Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1972 год
...Их издавна называют оленные камни — монументальные, высеченные из гранита, мрамора, базальта плоские стелы с изображением животных, чаще всего оленей (откуда и пошло их название). Они встречаются в Туве, Забайкалье и Монголии, но именно Монголию, видимо, следует считать центром их распространения. Долгое время считалось, что эти стелы начали создавать лишь в скифское время, примерно в VIII—VII веках до нашей эры. Но во время работы экспедиции были найдены камни, на которых ясно сочетается стиль карасукских мастеров с собственно звериным стилем. Предварительный анализ показал, что время создания таких оленных камней — конец II — начало I тысячелетия до нашей эры. Именно в это время, как считает большинство исследователей, формируются на территории Монголии древнейшие кочевые общества.
Итак, можно с достаточной уверенностью предположить: кочевники не только распространили в мире великое искусство звериного стиля, оказавшее влияние на искусство оседлых народов, они были создателями его.
Но... Какие причины вызвали к жизни этот стиль? Почему люди, чья жизнь зависела от домашнего скота, героем всего искусства выбрали зверей диких и вольных?
А может быть (это, конечно же, не научно обоснованное предположение, но лишь личные ощущения), люди, чья жизнь — вечная дорога, понимали, что одолеть ее может лишь тот, кто силен, как пантера, быстр, как олень, и крылат, как грифон?
Э. Новгородова, кандидат исторических наук
...До сих пор на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной и Восточной Африке, в Центральной Азии живут 40—50 миллионов человек, ведущих кочевое или полукочевое хозяйство. Их жизнь мало чем отличается от той, которую вели их далекие предки. И это несмотря на то, что в небе над ними проносятся спутники и реактивные самолеты, что где-то, часто совсем неподалеку, ключом бьет жизнь, происходят важнейшие социально-политические преобразования.
Как долго будут еще существовать кочевники в век атомной энергии и космических полетов? Во многом это зависит от того, как пойдет развитие тех стран, в которых они живут. Встретят ли кочевники XXI век? Хотелось бы, чтобы этого не случилось.
Кентавру нужна земля.
Дни и ночи Белфаста
Сидя в кузове «лендровера», мчавшегося по Белфасту, рядовой Джордж Фергюсон не верил своим глазам: у входа в типично английский магазин висело объявление «Распродажа — повреждено взрывами бомб». На улице в очереди стояли типичные английские домохозяйки в надежде купить по дешевке перепачканные войной платья и закопченные сумочки.
Названия магазинов и кафе «Маркс энд Спенсер», «Вулвортс», красные телефонные будки, широкие улицы и низкие здания —все здесь было точь-в-точь как в любом английском провинциальном городе. Лишь когда машина миновала Роял-авеню и взору Фергюсона предстала городская ратуша, он впервые осознал, что попал в город с колониальным прошлым: настолько непохож был этот помпезный белый дворец на скромные приземистые ратуши из красного кирпича, к которым он привык у себя дома.
Фергюсон почувствовал толчок в ногу. «Спишь приятель! — окликнул его сосед Маккинли. — Смотри, а то совсем не проснешься».
В резком зимнем свете даже центр этого города с полумиллионным населением выглядел искалеченным. Многие окна служебных зданий залатаны фанерой; три рядом стоящих магазина забиты досками; от магазина спорттоваров близ вокзала осталась лишь коробка стен под продырявленной крышей. На главной улице на двух гостиницах висели таблички «Продается».
Они промчались мимо нового отеля «Европа» и выскочили на широкую и грязную Гросвенор-роуд, ведущую к католической Фоллз-роуд. Здесь картина была еще мрачнее. На перекрестках вдоль Фоллз-роуд развороченная демонстрантами мостовая зияла черными ямами — булыжники понадобились, чтобы отбиваться от солдат и полиции. В разбитой витрине магазина сидели дети и о чем-то болтали. Промелькнул разрушенный кабачок. На фасадах домов черные следы копоти от зажигательных бомб, точно гигантские смазанные отпечатки пальцев, указывали на окна спален во вторых этажах. В новом жилом районе, застроенном аккуратными домиками на две семьи, улицы были усыпаны щебнем и осколками стекла. Причем угнетающее впечатление создавали даже не столько руины, сколько сама атмосфера какой-то подавленности: город был весь в ожогах, язвах и ссадинах. С тех пор как месяц назад англичане стали отправлять людей в лагеря без суда и следствия, взрывы бомб, нападения, массовые демонстрации не прекращаются ни днем ни ночью.
Из палисадника вперевалку вышел малыш лет четырех и неуклюже запустил камнем в «лендровер».
— Мне говорили, что нас здесь не слишком любят, — горько заметил Фергюсон. — Но это уж просто смешно.
Фергюсону было не по себе. Никогда прежде ему не приходилось бывать под огнем. До этого его часть охраняла Виндзорский дворец. «Мы стережем королевское серебро», — шутили солдаты на свиданиях с девушками. Еще раньше они провели три приятно однообразных года на Рейне да два с половиной месяца на бестолковых маневрах в джунглях Ганы.
До казарм оставалось несколько минут езды. Машина резко свернула на длинную узкую улицу, сплошь застроенную жилыми домами. На тротуаре женщина толкала перед собой детскую коляску и тащила за руку упиравшегося ребенка. Фергюсон почти не обратил внимания на человека, быстрыми шагами направившегося через дорогу. Оказавшись на середине улицы, тот сделал какое-то странное па, грянул выстрел, и... Фергюсон тупо уставился на кровь, хлеставшую из руки Маккинли. Второй выстрел вывел его из оцепенения. Он выпрыгнул из резко затормозившего и пошедшего юзом «лендровера» и, ничего не видя от страха, прижался к стене ближайшего дома. «Никогда не бросайтесь на мостовую, — поучал их сержант. — Не то спустят вам на спину «зажигалку» и поджарят к ужину. И помните, на улице для ИРА (1 ИРА — Ирландская республиканская армия.) все двери открыты, а вот вам лучше не соваться, если не знаете наперед, что за этой дверью».
Пока шофер дрожащими руками накладывал раненому жгут, Фергюсон съежился рядом, поводя дулом по немым фасадам домов. На окне, рядом с его плечом, был приклеен плакатик «Свободу арестованным!». Появившиеся в дверях люди почти безразлично наблюдали за происходящим.
Он почувствовал, что выглядит смешно — посреди улицы, вооруженный и готовый к бою перед этими безразличными детьми, женщинами и стариками. Вся эта сцена в его глазах была такой же дикой, как если бы лондонская толпа вдруг не захотела оказать помощь человеку, попавшему под машину. Наконец по сигналу водителя он прыгнул в «лендровер», и они помчались на предельной скорости. Кто-то крикнул вслед: «Вон отсюда, сволочи!» И крик этот, подхваченный подростками на всех перекрестках, сопровождал их до конца пути. Фергюсон был взбешен.
— Дома все на одно лицо, я даже не запомнил, в какой он вбежал, — возбужденно докладывал он командиру.
— Успокойтесь, — обрезал майор. — В кварталах Фоллз и Болимерфи их пускают почти в каждый дом. В этом одна из наших трудностей — нужно привлечь на свою сторону умеренных, чтобы они не укрывали террористов. Можно, пожалуй, считать, что восемьдесят процентов умеренных уже за нас, — с отсутствующим видом закончил он.
Позднее Фергюсон спросил у квартирмейстера Сэнди:
— Правда, что умеренных здесь восемьдесят процентов?
— Если восемьдесят процентов населения здесь умеренных, то не дай бог, встретиться с настоящим экстремистом, — ответил Сэнди. — Пошли, я тебя познакомлю со здешними достопримечательностями.
Казармы «Генри Тегарт» размещались на склоне холма в бывшем зале для собраний и бараке из гофрированного железа, приспособленном под спальню для солдат. Небольшой комплекс включал также и полицейский участок.
— Итак, мы главная мишень, — бодро возвестил Сэнди. — Если эти чертовы фении (1 Фении — ирландские мелкобуржуазные революционеры 50-х годов XIX века.) ненавидят кого-то больше армии, так это королевскую полицию Ольстера. Обрати внимание, как удачно мы расположены, — ухмыльнулся он.
Выше по склону стоял двенадцатиэтажный дом, покинутый жильцами. На него-то и показывал Сэнди.
— По ночам туда пробираются снайперы и стерегут, кого бы взять на мушку. Пока мы окружаем дом, их уже и след простыл.
Фергюсон заметил, что как только они вышли на открытое место, Сэнди, несмотря на часовых и баррикаду из мешков с песком у ворот, вынул револьвер. Он махнул им вниз, в сторону скопления небольших коттеджей.
— Там зона, где нас забрасывают камнями и «зажигалками». По ночам они подбираются даже к самым воротам.
Они вернулись.
— Спать будешь здесь, — сказал Сэнди. Металлическая стенка барака была пробита сотнями пуль. — Это они нас предупреждали: дескать, вам, интервентам, придется тут несладко. Только на этой неделе у нас трое раненых. А Скотт стоял вон там, наверху, — он показал на вышку, обложенную мешками с песком (взглянув вверх, Фергюсон разглядел только нижнюю часть лица часового), — и получил пулю в шею. Задет позвоночник, и теперь он в госпитале «Роял Виктория», парализованный. Двадцать лет всего, совсем мальчишка.
