Алексей Дударев - Белые Росы
— Андрюха, дам по уху! — в рифму серьезно пообещал старик и скомандовал: — Пошли на балкон!
Все вместе вывалились на балкон.
— Матруна! — крикнул вверх старик. — Выдь на балкон, если живая!
Сверху показалось сморщенное лицо старухи.
— Что тебе надо?
— Верка дома?
— Верка! — старуха на миг спряталась и появилась снова: — Она раздетая...
— Зови! — приказал Ходас.
Придерживая одной рукой халатик, сверху глянула Верка:
— Что, дядя Федя? — Заметила Сашку, еще больше запахнула халатик: — Здравствуй, Саша... С приездом...
— Здравствуй, Вера, — тихо сказал Сашка.
— Смотри, — через губу буркнул сыну Ходас и громко: — Та-а-ак... Что это я у тебя хотел спросить? А-а-а... Как жизнь?
— Спасибо, хорошо...
— Почту носишь?
— Ношу...
— Ну, все... Пошли, хлопцы...
Верка засмеялась и тоже ушла с балкона.
Допивали уже на кухне. Васька защищал брата.
— Че ты насел на него? — возмущенно говорил он отцу.
— Молчи! — отрубил отец, налил в Сашкину рюмку и спросил напрямик: — Согласен или нет?
Сашка выпил, понюхал кусочек хлеба и, уже окончательно перестроенный отцом на серьезный лад, резко махнул рукой, как артиллерист, отдавая команду «огонь»:
— Давай!
— Вот это я понимаю! — похвалил Ходас.
— Молодец, Сашка, — поддержал Васька.
— Да вы что, обалдели! — перестал смеяться Андрей. — Пускай сам с ней договорится, поговорит хотя бы, объяснится, что ли... Нельзя же так...
— Цыц! Нельзя-я-я... Много ты понимаешь! Я с вашей маткой не объяснялся... Ни про какую любовь не говорил! А без малого пятьдесят годов вместе, душа в душу... А вы любовь-любовь! Сю-сю, ля-ля! И на развод! Детей перестали рожать! Доведете скоро страну, на улицу выйдешь — не с кем будет поздороваться...
— Пошлет она нас к черту, — сказал Андрей.
Такая перспектива показалась Ходасу вполне реальной. Подойдя к стенке, он крякнул в вентиляционную сетку:
— Верка-а-а!!!
— Папа, — еще раз попробовал урезонить старика Андрей.
— Цыц! Вера-а!
— Ну, что такое? — весело ответила вентиляционная сетка голосом Верки.
— Замуж хочешь? — спокойно и просто спросил старик.
Смех. И сразу же ответ:
— Хочу...
— Так... А за Сашку моего пойдешь? — старик повернул к сетке ухо, чтобы лучше слышать.
Сашка выпрямился за столом.
Васька, раскрыв рот, ждал ответа.
Андрей беззвучно хохотал.
Тишина. Потом вентиляция заговорила скрипучим голосом Матруны:
— Вы че это удумали там, оболтусы пьяные? Женихи мне нашлись...
— А ты молчи! — попросил старик. — Не тебя же сватаем, зови Верку...
— Плачет она...
Все привстали со своих мест.
— Доигрались... — грустно промолвил Андрей.
Старый Ходас провел пятерней по седым волосам.
— Пошли, хлопцы! — заявил решительно. — В сваты пошли... Нечего антимонию разводить... Андрюха, глянь, там за газом бутылка должна быть...
— Я не пойду! — испугался Андрей.
— Пойдешь, где ты денешься, — уверенно заявил старик, — первый пойдешь и будешь эту... речь говорить! Ты у нас умный! Шляпу надень!
Перед дверью в Веркину квартиру старик давал всем последние наставления:
— Значит, так... Андрей первый, я за ним, потом ты, Васька... А Сашка последний, скромненько так...
Встрял Васька:
— Первым делом, — сказал он Андрею, — скажи, что князь за красным товаром пожаловал...
Андрей косо посмотрел на рыжего «князя».
— Он на Стеньку Разина больше похож, чем на князя... Хоть бы побрился...
— Все! Пошли! — скомандовал старик и, распахнув еще не закрытую по деревенскому обычаю дверь, сказал: — Добрый день в хату...
Вошли. Закрыли дверь. Весь древний обряд сватовства занял не более десяти секунд. Первым вылетел «князь», испуганный до предела, потом Васька, прикрывая рукой голову, и сам Ходас. Из-за дверей был слышен звон посуды и ругань. Последним, с достоинством закрыв за собой дверь, медленно вышел Андрей с бутылкой водки в руках. Лицо, шляпа, плечи и новенький галстук у него были засыпаны чем-то белым, мукой, а может, и стиральным порошком.
— Та-ак, — вздохнул Андрей и спросил заинтересованно: — В кого кастрюля попала?
— В меня, — сказал Васька, держась за голову. — Во, психованная!
— А могла и утюгом, ваше сиятельство, — сказал Андрей Сашке.
— А ну, идите домой, — неожиданно трезво и жестко сказал Сашка, отстранил Андрея от двери и вошел в Веркину квартиру.
Буквально через секунду его рыжая физиономия показалась из-за двери и заговорщицки заявила:
— Все! Идите домой... — и спряталась.
Ходас прильнул к замочной скважине.
— Все как надо, хлопцы! Выгорит наше дело! Я чувствую, — зашептал он. — Это ж надо! Кастрюлей! — Показал большой палец: — Во баба! А свадьба будет, никуда она не денется!
И старик не ошибся. Вскоре в Белых Росах грянула свадьба. Под открытым небом. Перед новым домом. Между городским микрорайоном Белые Росы и пустой деревенькой с таким же названием.
Во главе стола сидели молодые. Счастливая Верка и Сашка без бороды.
Андрей с женой сидели поодаль.
Васька наяривал на гармошке.
Матруна прикладывала платочек к глазам.
Грустная сидела Маруся.
Старик Ходас держал Галюню на коленях.
Теща Гастрита кричала: «Горько!»
И закричал весь народ: «Горько! Горько!»
И поднялись Верка с Сашкой, и стыдливо и неумело поцеловались.
Петька, не пожелавший впустить в квартиру кошку, перекрывая свадебный шум, пел молодым:
Эх, дазволь, маці, удаву браці...
Эх, дазволь, маці-і-і...
— Какую вдову? Какую вдову? — возмутилась старуха. — Что ты плетешь?
— Петька, иди сядь, успокойся! — потребовала мать.
— Ну дайте же спеть молодым! — закричал оскорбленно Петька и, пьяно улыбнувшись, подмигнул жениху и невесте: — Сашка! Верка! Ах! Вот кота возьмите! Чтоб первый в дом вошел! Так надо! — И запел:
Эх, не дазволю ўдаву браці...
Эх, не дазволю-ю-ю...
Удаву браці-і-і,
Удава будзе чараваці...
И совал им кошку.
Аист сделал круг над пустым своим гнездом и опустился в него.
Над деревней висел багряный диск заходящего солнца.
На траве курили старики. Ходас рассказывал легенду:
— ...Тогда один из бояр и говорит: спалить надо это село! Потому как вороги нагрянут и будет нам от них предательство!
— А вороги-то какие тогда у нас были? — спросил кто-то.
— А бог их знает! — пожал плечами Ходас. — Их тут перебывало не дай боже!
— Немцы, конечно, — уверенно сказал Гастрит. — Кто же еще? А этот боярин — гад! Мы предателями — никогда!
— Вот... — продолжал Ходас. — Спалить, говорит, и никаких... Село-то на границе: они, говорит, ворогам дорогу к нашему княжеству показывать будут...
— Гад! — повторил Гастрит. — Мазепа какой-нибудь!..
— Помолчи ты! — одернули его.
— Князь подумал малость, а потом и говорит: нет! Меня эти люди не предадут... Потому, говорит, что в этом селе живут Белые Россы!
— Чего-о? Какие Россы?
Ходас улыбнулся снисходительно:
— Раньше-то всю нашу страну как звали?
— Ну, Россия... Дак а...
— Русь, — подсказал кто-то.
— Не Русь, а Рось, — поправил Ходас. — А людей звали россами.
— А-а-а... Вон как!
— Не деревню, значит, так прозвали, а людей... Предков, значит, наших белыми россами окрестили...
— А почему белыми? — запротестовал Гастрит. — Что, у нас тогда рыжих или лысых не было...
Ходас уточнил:
— Ну, белые — это значит чистые... Верные... Свои...
— Сам придумал! — категорически заявил Гастрит. — И князя приплел... Вон у нас луг широкий, а под осень на нем роса выпадает...
— И что? — спросил Ходас.
— И все! — заявил Гастрит. — Нечего историю искажать!
— Чудак ты, Тимоха! — грустно сказал Ходас.
— А я вот не верю!
— Ну и не верь на здоровье! Кто тебя заставляет?
— Кто заставляет? Ты заставляешь... Набрался и плетешь черт-те что... Стали поругиваться.
А народ плясал от души.
И наступила тихая ночь. Перед домом горели фонари. Большая белая луна сияла над городом и деревней.
Сидели на улице за столом отец с сыном. Блестела луна на чарках и пустых бутылках. Дремала гармошка на табуретке.
Подошел Гастрит, устало опустился на скамейку, а на стол поставил тарелку с остатками свадебного пиршества.
— Себе, что ли, набрал? — удивленно спросил Ходас.
— Тебе! — задиристо-пьяно выпалил Гастрит. — Валету! Слышишь, воет...
В темноте и вправду где-то несмело подвывала собака.
— На улицу просится, — вдруг погрустнел Гастрит, — теперь надо выводить... И не раз... Вот ведь, Федос... Васька! Вроде все хорошо. А в общем-то, пропади все пропадом! И теща, и Валет, и эти деликатесы!
