Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.
И ведь как славно все закончилось! Любо-дорого читать теперь на сайте "Кино-Театр.РУ" следующие, например, слова из представления этой ленты : "В финале фильма Флера исступленно стреляет в портрет Гитлера, брошенный кем-то в дорожную грязь. Еще и еще раз раздаются выстрелы, в промежутках между которыми словно оборачивается вспять история Германии. Документальные кадры возвращают нас в тридцатые, потом в двадцатые годы... Вот Гитлер в начале карьеры. Вот он - мальчик. Вот - младенец. И тут Флера опускает винтовку. Он ненавидит этого толстощекого малыша. Он знает его будущее. Но не может выстрелить. Захлебываясь слезами, пытается нажать на курок. Но не может... Такая метафора, такой емкий художественный образ доступен лишь подлинному Мастеру..."
Знал бы восторженный автор данной текстовки, какой ценой дался Мастеру его "емкий художественный образ", как подмывало его все-таки разрядить винтовку в младенца и как ему не давали этого сделать, дабы не скособочить идею в целом талантливо простроенной ленты! Ведь фашистами не рождаются, фашистами становятся, не так ли? А младенец он и есть младенец, он невинен по определению... Стрелять в младенца на руках матери даже при помутненном разуме Флеры - значило бы воспроизводить на экране одно только жуткое живодерство, что в конце концов еще бы и уравнивало нашего подростка с звероподобными фашистами. Как это просто, казалось бы, но и как сложно, если не желать с этим согласиться...
Но - лучше поздно, чем никогда. В 1985 году фильм был закончен и в то же лето получил Золотой приз XIV Московского международного кинофестиваля.
А для "Советского экрана" я попросил написать о нем известного философа, критика и историка кино Евгения Громова. Его большая статья "Набат Хатыни" была опубликована в сентябрьском номере за тот год. "Память истории - осевая тема последнего фильма Э.Климова "Иди и смотри"... , - писал Громов. - Это память Хатыни, заживо сожженных людей, "виноватых" лишь в том, что они мирно и честно жили на своей земле... Скажем прямо, картину Климова смотреть не просто, не сразу разбираешься в сложном от нее впечатлении. Но чем глубже погружаешься мыслью в стихию фильма, тем отчетливее осознаешь высшую правоту художника, решившего показать страдания людей, высоты их духа и низины падения такими, какими они были в своей неприкрашенной реальности..."
Но там же критик делился и своими трудностями в восприятии картины. "Почему все-таки временами хочется убрать глаза от экрана? - спрашивал он. - Из-за непривычки к столь пугающе-откровенному показу жестокости и страдания?.. Душу выворачивающие, страшные сцены фильма подчас слишком густо сгруппированы друг с другом... В эпизоде первой встречи Флеры и Глаши... их лицам придается подчас акцентированная некрасивость... Но не нарушается ли иногда мера в изображении этой анормальности?"
Критические соображения Евгения Громова были столь акварельно осторожны, что при желании на них можно было и не обратить внимания. Тем более, что общий тон рецензии, ее пафос был восторженным, даже апологетическим.
Эту большую, мастерски исполненную статью создатель фильма должен был, видимо, прочитать с чувством удовлетворения. Тем более, что в том же номере "Советского экрана" можно было полюбоваться и крупной цветной фотографией, запечатлевшей трех победителей Московского фестиваля - грека Христоса Шопахаса, американца Норманна Джюисона, а в центре, между ними - победно улыбающегося Элема Климова.
Втайне я надеялся, что такая веская, основательная публикация будет расценена Элемом как ясный и добрый мой жест: может быть, хватит носить злобу?.. Ведь у каждого была своя работа, каждый выполнял ее добросовестно, в конце концов, поправки оказались принятыми, фильм состоялся, - хватит шарахаться в сторону при встречах?.. Так я сигналил, но, признаться, безответно. Не на того напал... Такие не прощают. Гипнотизеры, предполагаю, должны жутко не любить негипнабельных.
Личная трагедия, общая беда. А.Яковлев
Фильм "Иди и смотри" появился в тот год, когда не стало Черненко и появился Горбачев. Мы, члены КПСС, еще платили партийные взносы, все, казалось, шло по-прежнему, но время ощутимо менялось. Сначала тектонические сдвиги стали происходить в верхних эшелонах, но гул уже докатывался до любопытствующих низов: отправлен на пенсию ленинградский Романов, плохо говорящий по-русски Шеварднадзе превратился в министра иностранных дел всего СССР, свирепый Ельцин "пришел на Москву", сменил Гришина.
Мимолетная сценка: между северным выходом из метро "Аэропорт" и зданием Автодорожного института в те дни открывали памятник Тельману - каменный немецкий коммунист стоял в полный рост с поднятым кулаком и в кепке. На временной трибуне в окружении соратников стояли рядышком Горбачев и Гришин. Телевидение их показало вдохновенно поющими "Интернационал". Гришин тогда спел знаменитую песню в последний раз. Поскольку живу у "Аэропорта", момент появления у нас "Тельмана" хорошо запомнился.
А еще знаком нового времени стал Арбат - улицу уснастили гирляндами фонарей на стойках и объявили пешеходной зоной. Пахн?уло демократией: можно было гулять, не боясь автомобилей. Дешевое сияние плафонов сразу получило народный комментарий: Арбат офонарел. Стекавшие сюда со всей Москвы алкаши сильно раздражали многочисленных милиционеров, они алкашей хватали, оттаскивали в переулки, там и разбирались, подальше от глаз приличного народа, особенно иностранного. Иностранцев сюда приводили экскурсоводы, чтобы поразить новым обликом свободной России. Гости удивлялись, покупали ушанки, матрешек и пионерские значки.
Горбачев не сходил с экранов телевизоров, вид (сегодня бы сказали - фейс) имел исключительно довольный. Видно было, ему нравится быть в центре внимания. Упивался. При этом говорил без умолку, приучая нацию к экзотическим ударениям - л?ожить и н?ачать, а заодно к новым понятиям и лексическим сращениям. "Ускорение", например. Или "человеческий фактор". Стал напирать на то, что надо срочно "расширить участие трудящихся в управлении производством", но скоро забыл за ненадобностью. И тогда же взмыло над страной самое главное, судьбоносное словцо - "перестройка"!
В контексте нашего мемуара нельзя не обратить внимание еще на одно событие, случившееся в том же 1985-м. Оно, конечно, не столь внешне эффектно, как начавшаяся по весне антиалкогольная компания с мордобоями в очередях, но и данная негоция "имела последствия для дальнейших видов России", особенно для культуры, особенно для кино. Имеется в виду назначение на должность заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева. Именно этот человек стал в тот момент по своему выбору назначать главных редакторов газет и журналов, рекомендовать и проталкивать нужных ему людей в руководители творческих союзов.
Принято называть его "архитектором перестройки". Принять это за комплимент можно лишь в том случае, если забыть, что в возведенном по его чертежам здании народ сразу принялся вымирать по миллиону в год. Скажут, что причин у демографической катастрофы много, на что останется заметить, что архитектор, затевая преобразования, умудрился, кажется, не учесть ни одну.
Встречаются такие особо удачливые люди, которые по жизни очень активны, но что ни возьмут в руки, то непременно уронят, разобьют или сломают. Причем, при самых, казалось бы, добрых побуждениях. А.Н.Яковлев, похоже, из таких.
Взялся реформировать партию, - партии не стало. Взялся перестраивать Советский Союз - не стало Советского Союза. Что стало с нашим великим кинематографом, когда он им занялся, теперь тоже известно - исчез. Двадцать лет прошло, а восстановиться не может...
Несомненно, этот человек был в высшей степени наделен жизненной цепкостью, способностью мимикрировать и выживать. Казалось бы, как он преуспел в ниспровержении Коммунистической партии и Советской власти! Но возникает здравый вопрос: если ты так все это дело ненавидел, то почему же всю жизнь выслуживался, старался понравиться, да и не упускал ничего, чем та власть одаривала своих особо отличившихся? Это как же надо было "показать себя" на партийной ниве, чтобы в 35 лет тебя отправили стажироваться в Колумбийский университет в США?! По тем-то временам! Каков должен был быть уровень доверия и доверительности!.. Защитить кандидатскую, потом докторскую, работая в аппарате ЦК КПСС, было делом не очень сложным. Там все "защищались", неостепененными оттуда уходить было не принято. Но умудриться в 1984 году стать членом-корреспондентом Академии наук ССС Р, а всего через шесть лет, побывав по пути народным депутатом СССР от КПСС и членом Политбюро ЦК КПСС, стать уже полным академиком - такое надо суметь!
Ордена Красного знамени и Красной звезды были получены молодым, за войну, это понятно, но, кроме того, - внимание! - орден Октябрьской революции, три (!) ордена Трудового Красного Знамени, орден Дружбы Народов, и уже совсем в новые времена - "За заслуги перед Отечеством 2-й степени"! Так умело ненавидеть власть, что она в ответ осыпает наградами - тут надо быть виртуозом.
