Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник
— Не-не, нормальное у меня давление. Пошли в парилку.
— Да нет уж, померяем давай, а то тревожно мне за тебя что-то стало, — Самгин с большим сочувствием и издёвкой смотрел на Ларика
Витёк с непроницаемым выражением лица накинул манжету Ларику на руку и смерил давление, Самгин развернул аппарат к себе, следя за ртутным столбиком.
— Космонавт! Пошли, хлызда. Сейчас тебе все кости попереломают, я лично прикажу.
— Ничо я не хлызда, правда голова болела, — мямлил Ларик, оправдываясь и испытывая чувство стыда.
И снова его парили веником. Растирали и разминали Ларику мышцы, потом парильщик снова нежно гладил Самгина, наотрез отказываясь его сильно парить.
А потом банщик взялся за Ларика, как свирепый борец, он на нем почти прыгал, проминая каждую косточку позвоночника. Он загибал ему руки за спину так, что казалось кожа лопнет, потом он загибал ему ноги доставая пяткой почти до затылка, и руки в этот раз у парня были совсем не нежные и не ласковые, а жесткие и ухватистые, как клещи, а потом он так крутил ему шею и поднимал за согнутые в локтях руки, растягивая его, что Ларику уже небо с овчинку казалось.
— Ну всё, растянул малость, заниматься надо начинать собой, постареть всегда успеешь, жаль такой генофонд губить, — весело приговаривал парильщик напоследок массируя тело, красное и горячее, унимая боль растянутых мышц и сухожилий. — Сейчас, как новорождённый себя почувствуешь, — ласково гладя его, массируя нежно кожу с пахучим маслом, почти шептал банщик.
— Всё, хватит его нежить, давай меня побалуй, только не сильно ноги задирай, старею уже, — Самгин был чем-то сердит.
После продолжительного отдыха снова «казачки» пели, снова гости подняли рюмки и произнесли несколько здравиц в честь именинника.
Ларика «сивуч» от себя не отпускал.
— Врёшь ты всё, как сивый мерин. Ни одному твоему слову не верю, хвалю, что пробуешь меня объегорить, но меня на мякине не проведёшь. Знаю я, каких кузнечиков и у кого в кровати ты ловишь. Она же старуха, да не красней, не красней, дело житейское. Зачем она тебе?
— Вы о ком? — бестолково и слабо возразил Ларик, понимая, что просто так ему такую шнягу «лепить» не будут.
— Да кончай ты со мной-то комедию ломать. Я сразу всё понял, когда она мне тебя с твоим хором сватать начала. Молодец. Двух зайчиков прихлопнуть захотела. Тебя ублажить и передо мной очков набрать. А что? Служака из неё не плохой. К цепи привычная. Я её возьму, пожалуй. А ты про неё забудь. Я тебе гора-а-аздо лучшее предлагаю. У нас с тобой есть взаимный интерес. Ты, благодаря нашему родству, сразу — весь в шоколаде, а у меня надежный человек появится, ну,… предположим, в культуре. Да ты и идеологию потянешь, послушал я тебя сегодня, как ты говоришь. Умеешь зажечь. Я в силе сейчас. Определяться на будущее — самая пора. Жанку выдам за тебя, сына женю на промышленности,… нет, лучше на КГБ, там через год невеста будет готова, и всё! Никакие бури нам будут не страшны. А бури-то будут. Лёня уже не молод, пришамкивает, но пока силён. Силён! Лет десять продюжит ещё. Обрасти вам надо успеть, делами, заслугами и всем прочим тоже. А там… А черт его знает, что там будет, куда понесёт? Эти же все друг за другом почётно свалят с горизонта, прям под кремлёвскую стенку. Там только Андрон моложе их. Ну от этого … Этот всех в кулак зажмёт и выжмет сок в свой стакан. Успеть надо, говорю. Последние годы в этом теплом болоте греемся. Да оно, может, и к лучшему. В мутной-то воде знающим сподручнее рыбу ловить. Всё, иди, отдохни перед дорогой, светает уже. Эй! Метрдотель, нагрузите им коробок в автобус, чтоб бабам ихним угодить, на каждого загрузите.
Уезжали под утро, уже солнце где-то там приготовилось выкатиться и осветить помятые бессонной ночью физиономии «казаков». Столько петь им ещё не приходилось. Такой «Сивуч» и платить мог, и спрашивать работу тоже мог. Он один, из всех «кресложопых» крепко держался на ногах, вышел проводить «курганец» с певцами, но в основном его интересовал Ларик, которого он до последнего момента приобнимал по-отечески за спину и что-то вполголоса говорил ему.
— Слышь, парень, я слов на ветер не бросаю. Сказано — сделано. На днях позвоню или машину за тобой пришлю, повод есть. Познакомлю тебя с семьёй, — Ларик дернулся, было, но рука Самгина держала его железной хваткой. — Ты не дергайся, не дергайся. Силой тебя женить я не собираюсь. Но почему тебе не использовать некоторый и довольно редкий, я тебе скажу, шанс. Понимаешь? Шанс! И для меня это тоже — шанс. Мы взаимно выгодны друг другу. Просто не горячись и осознай перспективы. Любые! Понимаешь? Любы-ы-ые! Хочешь хор — пожалуйста. Хочешь оркестр — пожалуйста. Не хочешь? Ладно. Театр хочешь? Устроим, правда не сразу, но устроим. Но сдаётся мне, что всё это мелковато будет для тебя. Мелковато! У тебя отец — кто?
— Строитель. Начальник стройки.
— Где?
— В Казахстане. На целине.
— Ну вот! Видишь? Героический у тебя отец. Гены у тебя нормальные. Ему тоже должность правильную соорудим. А мать?
— Музыкант. Концертмейстер.
— Ну, вот же! Вот ей всякая музыка-хумузыка подойдёт. Самое то для женщины. Организуем. А ты птица другого полёта. Я тебя вижу. Короче, до скорой встречи, сынок, — «сынок» прозвучало уж совсем издевательски. — Ладно, пару часов расслабиться надо. Зря ты с этой су*кой не отдохнул, чувствовал бы себя, как огурец сейчас. Кстати, захватите с собой до города Витька моего. Чо машину зря гонять? Пацан у него приболел чо-то. Потом обратно приедет, когда проснусь.
В «курганец» зашел тот весёлый парень, с которым Ларик переглядывался за столом, подсел сразу к Ларику. Домой «курганец» ехал быстро, устало тарахтя стареньким мотором.
— Ты чего мне на горло показывал? — тихо и по-свойски спросил парня Ларик.
— Я тебе на аллергию намекал, что приступ удушья, мол, выйти на воздух надо, мол. Это на взгляд не определяется, пока совсем не посинеешь.
— А-а. Не слышал о таком.
— Вот и хорошо, что не слышал. Что? Сватал, небось?
— Как догадался?
— Так больно уж он сливочный с тобой. Непривычно. Только в оба гляди тут. Дочка его, ой, непростая штучка.
— А ты почему
