Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Он вернулся к Лоренце и, опустившись коленом на гору подушек, лежавших на полу возле дивана, произнес:
– Лоренца!
Молодая женщина откликнулась на его зов: она приподнялась на локте, хотя глаза ее по-прежнему были закрыты. Она ничего не отвечала.
– Лоренца, – повторил он, – спите ли вы своим обычным сном или находитесь под действием гипноза?
– Под действием гипноза, – отвечала Лоренца.
– Если я стану вас спрашивать, вы сможете мне отвечать?
– Думаю, что да.
– Хорошо.
После минутного молчания граф Феникс продолжал:
– Посмотрите, что происходит в комнате принцессы Луизы, откуда мы приехали около часа назад.
– Я смотрю в ту сторону.
– Что-нибудь видите?
– Да.
– Кардинал де Роан еще там?
– Его я не вижу.
– Что делает принцесса?
– Молится перед сном.
– Посмотрите в коридорах и на монастырском дворе, не видите ли вы его высокопреосвященства?
– Нет.
– Взгляните, не стоит ли его карета за воротами?
– Нет.
– Проследите за ним вдоль дороги, по которой мы только что проследовали.
– Слежу.
– Вы видите на дороге экипажи?
– Да, очень много.
– Не видно ли в одном из них кардинала?
– Нет.
– А ближе к Парижу?
– Я приближаюсь…
– Еще!
– Да…
– Еще!
– Вот он!
– Где?
– У городских ворот.
– Он остановился?
– Останавливается. Выездной лакей спрыгивает с подножки.
– Он ему что-нибудь говорит?
– Собирается заговорить.
– Послушайте, Лоренца: мне важно знать, что кардинал ему сказал.
– Вы не приказали мне вовремя слушать. Подождите… Лакей разговаривает с кучером.
– Что он ему говорит?
– Улица Сен-Клод в Маре, со стороны бульвара.
– Отлично, Лоренца! Благодарю вас.
Граф написал несколько слов на листе бумаги, обернул его вокруг небольшой медной пластинки, чтобы, очевидно, придать ей вес, дернул за шнурок звонка, потом нажал кнопку, под которой приотворилось окошко, опустил записку, после чего окошко захлопнулось.
Таким способом граф связывался с Фрицем, когда уединялся во внутренних комнатах.
Затем он вернулся к Лоренце.
– Благодарю вас, – повторил он.
– Значит, ты мною доволен? – спросила молодая женщина.
– Да, дорогая Лоренца.
– Тогда я жду вознаграждения. Бальзамо улыбнулся и коснулся губами уст Лоренцы, отчего все ее тело охватила сладострастная дрожь.
– Джузеппе! Джузеппе! – прошептала она, горестно вздохнув. – Джузеппе! Я так тебя люблю!
Молодая женщина протянула руки, чтобы прижать Бальзамо к своей груди.
Глава 23.
ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ – СОН
Бальзамо живо отступил назад, руки Лоренцы объяли пустоту и, скрестившись, легли на грудь.
– Лоренца, – заговорил Бальзамо, – не хочешь ли ты поговорить со своим другом?
– Да – отвечала она. – Ты почаще говори со мной: я так люблю твой голос!
– Лоренца, ты мне частенько говорила, что была бы счастлива, если бы могла жить со мной вдвоем, вдали от света.
– Да, это было бы счастье!
– Так вот я исполнил твое желание, Лоренца. В этой комнате никто не будет нас преследовать, никто нас здесь не достанет. Мы одни, совсем одни.
– Вот и прекрасно!
– Скажи, по вкусу ли тебе пришлась эта комната?
– Прикажи мне увидеть ее!
– Смотри!
– Какая прелестная комната! – воскликнула она.
– Так она тебе нравится? – нежно спросил граф.
– Да! Вот мои любимые цветы: ванильные гелиотропы, пурпурные розы, китайский жасмин. Благодарю тебя, мой заботливый Джузеппе. Ты такой добрый!
– Я делаю все, чтобы тебе нравиться, Лоренца.
– Это в сто раз больше, чем я того заслуживаю.
– Так ты согласна?
– Да.
– Признаешь, что была не права?
– Да, конечно! Но ты меня прощаешь, правда?
– Я прощу тебя, если ты мне объяснишь эту странность, с которой я воюю с тех пор, как тебя узнал.
– Знаешь, Бальзамо, во мне словно живут две разные Лоренцы: одна тебя любит, другая – ненавидит; я будто веду двойную жизнь: то я чувствую себя на седьмом небе от счастья, то испытываю адские муки.
– Иными словами, одна жизнь проходит словно во сне, другая – наяву, не так ли?
– Да.
– И ты любишь меня, когда спишь, и ненавидишь, пробуждаясь?
– Да.
– Отчего так происходит?
– Не знаю.
– Ты должна это знать.
– Нет.
– Ну, поищи хорошенько, загляни себе в душу, спроси свое сердце.
– Да, да… Теперь понимаю!
– Говори же!
– Когда Лоренца бодрствует, она – римлянка, благочестивая дочь Италии. Она полагает, что знание – это преступление, а любовь – великий грех. Вот почему она боится ученого Бальзамо, страшится прекрасного Джузеппе. Ее исповедник сказал ей, что если она будет тебя любить, она погубит свою душу, вот почему она готова убежать от тебя хоть на край света.
– А когда Лоренца спит?
– Совсем другое дело! Она больше не благочестивая римлянка, она – женщина. Она читает мысли Бальзамо, она проникает в его сердце; она видит, что он – гений, стремящийся к возвышенной цели; вот когда она понимает, что сама она – ничто в сравнении с ним. Она хотела бы всю жизнь быть с ним рядом, чтобы в будущем хоть кто-нибудь ненароком вспомнил имя Лоренцы, говоря о великом… Калиостро!
– Так мне суждено прославиться под этим именем?
– Да, да!
– Дорогая Лоренца! Тебе нравится твое новое жилище?
– Оно роскошнее предыдущих, но меня радует другое.
– Что же?
– Что ты обещаешь жить рядом со мной.
– Стало быть, когда ты спишь, ты знаешь, как страстно я тебя люблю?
Молодая женщина подтянула к груди колени; на губах ее заиграла бледная улыбка.
– Да, я вижу, – проговорила она, – хотя.., хотя, – со вздохом сказала она, – есть нечто такое, что ты любишь больше, чем Лоренцу.
– О чем ты говоришь? – вздрогнув, спросил Бальзамо.
– О твоей мечте.
– Что это за мечта?
– Твое честолюбие.
– Скажи лучше: слава!
– О Господи!
Сердце ее не выдержало, и тихие слезы покатились из-под опущенных ресниц.
– Что ты там увидела? – спросил Бальзамо, потрясенный ее ясновидением, которое временами пугало его самого.
– Я вижу блуждающих в темноте призраков; некоторые из них держат в руках свои головы, увенчанные коронами; а ты.., ты стоишь в самом центре, словно генерал на поле боя. Ты словно наделен безграничной властью: ты повелеваешь, и все тебе покоряются.
– Разве ты мною не гордишься? – радостно воскликнул Бальзамо.
– О, твоя доброта не позволяет тебе стать великим!.. Кстати, я ищу себя в окружающей тебя толпе, но не вижу. Меня уже нет… Меня уже не будет, – с грустью прошептала она.
– Где же ты будешь?
– Я умру.
Бальзаме содрогнулся.
– Ты умрешь, Лоренца? – вскричал он. – Да нет же, мы будем вместе и будем любить друг друга!
– Ты меня не любишь.
– Да что ты!
– Недостаточно сильно! – воскликнула она, обхватив голову Джузеппе. – Недостаточно сильно, – повторила она, прижавшись пылавшими губами к его лбу и осыпая его поцелуями.
– В чем же ты меня упрекаешь?
– Ты слишком холоден. Вот и сейчас ты отступаешь. Ты что, боишься, что я обожгу тебя поцелуями? Почему ты избегаешь моих губ? Верни мне былой покой, монастырь в Субиако, ночное одиночество моей кельи. Верни мне поцелуи, которые ты мне посылал на крыльях загадочного ветра; я видела, как они прилетали ко мне, подобно золотокрылым сильфам, и душа моя ликовала.
– Лоренца! Лоренца!
– Не ускользай от меня, Бальзаме, не ускользай, молю тебя! Дай я пожму твою руку, поцелую твои глаза: ведь я жена тебе!
– Да, да, Лоренца, любимая! Да, ты моя жена!
– Зачем же я живу на свете, если ты страдаешь? У тебя есть нетронутый одинокий цветок, его аромат взывает к тебе, а ты его отталкиваешь! Я чувствую, что ничего для тебя не значу.
– Ты для меня все, Лоренца! В тебе моя сила, моя власть, мой гений, без тебя я был бы ни на что не способен. Перестань пылать ко мне безумной страстью, не дающей по ночам покоя женщинам твоей страны. Люби меня так же, как люблю тебя я.
– Но это не любовь, нет!
– Это, по крайней мере, все, что я у тебя прошу, потому что ты даешь мне все, чего я хочу. Для счастья мне довольно обладания твоей душой.
– Счастье? – презрительно воскликнула Лоренца. – Это ты называешь счастьем?
– Да, потому что для меня счастье – быть великим. Лоренца протяжно вздохнула.
– Ах, если бы ты знала, милая Лоренца, что значит читать в людских сердцах, побеждать их, зная все их слабости!
– Да, я знаю, что только за этим я вам нужна!
– Не только! Твоими глазами я читаю в книге будущего. То, чего я не мог бы узнать и в двадцать лет ценой неимоверного труда и лишений, я узнаю от тебя, невинная голубка. Ты освещаешь мне подстерегающие меня на каждом шагу ловушки, расставленные моими врагами; ты сообщаешь остроту моему разуму, от которого зависят и жизнь, и состояние, и свобода. Когда ты отворачиваешься от окружающего мира, закрывая свои прекрасные глаза, ты проникаешь внутренним нечеловеческим взором в тайные глубины бытия! Ты охраняешь мой покой. Ты делаешь меня свободным, богатым, всесильным!
