Тусклый Свет Фонарей - Xenon de Fer
Открывшееся нашему взору зрелище оказалось величественным и пугающим одновременно. Огромное пространство в бухте всё сплошь было усеяно ушедшими под воду, но всё ещё заметными сквозь её толщу в тот ясный день зданиями — от маленьких домиков до огромных дворцовых покоев и древних храмов. То здесь, то там виднелись обрушившиеся стены или крыши с колоннами подобными пенькам от срубленных деревьев, изваяния драконов, потерявших голову или хвост, и просто бесформенные груды камней. Многие здания ещё до половины торчали над линией моря, но часть улочек ушла под воду полностью. Проплывая над ними, мы словно по воздуху проносились над этим призрачным городом, таившем в себе историю длиною в несколько тысяч лет.
Немало построек на берегу также уцелело, и мы прошлись возле некоторых из них. Но ни я, ни Маранчех, ни тем более старик, оставшийся в своей лодке, не сомневались, что место это проклято и заполнено полчищами духов и призраков. Поэтому, глядя на тучи, сгущавшиеся под дуновениями ветра, что трепал волосы Маранчех как праздничные ленты, мы поспешили обратно к лодке, надеясь успеть вернуться в город до того, как начнется буря. Если она начнется. Нам повезло, и ливень застал нас, когда мы уже были в безопасности, но увиденное произвело на меня тяжкое впечатление. Три года назад руины Сянха после очередного разрушительно цунами ушли под воду практически полностью[6].
–
Наутро я должен был отправиться в Айшань, а Маранчех с её братом — вернуться в Варрмджо. Сердце моё трепетало и обливалось то ли кровью, то ли слезами. Может, я бы и не решился, но младший сын Бучхи ненадолго отошел и, к своему стыду, я дерзнул предложить Маранчех то, что приличный человек, уважающий традиции своего народа и почитающий своих родителей, никогда бы не озвучил без их согласия. Не говоря уж о родных девушки. Но я сказал то, что сказал. И Маранчех хватило благоразумия остудить мой пыл справедливыми словами: «Но ведь ты знаешь, что я не откажусь от своих корней, своей веры, языка и того, что связывает меня с этими землями, моим народом и моим кланом. И твоя семья не примет меня, даже, если б я решилась на это». Что ж мне оставалось, кроме как кивнуть?
А её брат всё не возвращался… То ли, дабы сгладить неловкость меж нами, то ли, чтоб выразить свои чувства и хоть что-то оставить на память о себе, я, позабыв о месте, времени и окружающих людях, достал тушь, лист бумаги и вывел на нем такие стихи:
В краю далеком, где не бывает зим,
Цветет цветок, что не сломила буря.
Я руку протянул и стеблем палец уколол.
И вмиг с мечтой расстался, брови хмуря.
Под ними я написал, как разыскать дом моего учителя, а, когда тушь подсохла, вручил пораженной Маранчех и прошептал: «Если однажды ты затоскуешь по мне, напиши хоть коротенькое письмо. Если же этого не случится, то я пойму и больше тебя никогда не потревожу». Она опустила глаза и кивнула. И на этом месте вернулся её брат. Я попрощался с ними обоими и поспешил на свой корабль.
Маранчех всё же написала мне, и иногда, когда это бывало возможно, мы обменивались письмами, но больше никогда не встречались. Позже я узнал, что император, помня о её заслугах, дозволил ей учиться в университете Айшэня, дабы углубить и расширить её познания, сделав тем самым её одной из первых женщин, получивших такую привилегию. Может, если такое было вообще возможно, её бы и забыли после эпидемии, но милость императора сделала её одним из величайших лекарей в истории Синской империи. Потом она написала мне, что вышла замуж за кого-то из её клана, и, ссылаясь на недовольство мужа, прекратила мне писать и, прося простить её, запретила писать ей. Не знаю, правда это или лишь предлог, но с тех пор я, если и узнавал о её судьбе, то от случайных людей, ибо промеж собой мы не перекинулись более ни словом. Ни вслух, ни на бумаге.
_________________
[1] В Син это праздник, посвященный императорской власти, который приходится на 10 марта, но в те времена дата была более подвижной. Согласно летописям, именно в этот день взошел на престол первый император Син и объявил о создании новой империи
[2] Цинмин — это весенний праздник поминовения усопших. Приходится на 15-й день после весеннего равноденствия, т. е. примерно на 5–7 апреля. В этот день принято посещать могилы предков, делать подношения духам и богам (приносить цветы, фрукты, ветви, сжигать благовонные палочки и ритуальные деньги), выезжать на природу, чтобы «ощутить жизнь». Ему предшествует «день холодной пищи», когда запрещено зажигать огонь, чтобы не привлечь злых духов.
[3] Черный платок, покрывающий пучок, под который подкладывали каркас специфической формы.
[4] Буквально «жёлтое вино», алкогольный напиток из риса, проса или пшеницы.
[5] Праздник, знаменующий собой фактический приход лета, наступление жары, а потом «приход воды», т. е. летних дождей. Приходится на 5-й день 5-го лунного месяца (т. е. обычно конец мая — июнь). В этот день проходят представления на воде и соревнования по гребле, для чего нередко используют старинные лодки.
[6] Речь идёт о цунами 761-го года после Я.Л. До выхода и широкого распространения книги Мэн Байфэна считалось, что впервые подзатопило руины именно это стихийное бедствие, а до того они полностью или практически полностью находились на берегу. А меж тем в тот год вода лишь покрыла собой все уцелевшие городские постройки. В 927-м году, спустя 166 лет, очередные землетрясение и цунами окончательно опустили руины древних Сянха и Инг-Ео на морское дно, и разглядеть их вскоре стало невозможно.
Глава 6. Чудеса и беды Юаньталоу
Когда я вернулся в столицу, оказалось, что прежнего главу постигла печальная участь, и на его место поставили чиновника третьего ранга по имени Тан Чиван. Странно, что в его пятьдесят шесть лет он сумел пережить эпидемию, да ещё и удостоился такого подъёма по служебной лестнице. У него были совершенно седые волосы, землисто-сероватое лицо в мелких морщинах и оспинках и маленькие злобные глазки. Он на всех глядел как змея на добычу: так, словно сожрать их при необходимости — всего лишь часть его сущности, не имеющая в своем основании ни ненависти, ни зависти, ни мести,
