Основной закон - Дмитрий Николаевич Матвеев
Девушка медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза. "Красивая" – констатировал Валерик. Иринка была… попроще. И внешностью, и характером. Зато по чисто человеческим качествам давала своей подруге сто очков форы. Но сейчас Вероника словно сняла свою обычную маску высокомерной холодности и показала кусочек себя настоящей, живой. Это было необычно и… как-то тревожно. Это выбивалось из шаблона, что прошлого, что нынешнего. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но она его остановила.
– Подожди. Дай, сперва я скажу, пока не передумала.
И заговорила. Медленно, с трудом, часто останавливаясь.
– Я по дороге сюда целую речь придумала. А сейчас все из головы вылетело. Так что как уж получится. Ты только не сбивай, я сама собьюсь. Я дура, конечно. И тогда, и сейчас… И что приехала, и что время такое выбрала, и вообще… Только я не выбирала. Я… наверное, просто сошла с ума.
Вероника перевела дух, отпила морса и продолжила:
– Знаешь, я тут испортила дома телевизор…
Валерик кивнул, показывая, что он в курсе этой истории.
– …а заодно ноутбук и смартфон. Вот, посмотри, с чем я нынче хожу: смех один.
Она, нервно хихикнув, достала из крошечной сумочки дешевый кнопочный телефон, продемонстрировала, убрала обратно и продолжила:
– Я не жалуюсь, не подумай. Я о другом. Понимаешь, когда ничего этого не стало, ни телевизора, ни интернета, у меня вдруг появилось много свободного времени. Это кошмар – время, которое нечем занять. А домашняя работа, ее не так много, у меня квартира сейчас блестит и сверкает сильней, чем у кота причиндалы. Но это все равно не спасает. Как только перестаешь чем-то заниматься, приходят мысли и воспоминания. И вспоминается, как назло, самое гадкое, все те моменты, где я… в общем, где была неправа. И про тебя тоже. Понимаешь, это такая китайская изощренная пытка – раз за разом заново переживать одно и то же событие, понимая при этом, что вела себя совершенно по-идиотски, мучаясь от стыда за себя и от невозможности что-нибудь изменить.
Она прервалась, схватилась за стакан и в два глотка осушила его до дна. Валерик галантно наполнил его заново, но Вероника уже продолжала:
– Тогда, в парке, когда меня похищали… Не знаю, что мне вкололи, но ощущения были… впрочем, это неважно. Вот только я все видела и слышала. И запомнила все, до мельчайших подробностей. Я папе об этом не рассказывала, но я видела, как ты меня вытащил из машины, как пытался… я не знаю, что и как ты там делал, но я помню твое лицо, твои глаза. Я сделала тебе столько гадости, а ты меня спасал. Я…
Она схватила стакан обеими руками и попыталась выпить еще морса, но ничего не вышло, лишь зубы выбили дробь по стеклу. Хорошо еще, напитка в нем оставалось не больше четверти – точно бы расплескала. Она попыталась поставить стакан обратно и не смогла: руки трясло так, что она скорее расколотила бы его о стол. Валерик дотянулся, взял у девушки стакан и отставил его подальше. Вероника же освободившимися руками вцепилась в край стола мертвой хваткой и, спотыкаясь на каждом слове, выговорила, наконец:
– Я очень виновата перед тобой. Прости меня, пожалуйста.
И замерла, словно в ожидании приговора, глядя на Валерика как кролик на удава и тщетно пытаясь унять сотрясающую ее нервную дрожь.
Вероника не врала. Ни в одном слове. Это Валерик сейчас чувствовал безошибочно. Получается, она специально пришла именно для того, чтобы все это сказать. Ради этой последней фразы. И что теперь с ней делать? Валерик и без того давно уже успокоился и не держал на нее зла. А как ей это сказать? Так, чтобы не давать повода женской мнительности, не повторяться потом, бесконечно уверяя в своей искренности. И времени-то подумать нет. Вон, вся как струна натянута. Еще чуть потянешь – и оборвется.
Валерик поднялся, подошел к девушке вплотную, взял ее руки в свои, поразившись тому, насколько холодны ее пальцы. Сказал совершенно искренне, помня, что она тоже в принципе может чувствовать ложь:
– Я тебя давно уже простил.
Тут он ничуть не покривил душой. Действительно, простил. Ну а "давно" – это понятие относительное. Теперь бы еще успокоить девушку, убавить напряжение. А то она еще и здесь устроит локальный электрический армагеддец. По-хорошему, для полноценного релакса надо было бы дать пациентке полстакана коньяка. Но вот именно ее и именно сейчас поить не стоит. Еще посчитает, что он хочет лишить ее способностей. Вот млин, а ведь даже банальная валерьянка – это спиртовый раствор. Говорят, бывает и в таблетках, но это ж в аптеку бежать, а оставлять гостью одну в таком состоянии точно не стоит.
Все эти мысли промелькнули в голове Валерика за долю секунды и исчезли в тот момент, когда Вероника подняла на него глаза. По правой щеке у нее сбегала серебристая капля.
– Честно? – недоверчиво спросила она.
– Честно, – подтвердил Валерик.
Девушка всхлипнула.
– Я так боялась, что ты… что никогда… что…
И, наконец, разревелась. Уткнулась лицом ему в живот, обхватила руками за пояс и заревела в голос. Что ж, тоже неплохой способ скинуть нервное напряжение. Валерику оставалось лишь гладить ее по голове и говорить дежурные утешалки: "все будет хорошо", "все уже в порядке" и прочее в том же духе.
Сколько времени длился водопад, Валерик не знал. Но когда Вероника, наконец, успокоилась, футболка промокла насквозь, пояс джинсов тоже отсырел. Всхлипывая, гнусавя и пряча лицо, она прошептала:
– Спасибо.
И убежала в душевую.
Ну да, вид у нее был сейчас тот еще: мокрые щеки, распухшие от слез покрасневшие глаза, еще и нос заложило. Куда девалась холодная и неприступная красавица? Обычная девчонка.
Валерик, переодевшись в сухое, сидел на кухне и завтракал. Ну что сделаешь, если господин Усольцев срубал все, что было приготовлено на утро? Пришлось заново нарезать хлеб, пластать сыр и колбасу. К счастью, процесс этот много времени не
