Санин Евгений - Чудо - из чудес
— Или Тиберий — Тиверий! — добавил Стас.
— Афины в древности и вовсе произносились, как Атенай!
— Какая образованная молодая семья! — восхитилась соседка. — Чувствуется, что им есть о чем поговорить на понятном обоим языке! И темы для бесед, наверняка, не те, что смотришь в сериалах о молодежи и слышишь теперь от нее на улице!
Она оглядела сидевших за столом, ожидая благодарных и понимающих улыбок, но видя только серьезные лица, сказала:
— Ой, простите, я все о своем, а у вас вижу — что-то случилось?
— Почему это вы так решили? — насторожилась свекровь.
— Да просто сидите, как на поминках…
— Ох, — вздохнула свекровь.
И решив, что такая соседка может стать авторитетным союзником в ее споре, где она явно оставалась в одиночестве, кратко рассказала обо всем происшедшем.
Предусмотрительно умолчав лишь о своей позиции в этом действительно непростом и неоднозначном деле.
Чтобы потом никто не говорил, что она перетянула ее на свою сторону.
И соседка с пониманием тронула ее за руку:
— Да не переживайте вы так!
— Ну как это не переживать! — всхлипнула свекровь.
— А вот так! У меня внучка — ей тоже ведь было запрещено рожать. Язвенный колит. Такие лекарства принимала, что после них, как твердо сказали врачи, однозначно родится урод.
— Ну-ну! — с нетерпением заторопила ее свекровь. — И что дальше?
— Дальше, как и вы, тоже не знали, как быть! Как говорится, слезы, сопли… А тут — как тут Андрюшка. Ну, брат зятя, о котором я вам уже говорила. Как специально приехал на пару дней из монастыря. Документы какие-то оформлять, что ли… В общем, совершенно случайно.
— Случайно ничего не бывает! — вставил Стас.
— Да я и сама это прекрасно понимаю, все-таки жизнь прожила, — кивнула соседка. — Так, к слову пришлось…
— И что же этот брат тестя? — чувствуя, что разговор, кажется, принимает не совсем желательный для нее оборот, упавшим голосом напомнила свекровь.
— Что-что… Он даже объяснять ничего не стал. Ты, говорит, только роди его и сразу вызови батюшку, чтобы он покрестил его. А потом я его сам, вот этим ножом — тут он взял из моего кухонного набора самый большой нож, которым я семгу разделываю, — зарежу! Какая тебе разница — сейчас это врач сделает, или я потом. Зато душа пойдет к Богу, как это и положено для блаженной для него Вечности — крещенной. Вот так и родили…
— И что же, ребенок теперь — урод? — с последней надеждой уточнила свекровь.
— Какое там! — засмеялась соседка. — Глазища — во! Ресницы такие, что бедные девчата вокруг него будут! Ласковый, красивый! А уж умный… Преподаватели, уж на что строгие и требовательные в нашей элитной школе, и то говорят, что он, этот… как его — унтер…
— Вундеркинд! — сразу поняла Лена.
И победно взглянула на свекровь.
На которую после такой ее промашки просто страшно стало смотреть…
4
— Ваше право. Мне не привыкать! — устало кивнула медсестра.
Справедливости ради, нужно сказать, что мама Стаса сумела быстро взять себя в руки.
Потому что буквально столкнувшись в дверях с выходящей, в прихожей появилась — входящая гостья.
Это была та самая медсестра, которую она с Леной видела сегодня в женской консультации.
— У нас сегодня прямо-таки день открытых дверей! — шепнул Лене Стас.
— Ты что разве не понимаешь — Господь их нам посылает! — отозвалась та.
И он виновато вздохнул:
— Понимать-то понимаю, но каждый раз трудно в это поверить!
Приглашенная также к столу оживившейся хозяйкой, которой показалось, что медсестра пришла по поручению врача уговорить-таки, в силу своих служебных обязанностей, Лену прийти завтра утром на аборт, новая гостья равнодушно приняла дорогую чашечку.
Сделав глоток, хотела что-то сказать, но свекровь решила сама прийти к ней на помощь.
— У вас богатый опыт, — с подчеркнутым уважением сказала она и принялась говорить, не позволяя перебить себя: — Помогите же мне убедить моих домашних, что они не правы. Ведь существует масса причин, когда аборт, да, я согласна, при всей его жестокости и бесчеловечности, не только показан, но просто необходим! Например, когда у людей и без того нет средств к существованию, что же это — нищету плодить? Я уж не говорю о тяжелых наследственных болезнях и таких недугах, когда женщина может навсегда подорвать здоровье и стать в тягость другим. Или молодые люди не успели еще закончить учебу, получить профессию, заиметь свое жилье, да хотя бы пожить по-человечески, для себя…
Сказав все, что хотела, причем не только медсестре, но и Сергею Сергеевичу, детям, то есть убивая одним выстрелом двух зайцев, свекровь устремила свой требовательный взгляд на гостью.
— У вас все? — терпеливо спросила та, отставляя недопитую чашку.
— Да-а, — с некоторым недоумением — неужели опять ошиблась? — протянула свекровь.
— Ну тогда я вот что скажу...
Медсестра немного подумала, словно выбирая в своей памяти самое подходящее для данного случая, и для начала призналась:
— Там, в кабинете, я вынуждена была молчать, и так на волоске вишу. А сказать есть что. У меня действительно богатый в этом отношении опыт. Более тридцати лет я борюсь за жизнь каждого приговоренного к смерти в утробе матери ребенка… Честно говоря, искупаю этим, если его, конечно, можно хоть чем-то искупить в жизни, свой давний грех…
И теперь сама не давая хозяйке перебить себя, она продолжила:
— И вам я хотела много сказать. Но думаю, вместо долгих слов лучше привести один лишь короткий, дабы не утомлять вас, да и я устала за день — пример. Однажды на большой всемирной конференции, где известнейшие, знаменитые врачи делилось опытом в проведении абортов, на кафедру вышел один человек. Я не помню его фамилии. Да и какая разница? Главное, что это был человек с большой буквы. Он предложил своим коллегам дать свое заключение в следующей ситуации. Средневековье, когда не было тех средств, которые помогают в экстренных случаях спасти жизнь пациентам. Семья — около десяти человек. У одного из родителей тяжелая степень сифилиса, у другого — острый туберкулез. Все дети больные. Страшная нищета. И вот мать снова беременеет. Как быть? Рожать, или…
— Хм-мм! — задумался вслух, качая головой Сергей Сергеевич. — Случай, действительно, неординарный и на редкость показательный. И какое было окончательное мнение тех врачей?
— Все до одного высказались за аборт.
Медсестра помолчала и добавила:
— И тогда выступающий сказал: «Тем не менее, мать не стала прерывать беременность. И на свет появился… Иоганн Себастьян Бах!»
Фамилия великого музыканта прозвучала в зале, словно выстрел.
— Помнишь, мы ходили с тобой на концерт его органной музыки, и ты не то чтобы прослезилась, как во время романсов Галины Каревой, или плакала, как после симфонии Бетховена — а просто рыдала? — напомнил жене Сергей Сергеевич.
Но та лишь отмахнулась от него и с гневом сказала медсестре:
— Так вот оно что… Я думала, что вы пришли, чтобы была выполнена рекомендация профессора, и Лена осталась зрячей. А вы… вы… Завтра же пойду с жалобой к вашему руководству!
— Ваше право. Мне не привыкать! — устало кивнула медсестра, улыбнулась Лене со Стасом, поклонилась Сергею Сергеевичу. – Свой долг я выполнила. И желаю вам, не смотря ни на что, тоже остаться людьми с большой буквы. И помнить, что какая бы нищета ни была, какие бы ни были противопоказания, желания пожить в свое удовольствие, доучиться и так далее, и тому подобное — сотни отговорок, а Господь никого еще не оставил, кто оставался верным ему до конца. И наоборот — после аборта желавшие пожить еще хоть немного для себя семьи неминуемо разрушаются, учеба почему-то оказывается бесполезной, люди еще больше заболевают, а то и вовсе лишаются жизни. И если честно, беспристрастно разобраться — то ни одну семейную пару ни в какие времена аборт не сделал счастливой! А вот несчастнее — да!
Сергей Сергеевич проводил, как он, с уважением высказался, коллегу до двери.
Щелкнул замок.
И в зале воцарилось гнетущая тишина.
Которую прервала свекровь.
— Единственное, в чем она права, — сказала она, — так это, что всем нам пора идти спать. Завтра договорим!
