Гай Крисп - Историки Рима
2. Тело юноши сожгли, а кости собрали в серебряную урну, так как отец хотел их увезти и предать земле на родине. После этого, обсудив положение, они решили разрушить и спалить город и этим умилостивить манов727 погибшего юноши: ведь не мог Грумбат продолжить путь, пока тень его единственного и любимого сына оставалась неотмщенной. После двухдневного отдыха персы, выслав многочисленные отряды, опустошили тучные возделанные поля, которые, как и в мирные дни, никем не охранялись, окружили город пятью рядами щитов, а на рассвете третьего дня сверкающие отряды конников заполнили все видимое пространство и, медленно продвигаясь вперед, заняли места, доставшиеся им по жребию.
Персы осадили стены со всех сторон: хиониты расположились с востока, в том месте, где был убит злополучный для нас юноша, манов которого должно было умилостивить разорение города, геланы — с юга, северный участок сторожили альбаны, а самые искусные бойцы — сегестаны встали перед западными воротами; с ними медленно двигались страшные, морщинистые и огромные, как горы, слоны с воинами на спинах — я уже не раз говорил, не было зрелища отвратительней этих ужасных животных. Видя брошенные на нашу погибель бесчисленные толпы персов, давно готовых испепелить Римскую державу, мы потеряли надежду на спасение и помышляли лишь о достойной смерти, казавшейся уже всем нам желанной.
С восхода и до позднего вечера отряды простояли как застывшие, воины не меняли положения, не было слышно ни человеческого голоса, ни ржания коней; затем враги, в том же порядке, что и пришли, отступили назад, подкрепились пищей и сном, а к концу ночи по звуку труб сомкнули страшное кольцо вокруг обреченного города. Едва только Грумбат, по законам своей страны и обычаю наших фециалов, метнул окропленное кровью копье, как войско, бряцая оружием, кинулось к стенам, и злосчастная битва сразу же стала свирепой: во весь опор ринулись в бой конные отряды противника, наши встретили их стойким и решительным сопротивлением. Многим вражеским воинам размозжили головы огромные каменные ядра из скорпионов,728 других пронзили стрелы или поразили метательные копья, и одни усеяли своими телами землю, остальные, израненные, пустились стремительно бежать к своим.
Но не меньше горя и смертей было и в городе: из-за густой тучи стрел померк солнечный свет, а метательные орудия, которые персы захватили в разграбленной Сингаре,729 наносили раны многим нашим. Защитники города поочередно выходили из боя, восстановив силы, возвращались, раненные в пылу защиты падали и расшибались, убитые, скатываясь, увлекали за собой рядом стоявших, а те, кто еще был жив, искали опытных людей, чтобы вытащить впившиеся стрелы; даже вечерние сумерки не смогли прекратить убийств, следовавших одно за другим: с таким упорством сражались обе стороны. Уже встали вооруженные до зубов ночные стражи, когда холмы там и здесь огласились криками: наши славили доблесть цезаря Констанция — владыки государства и мира, а персы провозглашали Шапура «Saansaan» и «pirosen», что в переводе означает «царь, повелитель царей» и «победитель в битвах».
Еще не взошло солнце пятого дня, как звуки труб созвали отовсюду бесчисленные толпы врагов, которые, подобно стаям птиц, понеслись в новые жаркие битвы, и вскоре на полях и равнинах, вдоль и вширь, уже не было видно ничего, кроме сверкающего оружия диких племен. Они с криками, беспорядочно бросились вперед, а со стен понеслись тучи стрел, которые, попадая в густую толпу врагов, надо надеяться, не миновали цели. Среди всех бед, я уже говорил об этом, мы не столько заботились о спасении, сколько горячо желали храбро умереть и сражались скорей отважно, чем осмотрительно. С восхода и до заката победа не склонялась ни на ту, ни на другую сторону, все кричали, одни — чтобы вселить ужас во врага, другие — от страха, и вряд ли кто-нибудь в пылу боя мог уберечься от ран.
Наконец ночь положила предел убийствам, и пресытившиеся несчастиями противники получили более продолжительную передышку. И хотя нам дано было время для отдыха, непрерывный труд без сна истощал остаток наших слабых сил; кроме того, нас пугали бледные лица и кровь умирающих, которым мы даже не могли отдать последний долг: для погребений не хватало места. Ведь, кроме семи легионов, этот сравнительно небольшой город вместил в себя и жителей обоего пола, и пеструю толпу пришельцев, и некоторое число других воинов — всего до ста двадцати тысяч человек.
Насколько позволяли возможности и хватало людей для ухода, все занялись лечением ран. Некоторые, тяжело изувеченные, испускали дух от потери крови, других, пронзенных стрелами и расставшихся с жизнью, потому что лечение им не помогло, оттаскивали в сторону, у третьих тела были так искалечены, что люди опытные запрещали трогать их, чтобы не причинять душам умирающих напрасных мучений. А кое-кто переносил страдания более тяжкие, чем сама смерть: подвергался опасному врачеванию — извлечению стрел.
3. Пока обе стороны ожесточенно сражались у Амиды, Урзицин,730 тяготясь зависимостью от воли человека, более влиятельного в войске, чем он, неоднократно советовал Сабиниану, все еще не отходившему от могил, либо, собрав всех легковооруженных воинов, провести их тайными тропами у подножья гор, если будет удача, с помощью этих отрядов перебить сторожевые посты и напасть на вражеские ночные караулы, опоясавшие стены, либо непрерывными налетами отвлекать тех, кто упорно осаждал город. Но Сабиниан отвергал его советы как вредные; вслух он ссылался на императорские письма, недвусмысленно повелевавшие во что бы то ни стало всегда беречь воинов, но в глубине души хранил наказ, полученный при дворе: пресекать честолюбивые помыслы своего жадного до славы предшественника, даже если они могли бы принести пользу государству.
Даже ценой гибели провинций старался Сабиниан не допустить, чтобы этот воинственный человек приобрел славу вдохновителя или соучастника какого-нибудь подвига. Очутившись в таком бедственном положении, Урзицин непрерывно отправлял к нам лазутчиков, хотя ни один из них из-за сплошной цепи постов не мог беспрепятственно проникнуть в город. Он строил много полезных планов, но не сумел ничего осуществить и был похож на огромного и свирепого льва, который, лишившись зубов и когтей, не осмеливается освободить из тенет запутавшихся в них детенышей.
4. В это время в городе, где не было возможности похоронить огромное количество валявшихся на улицах трупов, ко множеству бедствий добавилась еще и зараза, причиной которой были кишащие червями тела, жаркие испарения, а также истощение людей. Я коротко расскажу, почему начинаются подобные болезни.
Философы и знаменитые врачи утверждают, что зараза происходит от чрезмерного холода или тепла, обилия или отсутствия влаги. Поэтому жители болотистых и влажных мест страдают кашлем, глазными и им подобными заболеваниями, в то время как обитателей теплых стран иссушает своим жаром лихорадка. Однако как огонь — самая действенная из стихий, так сухость — самая губительная. И во время изнурительной десятилетней войны, которую вела Греция, чтобы покарать чужеземца, разлучившего царственную чету,731 свирепствовала эта же болезнь, и много людей погибло от стрел Аполлона, под которым подразумевается солнце. Да и то бедствие, что в виде жестокого недуга постигло афинян732 в начале Пелопоннесской войны, согласно Фукидиду, возникло в жарких эфиопских землях и мало-помалу распространилось, охватив Аттику.
По мнению других, здоровью большей частью вредят воздух и вода, отравленные, как нередко бывает, трупным зловонием или еще чем-либо, а более легкие заболевания вызываются внезапными переменами погоды. Третьи же полагают, что некоторых людей губит воздух, сгустившийся от земных испарений и мешающий телу дышать. Как известно из сочинений Гомера и опыта последующих поколений, первыми во время этого бедствия мрут не люди, а животные, морды которых обращены к земле.
Первый вид заразы,733 который называется «пандемос», мучит непрерывными лихорадками обитателей жарких стран; второй вид — «эпидемос», появляется время от времени, притупляет остроту зрения и вызывает опасное выделение влаги; третий вид — «лимодес», тоже возникает не во всякое время, но очень быстро развивается и приводит к смерти. Из тех, кто подвергся этой губительной болезни, немногие умирали от невыносимой жары, а большинство — от скученности; наконец в ночь на одиннадцатый день небольшой дождь рассеял густой и тяжелый воздух, и к больным вернулись здоровье и бодрость.
5. В разгар этих событий беспокойные персы окружили город осадными навесами и щитами, начали воздвигать валы, соорудили высокие, обитые спереди железом башни и установили на их крышах баллисты, чтобы смести со стен защитников; все это время пращники и лучники ни на миг не прекращали бой. Вместе с нами находилось два Магненциевых легиона,734 недавно выведенных, как я уже говорил, из Галлии и состоявших из храбрых, ловких и весьма искусных в открытом бою воинов, которые, однако, не только оказались неприспособленными для того вида сражения, что был нам навязан, но даже были явной помехой, поскольку не оказывали помощи ни на машинах, ни в сооружении укреплений, но совершали безрассудные вылазки, храбро сражались и возвращались с потерями, принося этим, как говорится, пользы не больше, чем человек, таскающий на большой пожар воду в ладонях. Поэтому трибуны вскоре закрыли ворота и запретили им выходить из города. В бессильной ярости, как дикие звери, скрежетали они зубами, но в дальнейшем (я еще расскажу об этом) их деятельная натура обнаружила себя.
