Сьюзен Янг - Программа
- И я думаю, твоя память теперь полностью восстановлена, - он ухмыляется.
- Да, Джеймс. Она в абсолютном порядке и наполнена воспоминаниями о твоем голом торсе.
- Только о моем торсе? - он поднимает одну бровь.
- О Господи, замолчи.
- Не скромничай. Я потрясающий экземпляр.
Джеймс все еще улыбается во весь рот, когда мой телефон начинает вибрировать в кармане джинсов. Я вынимаю его, смотрю на номер.
- Это Миллер, - говорю я и нажимаю на кнопку. - Привет.
- Слоан? - голос Миллера звучит, как будто он плакал, и мне становится нехорошо. Я хватаю Джеймса за руку.
- Что с тобой? Что случилось? - я говорю в трубку. В груди бешено бьется сердце.
- Они идут за мной, - стонет он. - Программа идет за мной.
Нет.
- Миллер, где ты?
Я бросаю взгляд на Джеймса, который смотрит то на меня, то на дорогу. Пока мы едем к городу, он снижает скорость до восьмидесяти миль в час.
- Я дома, - он отчаянно стонет. - Но уже слишком поздно. Я должен был увидеть ее снова.
- Включи громкую связь, - говорит Джеймс. Костяшки пальцев, которыми он сжимает руль, побелели. Я нажимаю на кнопку, и рыдания Миллера сразу заполняют машину. Я едва не разваливаюсь на части, но крепко держу телефон, сдерживаю слезы.
В обычной жизни я нечасто вижу, как люди плачут — больше не вижу. Джеймс иногда плачет, но это так редко. А в остальных случаях, только когда кто-то сходит с ума, они позволяют другим видеть это. Я никогда в жизни не видела, как плачет мой брат, и я была с ним, когда он умер.
- Миллер, - кричит Джеймс. - Не делай глупостей. Мы уже едем.
- Я просто не могу... - бормочет Миллер. - Я не могу больше так жить. Я шел за Лейси до Велнес центра и пытался поцеловать ее, чтобы напомнить ей. Но она дала мне пощечину и доложила обо мне до того, как я ушел. Моя мама сегодня проболталась, что из Программы придут за мной. Но я не буду их ждать. Я не позволю им забрать меня.
- Миллер! - Джеймс кричит так громко, что я вздрагиваю. - Что ты принял?
По лицу Джеймса катятся слезы, и он нажимает на педаль газа, увеличивая скорость до ста миль в час.
- Быстросмерть, - бормочет Миллер. - Жаль, что Лейси не сказала мне, а то бы мы ушли вместе. Она бы не позволила опустошить себя. Мы были бы вместе.
- Вы не можете быть вместе, если ты умрешь, - говорит Джеймс. Он стучит кулаком по рулю, и я плачу. Я хочу, чтобы Джеймс все исправил. Остановил это.
- Миллер, - говорит он, - не делай этого, друг. Пожалуйста.
Миллер всхлипывает.
- Слишком поздно, - говорит он, его голос звучит далеко отсюда. - Я принял ее десять минут назад. Но я не мог уйти, не попрощавшись.
Он замолкает.
- Я люблю вас, ребята.
Затем телефон отключается.
Я рыдаю, чувства слишком сильны, мне их не сдержать. Джеймс давит на тормоза, останавливает машину у обочины. Он хватает телефон с сиденья, куда тот упал, тут же набирает 911.
Он закрывает лицо, все его тело сотрясается от рыданий.
- Мой друг, - кричит он в трубку, - он принял Быстросмерть...
Я думаю, что тогда я теряю сознание, потому что больше ничего не слышу.
Часть 1. Глава 7
Когда мы добираемся до дома Миллера, машины скорой помощи уже нет. Никто не суетится, не беспокоится, сирен тоже нет, так что мы понимаем, что уже поздно. Мы долго сидим в машине и смотрим на его белый дом с черными ставнями. Джеймс не держит меня за руку, и я не протягиваю к нему руку. Мы просто сидим тихо.
Позади дома заходит солнце, и в гостиной включается свет. Через венецианское окно мы видим мать Миллера, она свернулась в клубок на диване. Вместе с ней еще одна женщина, она говорит с ней и ходит вокруг. Мы с Джеймсом и раньше были в домах, где побывала смерть, и находиться там нехорошо, особенно теперь, когда мы так скомпрометированы.
- Через три месяца Миллеру бы исполнилось восемнадцать, - говорит Джеймс. Он хрипит, но не беспокоится об этом и не прокашливается. - Ему не нужно было бы больше бояться Программы. Он бы этого не сделал.
Этот вопрос мы часто задаем себе: покончили бы мы с собой без Программы, или же именно она толкает нас к этому?
- Думаю, теперь это ничего не значит, - говорю я. У меня по спине пробегают мурашки, и я продолжаю смотреть на дом Миллера. Моего Миллера — моего друга. В первый раз, когда я его встретила, он забавлялся с горелкой Бунзена и поджег мое домашнее задание. Вместо того, чтобы закричать и выронить горелку, он схватил мою диетическую колу и потушил пламя. Потом он посмотрел на меня и спросил, может ли он купить мне еще одну бутылку. Он выезжал с нами на природу, прогуливал с нами школу, он любил нас. Он был таким хорошим парнем и таким хорошим другом, и я просто не могу... не могу...
- Слоан, - говорит Джеймс, беря меня за руку. Но я раскачиваюсь, бьюсь головой о стекло, пытаюсь заставить уйти воспоминания, печаль, боль. Я хочу прекратить стонать, потому что и сама не понимаю, что говорю. Но я не могу контролировать себя. Не могу ничего контролировать.
И тогда Джеймс дает мне пощечину, сильную. Я ахаю, боль в щеке выводит меня из истерики. Обычно Джеймс попытался бы успокоить меня, прижал бы к себе. Но его глаза красные, опухшие от слез. Все лицо мокрое. Я никогда не видела его таким. В ошеломлении я трогаю лицо.
Джеймс с трудом дышит, все его тело сотрясается от коротких вдохов. Я прекращаю плакать, но у меня все еще болит голова в том месте, где я билась об стекло. Джеймс все еще не говорит ни слова и смотрит мимо меня на дом Миллера, когда зажигается свет на крыльце. Он всхлипывает, и я хочу обнять его, но он отодвигается к двери машины.
Он медленно нажимает на дверную ручку и открывает дверцу, вывалившись на улицу.
- Куда ты идешь? - я выдавливаю из себя. Но он не смотрит на меня, пока встает на ноги, глядя на дом с ужасом на лице. А потом Джеймс разворачивается и пускается бежать. Его сандалии шлепают по тротуару. Я резко открываю дверцу и кричу ему вслед:
- Джеймс!
Я кричу, но он уже за углом, уже меня не слышит. Сначала я не шевелюсь. Я чрезвычайно остро воспринимаю то, что происходит вокруг. Оранжевый отблеск заходящего солнца в небе. Деревья, которые качаются на ветру. Я думаю о том, чтобы пойти в дом Миллера и спросить, не могу ли я немного полежать в его кровати, последний раз почувствовать, что он рядом. Но это одна из тех вещей, из-за которых тебя могут пометить.
Миллер. Я больше никогда не пойду с ним купаться. Мы никогда не будем обедать вместе. Ему никогда не исполнится восемнадцать. О, Господи. Миллер. Я моргаю, но слез больше нет, мои глаза высохли и болят от слез. Я снова касаюсь щеки, там все еще болит. Мне приходит в голову, что Джеймс так ничего и не сказал. Он не сказал, что я впадаю в истерику. Не обнял меня, не посоветовал выплакаться. Он не сказал мне, что все будет хорошо.
Он ничего не сказал.
Внезапно мое сердце разрывается от беспокойства. Я выскакиваю с пассажирского сиденья, обегаю кругом машину, забираюсь на другую сторону и резко ее завожу. Мне нужно найти Джеймса. С приборной панели я хватаю телефон и звоню ему. Пока я набираю его номер, у меня дрожат пальцы.
Ответа нет, пока не включается автоответчик.
- Это Джеймс. Поговори со мной, детка.
Я отключаюсь и набираю снова, смотрю на ту же улицу, по которой он бежал. Она пуста. В этот момент включаются фонари. Где он? Нужно, чтобы с ним все было хорошо. Нужно, чтобы он сказал мне, что со мной все хорошо.
Я жму на педаль газа, лихорадочно смотрю по сторонам, оглядываю улицу. Дом Джеймса всего лишь в нескольких кварталах отсюда, так что он может быть там. Я надеюсь, что он там. Я обязательно найду его, обязательно удержу его.
Когда я паркуюсь, шины сильно ударяются о бордюр. Я выскакиваю из машины, даже не закрыв дверь, и бегу к его крыльцу. Врываюсь внутрь, кричу, зову его, но никто не отвечает. Его отца нет дома, и я вспоминаю, какой сегодня день, не пошел ли он на свидание.
- Джеймс? - кричу я. - Джеймс?
Тишина. Я поднимаюсь по лестнице, спотыкаюсь и ударяюсь голенью о деревянную ступеньку. Ругаюсь вполголоса, но иду дальше. Мне нужно его найти.
Я вбегаю в комнату, и в тот же момент замираю на месте.
Мой Джеймс сидит на полу возле окна, он в джинсах, но без рубашки. Он замирает и смотрит на меня. Его глаза покраснели, распухли, губы дрожат. Я едва узнаю его. Я резко выдыхаю, когда он опускает нож. По его руке течет кровь, собираясь в лужицу у колен.
- Мне нужно было добавить его имя, - говорит он хриплым голосом. - Я не мог найти чернил.
Я падаю на колени и ползу к нему, я в шоке, в ужасе, в отчаянии. Он вырезал угловатыми буквами имя Миллера на руке. Кровь повсюду.
Джеймс роняет нож на ковер. Он моргает, как будто только что заметил меня.
- Слоан, - тихо говорит он. - Что ты здесь делаешь, детка?
Я тянусь к нему и кладу его голову себе на грудь. Его теплая кровь течет по моей руке. Джеймс просто лежит с отсутствующим взглядом, как будто он пуст. Как будто он мертв. И я сегодня больше не заплачу. Потому что я знаю, что теперь Джеймс заражен.
