Первый турнир - Алексей Александрович Иванов
Заметив меня, Константин приглашающее помахал рукой, словно боялся, что я его проигнорирую. Затем его взгляд сместился влево за мое плечо. Лицо стало задумчивым и оставалось таковым, пока я не подошел.
— Я что-то не понимаю? Почему мне кажется, что Амита тебя который день уже преследует? — спросил он, яростно протерев глаза, словно не верил тому, что они видят.
— Не преследует, а ходит следом. И тебе не кажется, — просветил я его, усаживаясь рядом.
— Вы что, начали встречаться?
— Завидуй меньше, — парировал я, используя любимою отговорку Константина.
— Признаю, уел, — усмехнулся он краешком губ. — Так что происходит? И почему Амита не подходит?
— Мы готовимся к турниру. Это простое упражнение на взаимодействие.
— Дай догадаюсь, тебя ему научил тот старый сторож-оруженосец из приюта? — Конатнтин даже не пытался скрыть, что не верит в эту байку. Но других объяснений я ему дать не могу.
— Хорошо, не буду, — не стал спорить я. — Зачем повторять очевидное?
— Ты хоть знаешь, что твой бывший наставник умер?
— Когда? — я постарался придать своему голосу должную степень скорбного удивления, хотя отлично помнил, что старый Сандор Щерк долго не проживет.
Константин смотрел внимательно, изучающее. Но не сумел уловить фальшь и разочарованно вздохнул.
— Не так давно, в конце весны.
— Жаль. Он был не слишком удачливым, но хорошим человеком. Я многому у него научился. — Ни слова лжи. От старого сторожа я научился тому, что не стоит налегать на спиртное. Лезть пьяным в голема… В лучшем случае это прямой путь к выгоранию, в худшем — к трибуналу. И Сандор Щерк служил наглядным примером этого простого утверждения, заработав разом выгорание и трибунал с позорной отставкой.
А иначе влачил бы бывший оруженосец столь жалкое состояние, сторожа малолетних одаренных оболтусов.
— А мне как жаль! Я хотел пригласить его на службу. Больно впечатляющим вышел результат.
Ну да, на службу! Верю! Константин жаждет найти ответы или доказательства, которые могут вывести меня на чистую воду. Некоторое время я всерьез опасался, что он организует за мной слежку. Но по всему выходит, что у его семьи не так много ресурсов, а род он к такому мелкому делу привлекать не стал. Может есть и какие-то другие, скрытые от меня причины. Про внутреннюю кухню в Железной марке я знаю не больше чем про прочих фольхов. Кто с кем дружит, а кто воюет — все это для меня неизведанная территория. Во многом именно поэтому я не тороплюсь кому-то открываться. Плюс предатели и мое параноидальное недоверие ко всем фольхам.
А как можно верить людям, устроившим в империи гражданскую войну или не сумевшим этой войне помешать?
Чем больше я задаюсь этим вопросом, тем больше версий возникает. А что если война северян и южан была пограничным маркам выгодна? До изумрудной чумы и вторжения альвов, старые фольхи девяти герцогств ослабляли друг-друга в бесконечной вышедшей за все рамки войне. А маркграфства если не набирали силу, то хотя бы оставались при своем.
С их точки зрения, разве это плохо? В драке двух, больше всех выигрывает третий, оставшийся в стороне.
Возможно эта теория очередное порождение моей расшалившейся паранойи. Но что, если я прав? Все хотят этой войны! По разным причинам и рассчитывают получить разные результаты, но все! А тут я со своими предупреждениями «о конце империи» вмешиваюсь в планы сильных мира сего.
Нет, к демонам! Открывать фольхом правду стоит только если прижмут к стене, приставив ко лбу пистолет. Не раньше! У них свои, взрослые игры и простакам в них не место — закопают и не вспомнят, где именно.
Устроившись на траве, я попытался отстраниться от ненужных мыслей. Но отстраниться не получалось.
Внезапная догадка, насчет причастности пограничных марок к развязыванию войны между севером и югом не отпускала. Так ли случаен был нейтралитет маркграфств? Это обычное нежелание влезать в разборки старых фольхов или тонкий расчет, попытка ослабить девять герцогств?
Безумная теория, скажет тот, кто видел, к чему все в итоге пришло. Но кто мог знать про чуму и вторжение альвов? А без этих двух факторов гражданская война в империи маркграфств почти что не коснулась. Убираем их, и по итогам гражданской войны именно пограничные марки остаются в наибольшем выигрыше.
Да, дела! Впрочем, в моих планах это мало что меняет. Я и раньше не стремился открываться фольхам, и неважно, маркграфы они или герцоги.
Поняв, что с медитацией сегодня ничего не выйдет, поднимаюсь с земли. Сидевший рядом Константин не обратил на это ни малейшего внимания, А вот Амита тут же поднялась следом. Работает моя методика, кто бы что не говорил. Строго говоря, она не совсем моя, но других изобретателей на горизонте что-то не видать.
***
В библиотеке царила тишина и покой. Из трех смотрительниц присутствовала только одна, но и этого хватало для поддержания идеального порядка.
Закончив очередную стратагему, я передвинул листок сидевшей рядом Амите.
— Перерисовывай. Все то же самое — нужно еще две копии.
Староста посмотрела на стопку листов, словно на врагов, и тихо застонала.
— Мне кажется или ты меня самым наглым образом эксплуатируешь? — пожаловалась она, бегло изучив новую схему.
— С каких это пор ты записалась в борцы за социальное равенство? Его нет, не было и не будет, чтобы там себе не придумывали всякие мыслители, — равнодушно отозвался я, беря очередной чистый лист. — Тем более я не для себя, а для вас стараюсь. Именно вам придется заучивать эти схемы.
— Хотелось бы еще понять, что это такое? — нахмурилась она, разминая уставшие пальцы.
— Как… — возмущенно начал я, а затем вспомнил, что курс картографии мы прослушаем на второй год обучения. Ошибка с моей стороны. Условные знаки ей пока что просто незнакомы. — Потом объясню, когда перерисуешь. Скоро ты и сама поймешь, как это важно.
Еще и расшифровку знаков делать… Может не мелочиться и сразу целый учебник издать. Не учебник, так хотя бы брошюру?
Ну да, так
