Дмитрий Зеленин - Великорусские сказки Пермской губернии

Яга-баба наелась да и говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!» — А Иван-дурак сидит в голбце-то и говорит: «Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!» — «Ах, ты, варнак эдакой! Завтра велю большой дочери изжарить тебя!»

Ну и вот, на третий день истопилась печка. Больша-та дочь вышла и говорит: «Вылезай, Иван-дурак, из голбца-та» — Иван-дурак вылез. Она и говорит: «Садись на лопату-ту!» — Иван-дурак сел, руки и ноги расшарашил. — «Не умеешь ты садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!» — И села сама на лопату-ту. Иван-дурак ее взял да и бросил в печку; изжарил и положил на голбчик, а сам опять спрятался в голбец.

Вот пришла Яга Ягинишна, съела дочь-ту да и сама говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!» — А Иван-дурак и говорит: «Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!» — «Ах ты, варнак эдакой! Завтра я тебя сама испеку!»

Вот на другой день печку истопила да и говорит: «Ну-ка, Иван-дурак, садись на лопату-ту!» — Он сел и опять так же — руки и ноги расшарашил. — «Ой ты, Иван-дурак, не умеешь садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!» — Села сама Яга Ягинишна, а Иван-дурак бросил ее в печку; припер заслонку бадагом, асам склал их-то именье на иху же лошадь да и уехал домой.

Рассказал А. Д. Ломтев

Жил-был царь. У царя не было белого дня (солнца), и белой луни, и частых звезд, и глухой полночи. Посылал он думших сенаторов за народом. Народу много сошлось. Подавал царь по чаре и по две и спрашивал: «Господа думшие, и сенаторы, и простонародие! Не знаете ли, где белый день и красное солнце, и белые луни и частые звезды, и глухая полночь?» — Все отказались.

Был у царя Ювашка-слуга, выше себя голичок поднял, торнул об пол и пол проломил. — «Я знаю, где взять, и разыщу все это! Пошли меня, Ваше Царское Величество!» — «Что тебе, Ювашка, надо с собой?» — Ювашка сказал: «Дай мне коня, и товарища, и денег на дорогу!» (Одному тоскливо ехать.) — Поехали они в путь.

Ехали близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, доезжают: стоит избушка на козьих рожках, на бараньих ножках, повертывается. — «Стань, избушка, по-старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом!» — Избушка стала. Яга Ягишна лежит, в стену уперла ногами, а в другу головой. — «Фу-фу! — русского духу отроду не слыхала, русский дух ко мне на двор пришел?..» — Сказал он: «Напой, накорми, тогда у меня вестей расспроси!» — Она сейчас п…ула, стол поддернула, б…ула; щей плеснула, ногу подняла и пирог подала, титечками потрясла и молочка поднесла, ножки возняла и ложки подала.

«Куды же ты, Ювашка, поехал?» — «Я поехал за белым днем, за красным солнцем, за белою лунью, за частыми звездами, за глухою полночью». — «Ювашка, не езди! Это у наших братьев: один брат шестиглавый, другой девятиглавый, а третий 12-тиглавый». — Ювашка поехал. Сказала Яга Ягишна: «Взад поедешь, так заедь ко мне в гости! — «Ладно», — сказал.

Потом они доезжают до другой избушки, также повертывается на козьих рожках, на бараньих ножках. — «Стань, избушка, по-старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом!» — Избушка стала. Они зашли. Яга Ягишна лежит, в стену уперла ногами, а в другу головой. — «Фу-фу, русского духу отроду не слыхала, русский дух ко мне на двор пришел!» — «Напой, накорми, тогда вестей расспроси!» — Она сейчас п…ула, стол поддернула, др…ула, щей плеснула, ногу подняла и пирог подала, титечками потрясла и молочка поднесла, ножки возняла и ложечек подала.

— «Куды же вы поехали?» — «Поехали мы за белым днем, за красным солнцем, за белою лунью, за частыми звездами, за глухою полночью». — «Не езди! Это у наших братьев: один брат шестиглавый, другой девятиглавый, а третий 12-тиглавый!» — «Все-таки поеду!» — «А поедешь взад, так ко мне заедь!».

Ехали близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, доезжают опять до избушки. Стоит избушка на козьих рожках, на бараньих ножках, повертывается. — «Стань, избушка, по-старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом!» — Избушка стала. Зашли. Яга Ягишна лежит, в стену уперла ногами, а в другу головой. — «Фу-фу, русского духу отроду не слыхала, русский дух ко мне на двор пришел!» — Яга Ягишна, нас накорми, тогда вестей расспроси!» — Она п…ула, стол поддернула, б…ула, щей плеснула, ногу подняла и пирог подала, титечками потрясла и молочка поднесла, ноги возняла и ложечек подала. — «Куды же ты, Ювашка, поехал?» — «Я поехал за белым днем, за белою лунью, за частыми звездами, за глухою полночью». — «Не езди! Это у наших у братьев: один брат шестиглавый, другой девятиглавый, а третий 12-тиглавый». — «Все-таки поеду!» — «Взад обворотишься, так заедь ко мне в гости!» — «Заеду».

Ехали они близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли; подъезжают к морю. У моря стоит терем; у этого терема столб стоит, на столбе подпись: «Если двое, так две ночи ночевать, а если трое, так три ночи ночевать!»… Шесть волнов ударило на море — из воды выходит шестиглавый Идолище. Увидал: «Такого мальчишку Бог сегодня мне прислал на съеданье, маленького?» — Сказал Ювашка: «Мал, да не съесть скоро!» — А Идолище сказал: «Я никого не боюсь! Боюсь Ивашки[22] Белой Рубашки — он еще молод!» — Ивашка сказал: «Давай побратуемся» — Как полыснул его, сразу у него отшиб шесть голов. Поглядел после этого в левом кармане у него и в правом — нет ничего. Бросил тулово в море, а голову под камень; сам на отдых лёг.

Другие сутки подходят. Ударило девять волнов — девятиглавый Идолище идет из воды. — «Ох, какого на съеданье мне маленького прислали!» — «Мал, да скоро не съесть!» — «Никого я не боюсь, боюсь Ивашки Белой Рубашки — он еще молод!» — «Давай побратуемся». До двух раз отдыхать». — Первый раз пласнул — шесть голов отшиб. — «Стой, чёрт! Ногу трёт». — Снял с себя сапог, бросил в терем — у терема половина крыши слетела. Засмотрелся Идолище — он и остатки отшиб у него. Поглядел в левом кармане и в правом — нет ничего. Тулово бросил в море, а голову под камень (покрепче). Лег на отдых.

На третьи сутки глядел больше на море. 12 волнов ударило — идёт 12-тиглавый Идолище к нему. — «Ох, какого маленького на съеданье мне прислали!» — «Мал, да не скоро съешь! Видишь зелен виноград, не знаешь, как ещё убрать его!» — «Я никого не боюсь! Боюсь Ювашки Белой Рубашки, он еще молод!» — «Давай побратуемся!» До двух раз отдыхать!» — Первый раз сразились — шесть голов отшиб у него. — «Стой, чёрт, ногу трёт!» Снял сапог, бросил в терем — у терема последняя крыша слетела. Засмотрелся Идолище, он и остатки отшиб у него. Поглядел — в правом кармане красно солнце и белые луни, а в левом оказалось — частые звезды, глухая полночь. Все это он забрал, бросил его тулово в море, а голову под камень.

Сели на вершну и поехали. Доезжают до первой Яги Ягишны; слез он с вершной и говорит товарищу: «Ты айда, а я послушаю, что она будет говорить!» — Товарищ едет; она увидала. — «Вон варнаки-то, моих братьев кончили, думают также нас кончать». Не скоро! Я забегу вперед, сделаюсь жарой; и будет сад, в саду будет колодец: как в колодце воды напьются, их на три части разорвет!» — Выслушал он речи, сел на своего коня, подъехал и сказал ей: «Спасибо, стара сука, на старой хлебе-соли!» (Что накормила его.) — На это она сказала: «Я тебе, подлец!» — А он: «Я те, стара сука!»

Они поехали в путь. Немного отъехали, вдруг и сделались духота и жара, и сделался сад, в саду колодец. Подъехали к саду; товарищ говорит: «Надо напиться!» — «Погоди, товарищ, подержи мою лошадь, я сбегаю!» Взял плеть, пошел в сад; перекрестил этот колодец, плетью по колодцу ударил, Ягу Ягишну убил, и саду не стало.

Подъезжали к другой Яге Ягишне. Дал коня товарищу, сам выслушивал. Она увидала, что товарищ едет. — «Ах, подлецы-те! Братьев уходили, да и сестру-ту, и меня хочут! Я не так сделаю!» — Дочь отвечает: «Что ты, мамонька, сделаешь с ними?» — «Я забегу вперед жарой, и будет сад, в саду будет колодец: как в колодце воды напьются, их на три части разорвет!» Выслушал он речи, сел на своего коня, подъехал и сказал ей: «Спасибо, стара сука, на старой хлебе-соли!» — Сделалось не черезо много время жара, и сделался сад, в саду колодец. Подъехали к саду. Товарищ говорит: «Надо напиться!» — «Погоди, товарищ, подержи мою лошадь, я сбегаю!» — Перекрестил этот колодец, резнул Ягу Ягишну, убил, и саду не стало. Тогда они поехали к третьей тетке! Дал товарищу лошадь, сам выслушивал. Увидала: — «Я ведь не так сделаю, как сестры! Я забегу вперед и сделаюсь бурей, как заглону их сразу, и только!» — Он сел на вершну, подогнал, сказал: «Спасибо, стара сука, на старой хлебе-соли!» — «Я те, подлецу!» — Сел он на вершну, сказал товарищу: «Если ты за мной успеешь, так ладно, а не успеешь, мне гнать нещадно в селенье надо!» — Приезжает в селенье прямо к кузнецу в кузницу. — «Кузнец, сохраняй меня! Я царский посланник, тебе за это я заплачу!» — Кузнец навалил угля, раздул 12 мехов и сделал в комнате жар (жарко). Она бежит — со многих крыш сосрывала тёс, бежит бурей. Прибежала к кузнице. — «Кузнец, отдай мне Ювашку!» — «Если лизнешь три раза горячую наковальню, тогда я тебе отдам!» — Кузнец накалил, из наковальни искры сыплют, красную накалил. Вытаскивал кузнец наковальню, приказал ей лизать. Она два раза лизнула; он говорит: «Наковальня остыла, погоди!» — Покалил еще попуще. Потом кузнец вытащил во второй раз. Она язык выпялила, кузнец мог за язык поймать ее клещами, а Ювашке приказал молотом (балдой) ее бить.