный полотняный костюм...
Нашим глазам предстал призрак Сайруса Вандергельта – такой же, каким он был при жизни.
* * *
Я не упала в обморок. Эмерсон утверждает обратное, но он вечно пытается найти во мне доказательства того, что называет «поведением, подобающим леди». На самом деле – и кто может обвинить меня? – мои колени подогнулись, а глаза заволокло серым туманом. Когда мой взор прояснился, я осознала, что сижу на диване, и Эмерсон растирает мне руки, а у Сайруса, склонившегося ко мне, от волнения дрожит бородка.
– Господь Всеблагий! – возопила я... Но Читатель вполне может представить себе взволнованные фразы, слетавшие с моих уст в течение последующих минут. Тёплое пожатие руки Сайруса заверило меня, что это – он собственной персоной, а не бесплотный дух. Применение мягкого стимулятора восстановило моё обычное спокойствие, и вскоре мы приступили к усердному удовлетворению взаимного любопытства.
Сайруса потрясло осознание того, что ему полагается быть мёртвым.
– Я приехал всего час назад! – воскликнул он. – Слуги сказали мне, что вас ждут, что, безусловно, явилось хорошей новостью, но они не сообщили мне, что я умер. Хоть кто-то, да должен был проболтаться. Как это случилось?
– Лучше сначала выслушаем вашу историю, – произнёс Эмерсон, бросив на меня странный взгляд. – Где вы находились последние несколько недель?
По мере рассказа меня охватывало странное, неуклонно усиливающееся чувство. Мне уже приходилось слышать нечто подобное.
– Они схватили меня сразу после того, как я сошёл с поезда в Каире, – начал Сайрус. – Я почувствовал небольшой укол в руку – будто комар укусил меня. Потом всё смешалось. Помню, как двое парней усаживали меня в коляску, и всё. Затем я проснулся в том, что выглядело, как роскошный отель: спальня, ванная комната, очаровательная гостиная с мягкими стульями и книжными полками. Единственное отличие – на дверях не было никаких ручек.
Его окружили всевозможной заботой (заверил он нас). Пища была приготовлена превосходным шеф-поваром и подавалась слугами, которые выполняли любые желания Сайруса, разве что не отвечали ни на какие вопросы.
– Я начинал задумываться, не придётся ли мне провести там остаток своей жизни, – признался Сайрус. – Прошлой ночью, как обычно, я лёг спать – по-моему, прошлой ночью – и хоть верьте, хоть нет, но проснулся сегодня утром в купе первого класса экспресса Каир-Луксор. Я разволновался, как и следовало ожидать; кондуктор с усмешкой взглянул на меня и сообщил, что я достаточно сильно набрался, и в поезд меня сажали друзья. Они передали ему мой билет, прямо до Луксора, так что всё в порядке. Ребята, я был совершенно ошеломлён, но решил, что сначала приеду сюда, а затем попытаюсь выяснить, что происходит. Мне кажется, что вы сможете всё объяснить.
– Мне кажется, сможем, – ответил Эмерсон, снова взглянув на меня.
Я лишилась дара речи. Явно радуясь тому, что оказался единственным рассказчиком, Эмерсон начал свою историю. Ни слова, ни даже дыхания, не было слышно, пока он не окончил.
– Вот же бред! – задохнулся Сайрус. – Честно скажу вам, Эмерсон, я бы не поверил в подобную нелепицу, если бы мне рассказал её кто-нибудь другой. Я и вам-то не очень верю. Как кто бы то ни было мог обмануть вас, представляясь мной? Ведь вы знаете меня уже долгие годы!
Я изучала худое, морщинистое лицо Сайруса. Годы не пощадили нашего старого друга, вопреки моим надеждам. Мне бы следовало понять: осанка, высокий рост (но всё-таки ниже на несколько дюймов) и замечательно хорошо сохранившееся лицо не могли ему принадлежать. И бородка – тоже! Какое облегчение Сети, должно быть, испытал, отказавшись от неё!
Естественно, я
