User - i cf85044c3a33e6c4

швырнул на журнальный столик, развернулся и ушел... Смутно помнил произошедшее, темно

было, злость на нее перекрыла все, да и выпил столько, что картинка расплывалась, помнил

только как толкнул, сам не понял, откуда на обычном для него месте вдруг взялся столик, но

развернуться и уйти казалось важным... Будто без этого он показал себя недостаточным

ублюдком. А ведь она, наверное, пострадала...

— Картер! Открывай, мать твою! — раздался крик от дверей.

Голова отозвалась болью. Ну что ж, значит, не померещилось, до горячки не допился. Но в

горле сухо, будто наждачкой прошлись, и подняться с кровати — адски сложно. Не обращая

внимания на стуки и вопли Алекса и Карины, прошел на кухню и налил себе воды. Подумал.

Запил еще виски. Головной болью он и во время очередной мигрени помучается, так по кой

черт ему терпеть пытку сейчас?

— Шон, я вижу тебя в кухонном окне, немедленно открывай дверь! — не унимались гости.

Не до них было. Картер медленно и осторожно прошел в комнату Джо. Открыл дверь.

Вещи все на месте, значит, сборы не устраивала, но не определишь спала ли в кровати. К

безусловным достоинствам Джоанны Конелл относилось именно то, что она всегда оставляла

после себя порядок. Если бы не это, он бы ее в своем доме терпеть точно не стал...

Он всегда был вспыльчив и отходчив, но на этот раз гнал любые мысли о примирении.

Нет. Он уже возвращал ее, и не раз, вот только она никогда не ценила. Как и все ее сверстники,

была эгоистично уверена, что мир ей задолжал исполинский кусман... чего-то. И простору этого

«чего-то» он не уставал поражаться. Оставьте меня в университете, всему, что знаете, научите,

влюбитесь, женитесь, детей признайте, а я, так и быть, раздвину ноги. Будто ей, черт ее дери,

было менее приятно, когда он каждой фрикцией выбивал из нее эту детскую дурость, заставляя

откидывать все крамольно-меркантильные мыслишки.

И кто бы знал, что с виду пустышка может оказаться опасным соперником! Раздражающая

заноза, настолько мелкая, что жаль брать иголку, чтобы выковырять.

Слабенький warning, необнуленная переменная в среде, в общем-то, самостоятельно

стирающей из памяти лишний мусор... И — бамц — программа выдает неожиданный результат.

А эта х*уета заморская, перешагнув ведь и опереться о тебя не постесняется. Ни секунды

беспокойства она не заслуживала — от подобных сорняков и не избавишься толком, — а он все

равно стоит и проверяет на месте ли паспорт, не свалила ли она к своей розовой мамочке в

Элитные Штаты первым же рейсом, да эконом-классом.

Завибрировал телефон в кармане. И пусть злился, на нее, на себя, надеялся, что она звонит,

что с присущей театральностью сообщит, что уходит, а он ответит, что красную ковровую

дорожку ей в помощь. Но нет, на дисплее имя Алекса. Да, бл*ть, неужто непонятно, что не

настроен он на бурное дружеское общение сегодня?!

Решительно захлопнул дверь и зашагал по направлению к гостиной. Но вошел туда и замер,

увидев россыпь окровавленных осколков на ковре. И бурые пятна были значительно больше,

чем он мог предположить... Стоял как истукан и смотрел, не зная, что делать. Сердце билось

как бешеное. Не напугал, ведь, искалечил.

— Картер, считаю до трех, и начинаю выламывать дверь!

Если бы не Алекс и не мысль, что Пани увидит кровь, он бы так и стоял, не состоянии

понять, как и когда допустил такое. Картеру, естественно, было начхать на нежные чувства

рыжей женушки друга, но учитывая историю их с Джоанной взаимоотношений, рисковать не

стоило даже в малом. Бросился к двери, приоткрыл, и буквально втащил Алекса в щелку, за

грудки.

— Иди отсюда нахрен, — вдруг сообщил и, шокируя друзей, оттолкнул Карину подальше,

спеша захлопнуть дверь.

— Ты вообще с катушек слетел? — начал возмущаться Алекс и попытался впустить жену,

но Шон ему не позволил.

— Пойдем.

Алексу не нужно было даже второго взгляда, чтобы понять, что случилось. Ни слова не

сказал — бросился окна зашторивать, а потом обернулся и, яростно кинулся на Картера,

схватил его за грудки и приложил об стену. Сопротивляться тот даже не подумал — поделом.

— Ты совсем спятил?! — шепотом спросил Елисеев, хотя интонации больше напоминали

крик.

— Ты только-только вышел победителем из зала суда, хотя все знают, что ты виновен, и

бросился убивать собственную подружку? — И снова ударил друга о стену. — Скотина, где она

сейчас?! Она жива хоть?!

— Без понятия, — честно ответил Картер. — Но обязан выяснить.

Алекс, наконец, его отпустил и засунул руки в карманы, снова осмотрел сцену.

— Как это случилось? Что произошло?

Шону ужасно не хотелось отвечать на этот вопрос, но, наверное, стоило выслушать мнение

человека, который знает ситуацию и не является заинтересованной стороной. Потому что

поселившийся внутри клубок страха никак не желал распутываться. Он просто не мог поверить,

что настолько потерял контроль, что натворил подобное.

— Сначала мы орали друг на друга, а потом она бросилась на меня с кулаками, и я ее

толкнул.

— На столик? Ты толкнул ее на столик?

— Я его не видел. Пьян был, — огрызнулся Картер, точно пытаясь защититься от

отвратительной правды.

— Ну, может, суд и проникнется, — раздраженно рявкнул Алекс, воздевая руки к небу. —

Если не узнает, как ты обращался с Джоанной все эти годы!

Это было правдой. Как еще могли закончиться отношения, основанные на взаимном

унижении? Всю душу друг другу вымотали, причем она старалась ничуть не меньше. Он уже

давно готов на многое закрыть глаза, но ведь поймала за руку, и раз за разом не позволяла

приблизиться. Жестами, взглядами, недвусмысленными поступками. Не спать в одной постели,

не позволять ему приближаться к ее друзьям, не привязываться к его собаке, не считать своим

место, к которому он ее приковал, не допускать отношениям выйти за стены кампуса и его

дома. Она отлично умела мстить и ненавидеть. Каждая ее обида неоднократно выплескивалась

ему в лицо подобно горячему кофе. Обжигала, заставляла помнить о боли... И, наконец,

разъела, пробралась под кожу и поселилась там ядовитой змейкой. Выходит, он сильно

переоценил свою неуязвимость.

Алекс продолжал что-то говорить, пытаться то ли вразумить, то ли отчитать, но Шон не

слушал. Он уже набирал номер Клегга.

— Конелл, у тебя? — без приветствия спросил.

— Нет, а что? Вы опять поругались?

Но вызов был уже сброшен. Следующий номер — Керри — пришлось поискать. Когда

Джоанны и там не оказалось, настал черед совершенно невероятных предположений. Ее

университетские друзья-оболтусы, затем Мельбурнские близнецы... С кем еще она могла

связаться? Родители? Навряд ли...

— Надо обзвонить больницы, — наконец, признал он.

— И что ты им скажешь? — ехидно поинтересовался Алекс. — Что ты — тот урод,

который с ней это сделал и теперь раскаиваешься?

— А я раскаиваюсь? — попытался издевательски изогнуть бровь Шон.

— Кончай храбриться, зеленая физиономия выдает. Давай, хватай ковер вместе со стеклом,

в машину его. Надо спрятать улики.

— Потом. Сначала я ее найду, — сказал он так сипло, что сам вздрогнул, и уже схватился

за телефон, но получил толчок в плечо, который заставил выронить из дрожащих рук

мобильный.

— Если она в больнице, ты ей, кретин, ничем не поможешь, — прошипел Алекс. — А если

уже в морге — тем более. Хочешь, чтобы Бюро заявилось сюда, и на тебя повесили новые

обвинения, теперь уже в причинении тяжкого вреда здоровью Джоанны?! Тебя посадят, Картер,

только повод дай. Они уже ждут...

Но все это он уже не слышал. Внутри точно прошлись огненным хлыстом, который снес

остатки тонкой пленки, за которой находилось неконтролируемое бешенство. Злость, чувство

вины грозили окончательно лишить рассудка. В глазах темнело, а на сетчатке будто выжгли

изображение распластанной по полу Джоанны. И ее испуганные глаза, в которых все еще

виднелась слабая надежда на то, что он одумается...

Одумался, но поздно.

— Она не мертва! — заорал так что стены задрожали. На виске забилась жилка. — Я бы

понял, если бы сделал такое. Я не думал ей вредить, не собирался. Но если бы я ее убил, я бы

понял это!

— Успокойся. Ты сам сказал, что был мертвецки пьян.

Пинок, боль в ноге, и к обломкам столика присоединилось кресло. Не может быть, не

может, не в этой реальности!

— Я не убивал ее, ты... ты просто не знаешь, не понимаешь!

И он с размаху уселся на диван, хватаясь за голову. Он не мог ее убить, не мог, он же