Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1987 год
Сейчас трудно себе представить старый Синдзюку не столь уж и давнего времени. Рисовые поля и малолюдные деревни, в которых по дождливым дням не было видно ни души,— так описывали Синдзюку всего сто с небольшим лет назад. Еще на рубеже XIX и нынешнего веков увлекавшиеся учением Толстого писатели и философы отправлялись в эти места из Токио вести крестьянский образ жизни. Правда, если перелистать историю еще на несколько страниц назад, то перед глазами предстанет шумное, разгульное скопление придорожных постоялых дворов, кабачков и «веселых домов». Поселок под названием Синдзюку — «Новые жилища» — возник около трех веков назад на развилке двух трактов. Направлявшиеся в Эдо путники делали там последний привал перед тем, как, достигнув одной из застав, пройти утомительную проверку документов и багажа. Услуги и развлечения, предлагавшиеся путешественникам в Синдзюку, довольно быстро вышли за рамки всякой морали, и городские власти запретили заниматься местным жителям этим прибыльным промыслом. Впавшую затем в долгую спячку деревню Синдзюку разбудили только паровозные гудки, когда в 1865 году здесь была открыта первая железнодорожная станция. И, единожды проснувшись, «Новые жилища» уже больше никогда не засыпали.
Расцвет Синдзюку справедливо связывают со строительством крупнейшего транспортного узла. Очень важно и то, что этот район, только в 1920 году включенный в черту Токио, лежит к западу от его центра, на главном направлении расширения японской столицы. Расположение Синдзюку оказалось таким удачным, что уже утверждены планы переноса токийской мэрии из окрестностей императорского дворца в Синдзюку, где городские власти владеют обширными участками земли.
Синдзюку настолько многолик и неисчерпаем, что в нем можно найти чуть ли не все те слободы, из которых сложено традиционное ядро Эдо-Токио. Здесь есть смахивающие на Гиндзу улицы ресторанов и универмагов. Есть побратимы Санья — скопления убогих ночлежек, «лежбища» бродяг, бездомных. С «электрическим царством» Акихабары соперничает квартал магазинов и лавок, торгующих часами, фотоаппаратами, радио- и телетехникой, бытовыми приборами самого разного назначения. С университетами и книжными магазинами Канды поспорят окрестности одного из самых крупных и престижных частных университетов — Васэда. А западный выход вокзала Синдзюку, как парки Йойоги и Хибия, стал традиционным местом проведения политических митингов, демонстраций. В историю Синдзюку, да и всей Японии вошли кровавые столкновения полиции с манифестантами, протестовавшими против заключения «договора безопасности» с США, требовавшими положить конец американской агрессии во Вьетнаме.
Да, у Синдзюку много лиц. Но самые примечательные и известные из них те, что обращены на восток и запад от вокзально-торгового комплекса. Людские волны, выплескивающиеся из восточного выхода станции Синдзюку, быстро разделяются на несколько потоков. Если выбрать самый мощный из них, то через пять минут ходьбы увидишь арку с надписью «Кабуки-тё». Однако тщетно было искать в лежащем за ней квартале знаменитый японский театр, хотя в послевоенные годы его действительно собирались перенести в Синдзюку со старого, подчистую разбомбленного места между Гиндзой и рынком Цукидзи.
Центр Кабуки-тё — небольшая площадь, на которую выходят двери примерно десяти кинотеатров. Кучки возбужденно шумящих молодых людей, по виду и одежде старшеклассники или студенты, обсуждают, какой фильм посмотреть — очередные похождения «Рэмбо», агента 007, многочасовую мультипликацию о космических роботах-самураях или «слезливую» драму, где несовершеннолетняя героиня косит своих обидчиков из автомата.
Приютившиеся в подвалах или чердачных этажах тесные кинозалы иногда показывают серьезные фильмы, особенно японские и заграничные ленты десяти-двадцатилетней давности. Но основной удельный вес приходится все же на жанр «роман-порно», так называемую романтическую порнографию. Трагедия японского кино как раз и состоит в том, что его стали смотреть преимущественно подростки, не способные или не желающие понимать серьезные фильмы. Кинокомпании, финансировавшие знаменитые картины Куросавы, Мидзогути, Имамуры и других режиссеров, которые прославили японское кино, дошли до грани разорения и были вынуждены переключиться на выпуск «романтическо-порнографической» галиматьи.
Но есть на Кабуки-тё и такие кинотеатры, где крутят ленты, даже не пахнущие «романтикой». Они обычно прячутся в боковых улочках, расходящихся от главной площади. Там же подмигивают разноцветными лампочками, гудят пароходными сиренами многоэтажные «комбинаты порока», объединяющие под одной крышей игорные дома, бары со стриптизом, рестораны с малоодетыми официантками, «турецкие бани», которые после протестов посольства Турции переименовали в «специальные бани».
Перед входами, напоминающими то парадный подъезд дворца, то лаз в подземелье, прогуливаются затянутые в безупречные фраки мускулистые короткостриженые молодцы, в чьи обязанности входит зазывать прохожих, поощрять колеблющихся и вести переговоры с полицией. Поодаль, в горах хлама и объедков, наваленных в ожидании приезда мусорщиков, роются бродяги. Здесь же пьяные мужчины и женщины разного возраста гнездятся на кучах картонных ящиков. Пританцовывая и выкрикивая одним им понятные слова, изредка проносятся сумасшедшие и наркоманы.
Так выглядит Кабуки-тё, где на трети гектара, только по официальным данным, сконцентрировано 25 магазинов порнографической литературы, 16 «специальных бань», 90 кабаре с «розовыми» представлениями, 24 кафе с полуголыми официантками, 15 публичных домов... Всего около четырехсот эксплуатирующих секс заведений. Подсчитано, что этот небольшой район, где постоянно живет меньше трех тысяч человек, в течение суток посещает от 300 до 500 тысяч клиентов. Значительную часть посетителей составляет молодежь.
Не приходится сомневаться, что сам Кабуки-тё и бесконечные «разоблачительные», по существу рекламные материалы о нем в печати и телепередачах вносят свой вклад в стремительный рост преступности среди несовершеннолетних. Ведь на молодежь от 14 до 19 лет уже приходится свыше половины всех правонарушений Японии, и каждый год приносит новые «рекорды».
Под нажимом демократических кругов правительство и полиция время от времени принимают очередные постановления, устраивают облавы, подвергают штрафам или арестам тех или иных правонарушителей. Но все эти меры воспринимаются японцами столь же юмористически, как и принятый в «день дураков» — 1 апреля 1958 года — закон, впервые в истории Японии запретивший проституцию. А между тем каждый вечер Кабуки-тё зажигает мириады своих огней...
Конечно, далеко не все посетители вечернего Синдзюку направляются в Кабуки-тё. По соседству с ним есть районы развлечений совсем иного толка.
Взять, к примеру, Гордэн-гай, «Золотую улицу»,— скопление богемных кафе и баров, претендующих на статус токийского Монмартра. Не бывавшему в Париже автору трудно судить, насколько обоснованы эти претензии. Но каждая из уютных маленьких забегаловок «Золотой улицы» вполне заслуживает пера писателей и кисти художников, прославивших знаменитый уголок французской столицы. Описавшая его журналистка не без юмора предположила, что «где-нибудь наверняка есть бар для потерявших ноты композиторов, кафе для артистов, которые хотели стать зубными врачами, пивная для игроков в бейсбол, собирающихся поговорить о книгах Жана-Поля Сартра...».
Мое знакомство с Гордэнгай началось с пивнушки «Дзэни», куда мы зашли перекусить с издателем одной небольшой токийской газеты. Все собравшиеся были журналистами. Даже хозяйка, наливавшая «мидзувари», сильно разбавленное водой виски, подрабатывает на стороне статьями и эссе. Моим соседом оказался сравнительно молодой заведующий международным отделом популярного еженедельника, который тут же стал расспрашивать о советской точке зрения на самые свежие и важные в тот вечер мировые новости. Репортер скандальной хроники поделился своей нелицеприятной оценкой этических принципов японского политического мира, а бородач средних лет пустил по кругу привезенные из Ливана фотографии залитого кровью лагеря палестинских беженцев.
Мой знакомый объяснил, что большинство хозяев и клиентов заведений Гордэн-гай — это бывшие студенты 60—70-х годов, участники борьбы против военного союза с США и американской агрессии в Индокитае. Повзрослев, примирившись с истэблишментом, а иногда даже заняв посты в редакциях влиятельных изданий, государственном аппарате или деловом мире, эти важные люди все же не приняли полностью «ценностей» потребительского общества. И теперь их притягивают друг к другу воспоминания о борьбе, стремление обсудить волнующие проблемы с товарищами.
