Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник
Последние дни апреля были исключительно теплыми и сухими, Пятаков каждый раз тоскливо провожал глазами автобус с мужиками. Как на зло с самыми толковыми и работящими. Но уже не ругался, кое-что неожиданно-приличное и ему перепадало в этой празднично-политической кутерьме.
После первого мая наступило некоторое затишье, весь город был увешан флагами, на столбах вдоль главных улиц областного центра, на балконах, выходивших на проезжую часть, на декоративных тумбах, грандиозно возвышавшихся на причёсанных газонах — везде полыхали великолепные костры алых флагов и флажков.
После майских праздников в селе все лихорадочно дергали друг у друга трактора «Беларуси» и пахали огороды, за день засаживали свои нескончаемые сотки картошкой. Это в деревне, уж, как «Отче наш» — обязательно надо. Будет картошка, будет и молоко, и сало, и сам сыт.
В самый День Победы поехали по заранней договоренности к шефам, Леон тоже поехал. Там их встретили на «ура», как родных. Вот там мужики отдохнули душой, без напряга, с друзьями по сцене, они целый вечер пели от души свои казачьи любимые.
Ларик нашел заметки в старых дедовых газетах о том, как в сорок первом семнадцатый корпус кубанских казаков три дня сдерживал танковую дивизию и отряды немецких отборных горных стрелков, прикрывая шашками разрозненные силы наших необстрелянных пацанов-новобранцев. А в это же время наши нефтяники срочно демонтировали и вывозили оборудование, и намертво закупорили бетоном нефтяные скважины. Казак Недорубов один порубал саблей семьдесят немцев. Героя мужику дали. Такие рассказы перед концертами наполняли песни живым бьющимся пульсом, горячей кровоточащей памятью и восхищением мужеством своих, русских.
После концерта, за вечерней «рюмкой чая» долго сидели, обнимались, братались и задружались русские мужики, напрямую соединенные чудом музыки и военного братства.
Тогда ещё все считали, что в армии служить — долг чести любого мужчины.
И не было никакой дедовщины.
Синицына не приехала. Ларик абсолютно расслабился, полагая, что на этом неудачный эксперимент вхождения в эшелоны высокой власти у него и закончился. Отвалила баба сама со своим «Кхаджурахо».
Но, как ни крути, а получалось, что Ларика она опустила ниже нижней ступеньки. Последние её слова: «трус» и «неумеха» были адресованы к его гендерной принадлежности.
— И кто же тогда не трус и умеха? — вопрос жёг Ларикову мужскую честь. И гордость тоже.
Ответ напрашивался сам собой.
Слишком беззастенчиво и нахально ржал «умеха» над Лариком. И хотя Ларик и понимал, что Леон не со зла ржёт, но злился всё равно.
Леон, пока «казаки» соревновались и братались с давними «соперниками» своими по сцене, встретился в воинской N-ской части с каким-то старым приятелем, судя по тому, как они лупили друг друга по спине, приветственными шлепками, а потом о чём-то долго разговаривали, причём тот напирал на Леона, а Леон явно оборонялся, но с каким-то чувством превосходства над приятелем, они были некогда очень дружны. До Ларика донеслось один раз имя, громко вырвавшееся у Леона в споре, — «Глеб».
Когда уже усаживались в тесном маленьком автобусе, до Ларика снова донесся голос этого Глеба:
— Леон, я серьёзно. И не только я. Ты же его знаешь! — и рассмеялся, рассмеялся по-доброму. Леон только вяло махнул рукой: «Да пошли вы!»
Настя целыми вечерами сидела и занималась. Она не любила делать всё в последний момент. Ларик, который никогда не был силён в учебной дисциплине, всегда удивлялся, как споро у неё всё получалось, как бы само собой. Она легко переключалась с одного дела на другое, вроде вот только писала что-то, а уже ведро с молоком тащит, помогает бабулечке Марфе, у которой спину прихватило.
Только что дрова бегала в баню подкинуть, — и уже сидит и карандашом пометки на полях пишет. Леон ей часть книг просто подарил, он бы и все подарил, вот в этом Ларик не сомневался нисколько, только ставить их было уже некуда в Настиной комнате. Так и стояли аккуратными стопками на столе, на шифоньере, на стульях, на подоконниках стопки книг, которые Леон отказался принимать назад. Можно было, конечно, смастрячить какие-нибудь стеллажи или хотя бы полки, но Настя ни о чём не просила, а Ларик не навязывался. Надо будет — пусть подойдёт и попросит. Какой-то тугой узелок в их отношениях завязывался, жесткий и неуступчивый, даже злой. И один конец этого узелка вокруг Насти держал в своих руках Леон, а Ларик тянул за другой конец.
В один из дней, после Дня Победы, Леон поманил Ларика к себе пальцем. Когда мужики после очередной репетиции, которые ещё по инерции собирали их на три вечера в неделю, толпились в вестибюле, не торопясь расходиться. Накал сбросили, но пока остановиться не могли, тянуло друг к другу.
— Чего, Леон?
— Да вот, только что звонок принял. Оттуда, — Леон поднял палец кверху.
— И чо им ещё от нас надо? Праздники-то закончились уже.
— Тут личная просьба. У Самгина юбилей. Не бесплатно, на весь вечер и, может быть, до утра. В обкомовских дачах где-то «на заимке». Насколько я помню, это там отдельная такая избушка метров на триста квадратных, с сауной, бассейном и прочей мурней. По двести на человека. Тебе — триста. И чо ответить? Ответа ждут в течение получаса. Я сказал. что народ надо собрать для коллегиального решения. Так какое будет коллегиальное решение? — Леон посмотрел на часы. — Двадцать минут осталось.
— Фу-у-у-у! Сейчас с мужиками перетру. Но им это всё — вот где! Ларик провел ребром ладони по горлу.
— Понятно. Иди перетирай, да мне не забудь сказать.
Судя по возникшему гомону, мужикам это действительно было «вот где». Потом гомон поутих. Возможно, Самгин тоже знал, что почём. Такие деньги на дороге не валяются. За вечер, ну пусть за пол ночи — дольше всё равно на жопе ровно не высидеть под пивко, коньячок и водочку с шампанским — почти месячную зарплату получить. Такое тоже не каждый день предлагали.
— Ладно, согласны. Про репертуар обговаривали? Про партию надо?
— Не-не, только казачьи. Ну, костюмы на всякий пожарный возьмите, но мне про баню больше говорили, про простыни. Их там выдают. Чистые трусы, плавки и носки — вот это обязательный костюм в основном, как я полагаю. Костюмчики возьмите, конечно, по крайней мере, для начала, а там — по ситуации. Я не вдавался.
— А ты не поедешь?
— Я?! А зачем? Нет. Не поеду. Чем от таких дальше — тем оно спокойнее. И тебе советую.
Много позже Ларик понял, что всё, что говорит Леон надо
