Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1992 год
Быстро развели костер и залепили смолой пробоинку. На выгрузку и ремонт ушло не больше двух часов. Запорожские мастера, которые так же легко перетаскивали свои суда и так же быстро их смолили, вероятно, остались бы довольны нашей работой. Мы наскоро поужинали и легли спать — завтра ранний бриз погонит наш «Хоре» дальше. А сумерки размывали и размывали очертания Березани. Остров как бы уплывал от берега, освобождая проход для ветров и кораблей...
Поначалу тростниковым валикам по бортам я не придавал большого значения. Соригинальничал, отметил свое родство с лихими сечевиками, отдал дань их мастерству и выдумке — и ладно. Но вот «Хоре» заскользил по днепровским водам. Днепро-Бугский лиман встретил нас свежим ветром. Какое-то время он не мешал продвигаться к морю, особенно, когда шли под прикрытием камышовых островков. Однако уже через день мы в полной мере ощутили силу ветров над лиманом. Гребли до мозолей, до пота, менялись через каждые полчаса, однако так и не смогли преодолеть то встречную, то боковую волну. Пробиться к берегу через заросли тростника-«дударя» тоже не было возможности. Тогда поступили так: один греб, а другой вплавь подталкивал лодку сзади или подтягивал спереди за причальный конец. Это была тяжелая и изматывающая работа. Волны становились все напористее. Однако, несмотря на то, что суденышко (даже без одного гребца) низко сидело в воде, редкие капли залетали внутрь. В чем дело? Когда пришла моя очередь нырять в мутные воды и брать «под уздцы» лодку, я смог убедиться, насколько эффективно тростниковая обшивка отражала волновые атаки. Волны ударяли снизу и разбивались о тростниковые валики, распадаясь на вялые струйки. К вечеру нам удалось пробиться к затону у села Геройское. Местные рыбаки, заинтересовавшись тростниковой обшивкой нашей лодки, рассказали, что запорожские казаки (жители многих сел на берегах лимана считали себя их потомками) широко и с выдумкой использовали тростник для повседневных нужд. Особенно у запорожцев было развито рыболовство, которое и кормило и одевало их («Днiпровий, Днiстровий обидва лимани, iз них добувались, справлялись жупани»). На местах рыбных промыслов в лимане строились курени и шалаши, которые покрывали тростником. Из тростника делали «гарды», или «заколы», — особая система перегородок, куда заплывала рыба. Кстати, как нам рассказали, местные жители до сих пор используют тростниковые плетни для рыбной ловли.
Проходя возле бетонных причалов, скалистых островков, торчащих из воды пней и коряг, мы скоро перестали бояться за хрупкие борта — тростник надежно предохранял их от случайных ударов. Тростниковые поплавки придавали уверенности и тогда, когда мы вынуждены были удаляться от берега — в критической ситуации они могли удержать лодку на плаву. Уже не говорю о том, что обвязка в пути служила своеобразной полочкой для различной мелочевки, удобной основой для крючков и зацепов. Я не раз представлял, как казацкий ватаг, выкурив трубку-«люльку», засовывал ее между тростником и опрокидывался на спину, подставляя лицо горячему солнцу.
...О чем думал он? О кознях неприятеля? О боевых товарищах? А может, ловил аппетитные запахи дымков, которые вились над казаном с кулешом? Может, подремывал в предвкушении сытного ужина в веселом кругу побратимов? Вообще-то проводя время в боевых походах, где обстановка часто неожиданно менялась, казаки были непритязательны к пище. Так, спасаясь от врага, запорожцы прятали «чайки» и уходили в степи, где питались чем придется — «они ели оленьи копыта, ели рога и давние, валявшиеся по степи кости диких животных». В походе они варили в основном «соло-маху» — ржаная мука на воде, густо сваренная, «тетерю» — более жидкую похлебку, «щербу» — уху, чуть приправленную мукой. И рыба, которую изредка удавалось добыть по пути, и мука, и сухари не раз выручали в плавании и нас.
Во всяком случае, запасшись немного мукой, крупой и сухарями, мы были уверены, что голодать не придется и, имея некоторое представление, чем и как питались наши предки, сумеем приготовить вполне аппетитный и сытный обед. Тем более что приспособились разводить костер прямо в лодке. Достаточно было расстелить в корме на пайолах мокрую тряпку, набрать в миску воды и поставить на нее сковородку, в которой сухие, заранее приготовленные щепки пылали жарко и дружно.
По-разному встречали нас люди, когда видели наш парус с крестом, звездой и полумесяцем. Один массовик-затейник объявил по рупору ребятишкам из лагеря: «К нам приехали гости из дружественной Турции! Поприветствуем их!» Я тогда подумал, что, вероятно, недаром вышил именно эти символы на парусе. Крест, звезда и полумесяц имеют отношение к людям разной веры. А именно их объединению и служат большие и малые экспедиции. Мирный дорожный человек — везде гость... Между прочим, среди запорожцев было много людей самых разных национальностей. В трудных морских походах они быстро находили общий язык, хотя и молились разным богам. Сечевики не гнушались перенимать у других народов полезный для них морской опыт. Более того, на «чайках» нередко предводителями были казаки-«потурнаки», бывшие невольниками у турок («потурчившиеся») и знавшие многие их секреты. Польский посол, которого турки упрекали, что поляки не могут сдержать воинственный пыл казаков на море, однажды ответил им: «Да казаки ж и моря не знали, пока ваши же турки не показали себя и не научили их мореплаванию...»
Нередко, засыпая под яркими южными созвездиями, я думал, что все мы — и те, кто в пути, и те, кто только живет мечтами о дороге, — находимся в одной большой лодке. И не вырастут у этого ковчега крылья, не унесут они его к другим мирам, когда вдруг взыграет и начнет перехлестывать через борт та вода, которая пока держит нас на плаву.
В. Супруненко Фото автора
Призраки моря
«Когда я впервые столкнулся с фата-морганой, со мной произошло то же, что и с британским священником-натуралистом Уинсом: я не поверил своим глазам». Так начинает свой рассказ о морских призраках корреспондент журнала «Гео» Майкл Энглер.
Однажды жарким августовским днем британский духовник Уине, много лет посвятивший изучению воздушных отражений, прогуливался вдоль родного побережья и вдруг увидел в небе, поверх едва заметных на горизонте мачт, полное изображение судна.
Тоже в августе, но только двести лет спустя, на другом побережье — севере Фрисландии (Фрисландия — историческая провинция Нидерландов. Фризы — народ, живущий в Нидерландах и Германии, фризский язык относится к германской группе языков.) глазам Майкла Энглера предстала деревня-мираж. Деревушка и земляной холм, защищающий ее от приливов, словно корабль, покачивались в струящемся от жары воздухе. Домики с сильно покосившимися крышами были расплывчаты и нечетки, будто призраки.
Как в свое время британский духовник, Майкл Энглер изучал горизонт в поисках сказочных картин. Вот в воздухе стали появляться соборы и маяки, плотины и дюны, нанизанные, словно жемчужины на нить, между землей и небом. Так, по преданию, должно было выглядеть ожерелье феи Морганы. Поэтому издавна любые виды миражей считаются чарами этой феи. По бретонской легенде, прекрасная фея Моргана была сводной сестрой короля Артура и жила в хрустальном дворце на дне Мессинского пролива, близ сицилийского побережья. Иногда она покидала свои хоромы, чтобы порезвиться на волнах, сбивая с пути мореходов. Вообще в древности люди сложили немало легенд о миражах, связывая их с потусторонним миром. Только во времена Уинса, то есть в конце XVIII века, атмосферными привидениями занялись ученые. Они полагали, что причина подобных явлений — разница температур воздушных слоев и их оптические особенности.
В своем «Исследовании различных загадочных фактов природной истории» 1773 года доминиканский пастор Антонио Минази представил одно из наиболее известных впоследствии описаний фата-морганы. Угол падения солнечных лучей составлял 45 градусов, когда святой отец увидел с берега, недалеко от Реджо-ди-Колабрия, над морской гладью «внезапно возникшие неисчислимые ряды арок и дворцов, очень отчетливо и ясно обозначенные, величественные башни, роскошные дворцы, колонны марширующих солдат, скачущих всадников, а также много других удивительных картин, с их абсолютно естественным цветом, движением, которые быстро сменяли одна другую». Так продолжалось до тех пор, пока все не начало расплываться от легкого ветерка, затем море снова стало всего лишь морем.
Современная наука объясняет фата-моргану как очень сложное преломление солнечных лучей, когда воздушные слои различной плотности не только, как обычно, лежат горизонтально вдоль земной поверхности, но начинают искривленно или даже волнообразно протекать над ней. От изогнутой поверхности отраженный свет множеством лучей и под различными углами доходит до наблюдателя, принося с собой каждый раз новые изображения. Так играет в тихо текущей воде пятно фонаря, если смотреть на него ночью с моста. До тех пор пока река спокойно струится, видно лишь простое отражение. Но стоит ветру рябью пройтись по водной поверхности, фонарь начинает отражаться в каждой волне. Своим необычайным разнообразием фата-моргана обязана не только метеорологическим особенностям, но и определенным топографическим условиям. Над отмелями и равнинами под палящим солнцем очень быстро могут образовываться теплые воздушные массы, которые преломляют свет иначе, нежели верхние, более холодные атмосферные слои. Если ветерок быстро не разметет надземную прослойку воздуха, тогда на горизонте будут парить не только перевернутые вверх ногами здания и пейзажи, но и отраженные от нижних слоев фантастические двойные миражи.
