Трофей для Зверя - Полина Верховцева
Кто он такой, чтобы давать советы императору относительно его пары? Он со своей-то дел наворотил, прежде чем понял, что жить без нее не может, а у этих двоих ситуация еще хуже.
— Я не мог держать ее насильно. Только не после того, как мы нашли ее сестру с ребенком в загаженной пещере. Чем я был бы лучше рыси, если бы заставил ее остаться против воли?
— Только тем, что твоя пещера была бы не столь загаженной, — согласился Хасс.
— Поэтому и отпустил. Если она захочет быть рядом — пусть сделает это по собственному желанию.
— А она захочет?
Тяжелый вопрос. Стоило только подумать о нем, и волосы вставали дыбом на затылке. Потому что ответа он не знал. Слишком сложно все, на грани.
— Надеюсь.
— Не боишься, что, оказавшись на свободе, она решит поднять людей?
Император уверенно покачал головой.
Ее, как и многих других, обманывали и использовали на протяжении всей жизни. Не станет она бороться за то, чтобы вернуть прежние порядке. Только не она.
И нее был шанс отыграться. В горах, когда лежал без чувств, полностью в ее власти. Хотела бы навредить — сделала бы. Но вместо этого она вернула его обратно, довезла, жертвуя собой.
Он отпустил ее не только из-за обещания. Император дал ей свободу, потому что доверял, и хотел, чтобы она поверила в ответ.
— Ты как-то спросил, почему именно она, — Маэс неотрывно следил за прямой фигурой в седле, — Тогда я не мог ответить, не понимал, а теперь знаю наверняка. Никакая другая бы не справилась.
Мудрая судьба дала ему в пару ту, которая не уступала по силе.
— Пусть идет.
Сердце верило, что она вернется. По доброй воле, без принуждения и силы.
Сама Мелена пребывала в полнейшем смятении. Вроде вот она свобода. То, чего ей так хотелось. Но внутри все стягивалось узлами, и с каждым шагом гнедой Дорны, увозящей ее от Асоллы, становилось все хуже.
А еще она чувствовала на себе ЕГО взляд Неотрывный, пробивающий насквозь, полный той самой тоски, которая плескалась внутри нее самой.
— Ерунда какая, — проворчала, пряча голову в глубоком капюшоне, — ерунда.
Просто непривычно навсегда уходить из того места, где прожила большую часть жизни и странно оставлять за плечами эту самую жизнь. Она больше не глава королевской стражи, и не пленница. Сама по себе, свободная. От пошлого у нее осталась только плеть…. Хотя и плеть тоже новая. Прежнюю испортил император, когда она еще не знала, кто он такой.
— Мерзавец, — фыркнула, нащупывая на поясе тяжелую рукоятку, — какой же все-таки мерзавец.
Кажется, или в голосе проскочило восхищение? Этого она сама не поняла, поэтому смутилась.
Ей предстоял долгий путь. Когда-то давно в минуты слабости, сидя одна в своей темной комнате, она мечтала покинуть Милрадию. Добраться до Рыжего Моря, сесть на корабль и уплыть в одно из островных государств. Не важно какое, главное подальше отсюда. Теперь мечта становилась реальностью.
Она уже в пути, и ни что ее не держит в Асолле. Совсем ничего! А то, что внутри ломит — это просто слабость, после лазарета. Пройдет.
К вечеру, миновав несколько постов, они добрались до небольшой деревни. В эту сторону валлены не шли, поэтому местные не бросали своих домов, не перебирались в Асоллу под защиту купола и воинов. Просто жили. Хоть и были настороже.
Мелену пустила переночевать пожилая женщина с усталым, изрезанным морщинами лицом, выделила место на низкой лежанке в углу, накормила и даже предложила старого зерна вирте.
— Я сама, — Мел забрала у нее ведро и вышла на крытый двор, где на ночь осталась Дорна.
Подношение она приняла милостиво. Фыркая и увлеченно размахивая хвостом, нырнула мордой в ведро, а Мелена, пристроилась на тюках с соломой и неспешно жевала кусок хлеба. В хлеву за стенкой настороженно мекала коза, а в дальнем углу, в утепленном домике квохтали куры. Так непривычно.
Дорна мигом покончила с зерном, опрокинула ведро и приблизилась к Мелене, с явным намерением отобрать хлеб.
— Держи, — Мел протянула ей кусок на раскрытой ладони, и мягкие губы тут же его прихватили, — обжора.
Та самая вирта, которая доводила ее во время чистки стоил, сама решила отправиться с ней.
Это случилось, когда Мел подошла к навесу, неся упряж на плече. Она намеревалась взять первую попавшуюся лошадь и уехать из города, но перед ней словно из ниоткуда появилась вирта. Посмотрела так серьезно, подозрительно, принюхалась, а потом встала так, что мимо не пройти. Попросту не пропустила Мелену к конюшням.
И тогда один из андракийцев, стоящих неподалеку, с усмешкой сказал:
— Она с тобой хочет. Бери ее.
Ну Мелена и взяла. Почему нет?
* * *
На утро, едва рассвет занялся в полную силу, Мелена покинула приютивший ее дом. Отблагодарила молчаливую хозяйку, оставив несколько монет, оседлала Дорну и выехала за ворота, чувствуя, как ее провожают облегченным взглядом.
Она привыкла, что желанным гостем ее не считали. Пусть от прежнего положения при дворе ничего не осталось, но среди народа Милрадии ее все так же считали жёсткой сукой, с которой лучше не связываться.
Мелену это не трогало. Пусть думают, что хотят. Совсем скоро она доберется до Рыжего Моря и уплывет в новую жизнь. На острова, где все начнет с чистого листа. Возьмет новое имя и будет путешествовать об берега до берега, открывая для себя новые места, а может осядет где-то в деревне, в доме на отшибе. Заведет собаку и какую-нибудь курицу. Может даже козу! Научится доить, разобьет огород. Станет печь пироги и вязать шерстяные носки на продажу.
Мысли эти показались такими нелепыми, что Мел пренебрежительно фыркнула, дивясь на собственную глупость. Где она и где носки?
Новая жизнь отчаянно манила, но почему-то ехать напрямую к Рыжему морю не получалось. Сначала она каким-то неведомым образом оказалась возле Сторожевой гряды, хотя та была в противоположной стороне от конечной цели.
И провела она там не час и не два, а несколько дней. Слушала камень у подножья гор, поднималась до перевала и забиралась в развороченный андракийцами подгорный переход. Раньше эти места ничего для нее не значили — пустые и безжизненные, теперь же она чувствовала, как пульсирует порода там, где созрели самоцветы, как сквозь толщу пробивается упорное семя эдельвейса, как где-то дальше, скрываясь в низких облаках от посторонних глаз, по выступам скачут ловкие винторогие козы.
Камень готов поделиться секретами, надо только слушать. И Мелена делала это жадно и с упоением, наверстывая те
