Коллектор - Наиль Эдуардович Выборнов
Конечно, можно даже на желтушном ресурсе найти нормальные сведения и правдивые высказывания на острые темы, но отыскать подобные алмазы в океане рекламного мусора и информационного шума — задача нетривиальная.
Я отпил из кружки сублимированный кофе. Делают его точно не из молотых кофейных зерен. Бодрит — и ладно. А горько-кислый вкус, напоминающий жженый пластик, можно перебить сукралозой.
Перед глазами всплыло уведомление о входящем звонке из офиса.
— Здравствуйте, доброе утро, — я принял вызов, еле ворочая языком из-за сонливости. — В чем дело?
— Здравствуйте, Кирилл Алексеевич. Через полчаса ожидаем вас на рабочем месте.
— А что случилось? — спросил я после короткого зевка. — У меня другой график.
— Вас ожидает наша группа быстрого реагирования. Вместе с напарником вам предстоит отправиться на арест злостного неплательщика в Электростали-2. Дело срочное, выезжайте прямо сейчас, — и звонок сбросился.
От упоминания Электростали у меня участился пульс, но я постарался не выдавать своего беспокойства. Маша поставила мне под нос тарелку с жареными яйцами; тягучий белок смешался с темно-серым сыром, а желток покраснел и покрылся слегка вспененной слизью. Химические приправы из глутамата натрия перебивали неприятный запах и даже пробуждали аппетит мясным ароматом, но я прекрасно знал, что яйца с сыром всегда воняют водоэмульсионной краской.
— С кем ты говорил? — спросила меня Маруся.
— По работе звонили, надо ехать уже.
— Ну Киря... — протянула она. — Может, хватит тебе работать? Давай ты никуда не пойдешь? Подключишься ко мне, будем сериалы смотреть... А потом будешь показывать мне клипы своих любимых групп. Обещаю, буду терпеть все их песни.
— Как в универе? — я улыбнулся и зачерпнул склизкий желток ложкой.
— Да! — Маша тоже поставила перед собой тарелку и лязгнула по ней вилкой, пытаясь насадить на зубцы гибкий ломтик серого сыра. Она обреченно вздохнула. — Я хочу вернуться назад, лет так на пять. Ты бы меня забирал с учебы и мы уезжали к тебе, чтобы никуда не ходить всю неделю.
— Было время... Может, если бы я отучился где-нибудь, тоже стал бы полноценным человеком, а не... вот этим, — я указал вилкой себе на грудь.
— Ты мой самый любимый зверь, — подбодрила меня Маруся. — Самый хороший. Пускай и безграмотный.
Я не учился. Маше повезло, у ее родителей был свой полулегальный бизнес где-то в районе Барнаула, так что они смогли обеспечить ей первые два курса в российско-китайском финансовом университете. Последние курсы она выплачивала уже из своего кармана — после удачной практики ее взяли в международную контору экономических прогнозов. Глобальный рынок — слишком сложная штука даже для искусственного интеллекта, так что тонкими процессами по-прежнему занимались специалисты.
Ну а мои родители рано скончались от болезней, уже и не помню каких. Можно было бы излечиться, но терапия стоила больших денег. От родителей мне ничего не досталось, потому что ничего у нас не было, кроме кредитов, которые после их смерти легли на меня. Сразу после школы я оказался на улице, быстро вошел в криминал, поднялся на заказах, научился стрелять, стал наемником. Выплатил родительские кредиты.
Я не обзавелся образованием — только достойной репутацией среди решал. А потом случайно встретил Марусю, стал за ней ухаживать, с учебы забирать, подарки покупать. Я всегда говорил ей, что работаю в киноиндустрии на хорошей стартовой должности, а сам в это время по людям стрелял. В итоге я все-таки устроился коллектором, когда у нас начались серьезные отношения, а на грязные деньги купил нам однушку на Печатниках — не центр, конечно, но и не совсем окраина.
— Так зачем тебе звонили? — Маша выдернула меня из воспоминаний. — Ни свет ни заря. Что-то случилось?
Я не мог сказать ей, что меня вызывают в Электросталь. Этот район Москвы хорошо известен под другим названием — Квартал. Одного этого слова хватило бы, чтобы Маруся схватилась за сердце и потом весь день переживала бы обо мне. Квартал — место, откуда законники, коллекторы и пиджаки редко возвращаются на своих двоих. Чаще их оттуда привозят уже в разобранном виде.
— Гриша накосячил, — соврал я. — Он вчера перепил, мне надо забрать его из обезьянника до начала смены.
— Вечно у тебя проблемы из-за него... И зачем тебе только такие друзья?
— Ну... — я улыбнулся, — других у меня нет.
***
Я посмотрел на внутренние часы. Почти восемь утра — рабочий день начался сильно раньше обычного. После короткого брифинга нас привели в корпоративный арсенал, где мы могли взять любые пушки и броню под личную ответственность — потеряем или испортим, придется доплачивать из своей зарплаты. Одно радовало: нам обещали премию за предстоящее дело.
Лампы включились, арсенал залило белым светом. Я увидел манекены с броней поверх черной формы, оружие на стойках и в шкафах за сетчатыми дверями, столы, заваленные патронами и модификациями под любые задачи. В конце узкого и длинного помещения был оборудован тир с голографическими мишенями. Мы с Гришей разошлись, чтобы выбрать что-нибудь себе по душе.
— О, да ты только посмотри, это же настоящая сокровищница Аладдина, — сказал Гриша, подняв со стойки черный автомат со складным прикладом. — Узнаешь? Это второй «Корд», дядя. Серьезная машинка, я с ним на войне даже спать ложился. Спецназовская техника. Это мы берем.
Я пробежался взглядом по всему многообразию полицейских пистолетов — «Макаровых», «Перначей» и «Ярыгиных» — и остановился на револьверах. Мое внимание привлек «РШ-73» от «Тульской Баллистики». Ствол длиной в двадцать сантиметров, семь камор под мощные винтовочные патроны и штатный лазерный целеуказатель на планке. Огромный и тяжелый, настоящая ручная гаубица, из которой можно сносить головы сквозь кирпичную кладку.
Я всегда любил крупнокалиберные револьверы. Мне нравилось самому взводить курок, чувствовать разрушительную энергию выстрела и гасить отдачу напряжением мышц. Так я лучше контролировал себя в бою, это мой способ сохранить самообладание и по максимуму использовать возможности, которые дает ускоритель рефлексов.
Изначально такие пушки задумывались для спорта и охоты, а не реального боя — настолько они громоздкие. Руки
