Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1980 год
Заметив, что я остановился рядом, один приподнялся на локте:
— Имеете нам что-нибудь предложить? Нет? Ну и идите своей дорогой! — с раздражением произнес он. — Бездомные студенты? Знакомо,— задумчиво произнес Норберт Лаушнер, студент экономического факультета Гамбургского университета, сын преуспевающего врача, к которому я однажды был приглашен в гости. — В Гамбурге еще ничего, а вот в маленьких университетских городках — в Тюбингене, например, где на семьдесят тысяч жителей около двадцати тысяч студентов, — с жильем особенно трудно. Кстати, половина студентов, бросающих учебу, делают это из-за того, что им негде жить. Вообще-то пустые квартиры есть, но большинству учащихся они не по карману: такое жилье стоит семьсот марок и выше, а стипендия — не больше пятисот семидесяти. Летом студенты спят на надувных матрасах в палатках в туристских пунктах, а зимой ночуют в автоприцепах на городских стоянках... Не знаю, может быть, это даже полезно — провести студенческие годы, как один мой знакомый, — в деревянной будочке на берегу Эльбы? Без электричества, без водопровода и прочих удобств. Носить воду издалека, готовить обед на маленькой дровяной печурке, заниматься при свечах...
Вот моя подруга, — продолжает Норберт. — Отец ее зарабатывает всего три тысячи в месяц, трое других детей учатся... За квартиру она платит триста марок, двести уходят на очень скромное питание. Она беспрестанно где-то подрабатывает, приходит на занятия сонная... Жениться? Вы шутите. А на какие средства, спрашивается, я буду содержать семью?! Комета Когоутека, говорите? Остроумно! — помолчав, усмехнулся Норберт. — Почему Когоутека? Так он же сотрудник гамбургской метеорологической обсерватории. Тот самый Лубос Когоутек, который в 1973 году открыл новую комету...
Когда часом позже я снова проходил по Шпиталерштрассе, раскладушки с бездомными студентами уже не было. Едва ли им предложили жилье. Скорее всего подошел полицейский и велел свертывать свои манатки подобру-поздорову...
Учитель-булочник
После Гамбурга, в котором многодневный пожар 1943 года почти не оставил памятников древней архитектуры, Любек поражает своей средневековой грандиозностью и цельностью. Рядом с ним меркнет даже заботливо отреставрированный и воссозданный Бремен. В Бремене ганзейскую первозданность сохранили лишь два отстоящих друг от друга района, а тут — целый старинный город, с крепостными воротами, многими десятками древних улочек, над которыми парят исполинские соборы...
В воскресный день по узеньким улочкам Любека едет на велосипеде, лавируя между машинами, молодой человек. К широкому багажнику над передним колесом у него привязана корзина, а в ней — ржаные булочки, испеченные по особому рецепту, который булочник держит в тайне. Хлебцы пользуются успехом — как правило, за несколько минут корзина пустеет, и тогда булочник возвращается за следующей партией.
— Я не булочник, а учитель, — отвечает Дитер Бауэр своим знакомым. — Булками же торгую потому, что мне надо как-то кормить себя и свою семью. Но я не теряю надежды, что со временем нам удастся сделать наше общество хотя бы чуть демократичнее и я снова смогу работать по специальности.
До 26 лет Дитер Бауэр преподавал в школе. Но однажды его вызвал директор и строго спросил:
— Господин Бауэр, вы коммунист?
Дитер знал, что ему грозит, но лгать не желал, хотя бы потому, что учил детей всегда говорить правду:
— Да, я коммунист, господин директор.
— Не спешите с ответом, господин Бауэр. В принадлежности к компартии вас пока обвиняет анонимное письмо. Так что подумайте хорошенько и завтра утром официально ответьте на мой вопрос.
— Я уже обо всем хорошо подумал три года назад, когда вступил в Германскую коммунистическую партию, — сказал учитель.
Через две недели его уволили из школы.
В ФРГ это стало обычной историей с тех пор, когда ввели так называемый «запрет на профессию», или «закон об экстремистах». Собственно, его даже законом нельзя назвать, так как исходным пунктом для запретов было совместное заявление федерального канцлера и глав земельных правительств от 1972 года, согласно которому «принятие на государственную службу предполагает, что кандидат гарантирует, что он всегда и везде будет хранить верность основному либеральному и демократическому порядку в соответствии с конституцией. Если на этот счет существуют сомнения, то они в общем и целом оправдывают отклонение кандидатуры...».
На основании такого рода «сомнений» соответствующий орган, ведомство по охране конституции (читай: секретная политическая полиция), завел досье на всех, кто добивается места на государственной службе; проверке «на благонадежность» подверглись более двух миллионов граждан.
— Можно безбоязненно рассказывать детям о «подвигах» гитлеровских генералов, — говорит Дитер Бауэр,— можно при встрече обмениваться нацистскими приветствиями, можно распевать в казармах нацистские гимны, как это делали танкисты бундесвера в Мюнстере. Оказывается, это не противоречит «основному либеральному и демократическому порядку». Но когда наш товарищ Петер Кубиту стал распространять газету ГКП вблизи одной из казарм, он был разжалован из лейтенантов в рядовые за нарушение принципов «свободно-демократического строя». Лучше быть «экстремально» правым, но только не левым, только не «красным»...
Одну девушку объявили «коммунисткой» на том основании, что в школьные годы она сотрудничала в стенной газете «Красная башня», названной так потому, что рядом с лицеем, в котором она училась, находилась башня из красного кирпича. Целых два года ей пришлось объяснять в различных инстанциях про эту башню, пока ее не восстановили на работе. И ведь мы не подпольная группировка, а легальная представительная партия. На законном основании участвуем в выборах, имеем официальные печатные издания, а значит, должны пользоваться теми же правами, что и другие политические партии Западной Германии. На практике же выходит, что многие формально записанные в конституции положения, призванные гарантировать гражданские права и свободы, честь и достоинство людей, на нас как бы не. распространяются...
Дитер Бауэр говорил мне знакомые вещи. Я знал об увольнениях западногерманских коммунистов, знал и то, что в последнее время секретная полиция установила слежку и за рабочими, за профсоюзными активистами. Она, например, ведет систематическую проверку производственных советов, тайно знакомится со списками вновь избранных их членов, а с 1978 года и со списками доверенных лиц молодежи. Ведомство по охране конституции имеет список на 13 тысяч фамилий с указанием адресов и занимаемых должностей. Правительственные чиновники уверяют, что это ничем не грозит: ведь закон запрещает ведомству по охране конституции передавать сведения третьим лицам. Но на самом деле оно уже давно сообщает профсоюзам — как, впрочем, и объединениям предпринимателей, — кто из их Функционеров состоит в левых организациях. Далее — по привычной схеме: травля, увольнение, безработица...
Дитеру Бауэру еще повезло: он нашел себе новую работу, пусть не по призванию, зато способную прокормить его семью. Но ведь не каждый из тысяч уволенных обладает талантом пекаря.
— ...Обратите внимание на эту надпись на портале ратуши, — сказала экскурсовод. — Для тех, кто не понимает по-латыни, переведу. Она гласит: «Свободу, которую с таким трудом завоевали предки, да хранит с достоинством молодежь».
«Дом кофе»
На одной из улочек старого Бремена есть небольшой двухэтажный дом. Перед ним маленький фонтанчик, окруженный деревянными скамейками, а над входом вывеска — «Дом кофе».
День был холодный, ветреный, и я зашел внутрь. Звякнул колокольчик. Я очутился в лавке, которая до потолка была заставлена ящиками, коробочками, пакетиками с кофе, кофейными сервизами, кофеварками. Решив, что ошибся, приняв лавку за кафе, я повернулся к двери.
— Постойте, уважаемый господин! Может быть, я сумею вам помочь? — остановил меня хозяин лавки, невысокого роста старичок весьма приветливой наружности.
— Я хотел выпить чашку кофе, но...
Хозяин провел меня в глубь магазинчика, где в уютном закутке стояло несколько столиков.
— Какой желаете кофе?
— Черный, пожалуйста, с сахаром.
— Я вижу, уважаемый господин, что вы не слишком большой знаток кофе. Позвольте, я сделаю вам кенийский кофе, заваренный по-мексикански.
Словоохотливый хозяин сварил прекрасный кофе, разлил его по чашкам и устроился рядом за столиком. Через пять минут я уже знал, что Бремен «самый кофейный» из всех западногерманских городов, что лучшие кофейные зерна «имеют светлое брюшко», что хозяина лавки зовут Вальтером Нетцером и его не надо путать со знаменитым западногерманским футболистом Нетцером. С кофе и футболиста Нетцера разговор перешел на историю ганзейских городов, на то, дескать, что они все время стремились к миру, а воевали, только защищая себя, и поэтому недаром на главных воротах Любека золотыми буквами написано: «Наша жизнь будет прекрасна, если в мире — мир, а в доме — согласие».
