Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1988 год
В Кашмире, северном штате, ремесленники режут из дерева сосуды для сладостей, орехов, фруктов, столики. Растительный орнамент на утвари выполнен методом выемчатой резьбы.
На юге Индии дерево используют чаще всего для изготовления инкрустированных поделок и скульптур, изображающих как героев мифов, так и людей в повседневной жизни. Из светлой и темно-красной древесины вырезают фигуры богов, героев, животных, духов, демонов, создают композиции, отражающие все ту же вечную тему борьбы светлых и темных сил. Эти скульптуры водружают на огромные — высотой с трехэтажный дом — храмовые колесницы, которые в дни праздников используются для «ратха-ятры» — провоза статуй богов по улицам городов в сопровождении многотысячных процессий верующих. Обычно колесницы украшают одноцветными фигурами, но для домашних алтарей скульптуры окрашивают.
На выставке особенно выделялась статуэтка из темного дерева. Это герой «Рамаяны» — демон Равана. Ее относят к началу XIX века, но вообще для ремесленных изделий в Индии дата не очень важна.
«Как делали наши предки, так и мы делаем» — эту фразу часто повторяют мастера. Десятиголовый Равана олицетворяет мощь и непобедимость. Композиционно статуэтка построена как фигура в круге, но круга нет — его мысленно дорисовываешь: у демона 12 веером распростертых рук, еще четыре руки сжимают тяжелую дубину... Равана — грозный и сильный враг, но его все же сразил великий Рама. Рядком висят на черных нитях марионетки из штата Раджастхан. У них деревянные головы, туловища из ткани, туго набитые и негибкие, и подвижные руки. Это персонажи героических песен и легенд — цари и воины-раджпуты, их жены, танцовщицы, советники... эти куклы называются «катх-путли». Мастера шьют им платья, украшают их бусами, блестками и продают кукольникам, а те, сложив марионеток в ящики, бродят по всем уголкам Раджастхана.
В штате Андхра-Прадеш популярен другой вид народного театра — театр теней, причем цветных теней. Ремесленники — хотя вернее было бы называть всех мастеров индийского ремесла художниками — выделывают козью кожу до тонкости бумаги, окрашивают ее и выкраивают плоские фигуры с гибкими сочленениями. Кукольники помещают их между экраном и источником света, а зрители любуются подвижными цветными силуэтами. Кукловоды манипулируют тонкими тростями столь искусно, что, несмотря на явную условность изображения, создается впечатление живого действия.
Сюжеты представлений — это, как правило, все те же мифы, предания и эпизоды из эпоса — зрители знают с детства. Но все с неиссякаемым интересом следят за развитием действия, сопереживая всему, что видят на экране.
Одна из кожаных кукол — древнеиндийский воин с бородой, высокой прической, алым шарфом, богатыми украшениями, красным широким поясом — поражала тщательностью проработки деталей: даже суставы пальцев рук и ног четко видны.
Рассказ обо всех экспонатах выставки «Шильпакара» невозможно поместить на нескольких журнальных страницах. Ведь эта экспозиция, собранная с глубоким вкусом и знанием дела, раскрыла перед нами многообразие не только художественных ремесел Индии, но и богатство духовной культуры народов огромной страны...
Н. Гусева, доктор исторических наук, лауреат премии имени Дж. Неру. Фото В. Устинюка
Семь банов на берегу реки Кронг
Окончание. Начало см. в № 2
Самого старого слонолова и самого старого человека в Доне звали И Пуй Хра. Он сидел рядом со мной в черно-красном праздничном одеянии эде, которое оставляло открытыми его ноги. По циновке стелился полосатый передник набедренной повязки «клин мланг». Поредевшие седые волосы непокорно выбивались из-под светло-голубого тюрбана. Морщинистые кисти рук устало покоились на коленях.
За все время нашего знакомства я не слышал от него ни слова. Ни у деревенских ворот, где нас друг другу представили, ни на площади у кувшинов с кэном, ни перед началом обеда. Он только кивками головы реагировал на обращаемые к нему слова, послушно следовал почтительным указаниям провожатых, семеня в нужном направлении мелкими стариковскими шажками, опираясь на узловатый, отполированный от долгого пользования посох и чей-нибудь с уважением подставленный локоть.
На вопрос, заданный по-вьетнамски, он, как и прежде приветливо, но, будто оставаясь в мыслях далеко отсюда, молча кивнул головой. Вспомнив о близости Кампучии и отыскав на самом краю памяти когда-то известные кхмерские слова, я медленно составил фразу из учебника для начинающих. Результат превзошел ожидания. То ли мнонгский язык настолько схож с кхмерским (не случайно мнонгов называют «горными кхмерами»), то ли старик знал язык соседней страны, но лицо его оживилось, взгляд стал заинтересованным. Из ответной тирады я понял, что И Пуй Хра — мнонг. Остальное было за пределами моих лингвистических познаний, но на помощь подоспел И Тан, с удовольствием исполнявший роль переводчика.
Он не знал времени своего рождения. На вопрос о возрасте отвечал: «сто двадцать лет». Обычно долгожители склонны считать себя старше, чем на самом деле. Тем более, если возраст — единственное богатство, которое накопил человек за свою жизнь.
Он поймал триста слонов. В личном пользовании у него не было ни одного. С детства умел ловко метать копье, стрелять из арбалета, выслеживать зверей. С тринадцати лет, когда мнонгские подростки считались совершеннолетними, стал ходить на лов слонов в качестве «рмака» — подручного. В двадцать получил категорию «сай». Она дается тем, кто показал ловкость и умение и участвовал в поимке не менее пяти слонов. У сая в распоряжении юноша-рмак и домашний слон, а сам он во время охоты имеет право, кроме набедренной повязки, надевать рубаху, курить трубку, поддерживать огонь в костре на привале. Рмакам огонь не доверяли, а если костер все же гас, то виноватым считался не сай, который отвечал за него, а неудачное место ночлега. Оно немедленно менялось, как несущее дурные предзнаменования.
Еще лет через пять И Пуй Хра был удостоен звания «гру-15» — мастер, поймавший пятнадцать слонов; вдобавок к привилегиям сая, оно давало право спать во время лесной ночевки на циновке и возглавлять целую охотничью экспедицию: обычно от трех до двадцати экипажей, в каждом из которых — мастер, подручный и домашний слон. К тридцати годам он стал гру-30, и выходил на лов не иначе как начальником экспедиции.
Уже в ту далекую пору одни жители Дона ловили слонов, другие ими владели и торговали. Каждый раз, готовясь в поход, И Пуй Хра брал в долг слона, снаряжение и рис в расчете на две-три недели. В уплату долга уходили пойманные слоны. Если охота удачная, получали кое-какой доход: на рис для семьи, соль, жертвенных животных, постройку дома. Но часто дух — покровитель слонов Нгоет-Нгуаль наказывал слоноловов. Тогда долг переходил в счет будущей охоты.
Но это не означало, что И Пуй считался в общине и округе человеком второго сорта. Платой за высокий профессионализм было общественное признание. Не обязательно владеть слонами, дорогими кувшинами, фарфоровыми пиалами, бронзовыми гонгами, если в праздник триумфальной встречи охотников с добычей все слоны деревни приветствуют тебя трубным ревом, все гонги звучат в твою честь, и ты, еще молодой и сильный, ловя восхищенные взгляды соплеменников, подходишь к старинному кувшину с кэном не только раньше деревенских старейшин, но и самого повелителя мнонгов.
И Пуй — самый уважаемый человек в общине, хотя его дом — шан — гораздо беднее того, в котором мы обедали: стены не деревянные, а плетенные из бамбуковой щепы. Да владей он и тремя сотнями слонов, разве крепче бы стали его подгибающиеся ноги, разве теплее бы грела по ночам домотканая рубаха, разве вкуснее стал бы рис?
Я выслушал его автобиографию, так и не переборов в себе сомнений насчет возраста старика. Боясь бестактности, все же спросил, как он помнит счет годам. Он посмотрел на меня, как на подростка, который интересуется, откуда берутся дети.
— С тех пор как мне пилили зубы, люди сто семь раз выходили делать рэй.
Действительно, день такого события, как обработка здоровых зубов осколком булыжника, запомнится и на двести лет, если дожить, конечно. Выход на рэй с кровавым праздником жертвоприношения, нечеловеческим трудом на лесоповале и корчевке джунглей — это тоже как взрыв на фоне плавного, без особых событий, течения горской жизни. Он бывает каждый год, ибо от него зависит выживание людей.
Правда, И Пуй вспомнил и такое время, когда у мнонгов не доходили руки до рэя. Тогдашние пожары не были предвестниками урожаев на новых полях. Люди жгли селения соседей, воинственные джараи и сэданги нападали на банаров, которые вынуждены были бросить свои поля и уйти дальше в горы, мнонгские племена избивали друг друга и устраивали набеги на деревни эде и кхо, захватывали кувшины и гонги, а пленных продавали в рабство. Сам он был тогда еще подростком и в этих междоусобицах не участвовал.
