Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич
— Вы были удивлены, а после — радостны. Что вы увидели у леди Трикс?
— Кого, — подсказала я, а губы снова растянулись в улыбке.
— И кого же? — Эйстон был настроен не так миролюбиво как я. А я не понимала, почему он так себя ведет.
— Сведригу, — как будто это объясняло все, ответила я.
— Сведригу? — повторил Эйстон, а после дернулся. — Ваша светлость, подождите меня здесь, пожалуйста.
И он стремительно вышел.
Я подошла к двери и прислушалась, пытаясь понять, зачем моему стражу выходить. И только услышав отголоски его разговора, поняла, почему он предпочел уйти. Эйстон был зол. Очень зол и раздосадован. И он связался с императором.
У меня внутри все похолодело, когда я поняла, с кем он разговаривает. А он назвал имя Сведриги. Назвал — как приговор подписал. Но за что? Просто за то, что в прошлой, преддворцовой жизни мы дружили? Несправедливо! Это так несправедливо! Почему сейчас, будучи членом самой сильной семьи в империи, я не могу ничего сделать?! Совсем ничего. Как будто кто-то играет мной, полностью игнорируя мои собственные желания и чаяния.
— … быть не должно.
На этом их короткий разговор кончился, а мне пришлось вернуться и сесть на диван, делая вид, что я не слышала слов Эйстона.
— Ваша светлость, прошу прощение за мою отлучку.
Он подошел ко мне, поцеловал руку, но это не вызвало никаких приятных чувств. Как можно радоваться его прикосновению, если он так поступает с дорогим мне человеком. Как можно быть счастливой рядом с тем, кто никогда не примет…
— Кирин, я вас чем-то расстроил? — Я не ответила, но Эйстон и не требовал ответа. — Вы пошли за мной. Но я же просил…
Он сел в кресло, откинулся на спинку и застонал.
— Я не буду оправдываться. Все мои действия продиктованы заботой о вас. Вы должны это понять.
— Я понимаю, — тихо ответила.
— Вы еще слишком юны, — заметил мужчина. — Все, что делает император, все, что делаю я, вам на благо. — Эйстон медлил, подбирая слова. — Ваша новая знакомая… Сведрига, она уже не первый день во дворце, а как он меняет — вам известно. Она изменилась — не могла не измениться, а значит — играет по здешним правилам. Какой бы хорошей она не была раньше, вы должны помнить — это было раньше. Теперь все изменилось. Вы и сами изменились: пара дней во дворце меняет сильнее, чем годы изоляции.
Я не хотела ему верить: ни единому его слову, ни единому звуку, но… слишком четко представляла себе все, что Эйстон говорит. Вспоминала себя. Ту себя, что мерзла на балконе, что с презрением смотрела на лица с экрана, ту, что считала, что все можно изменить и исправить, ту, что никогда не желала лжи и не лгала. Ту, часть которой еще не была мне чужда, ту, что еще верила в лучшее, отчаянно цепляясь за воспоминания.
Говорить что-либо я боялась: понимала, что Эйстон ответит честно, совершенно искренне и невообразимо больно. Пожалуй, кроме Хеля, он был единственным, кому я доверяла. Он был тем, кто меня не обманывал и говорил все, даже неприятные истины. И молча уходя из гостиной, закрывая за собой дверь спальни, понимала, что только он может заставить меня поверить в худшее, но я так не хотела этого! Не хотела. Чтобы прошлое ушло окончательно. А Сведрига… — Она была лучшей моей частью, она была памятью о прекрасных днях.
Я упала спиной на кровать, оставляя ноги на полу. Платье помялось, но такие мелочи уже никого не волновали. Я просто лежала, раскинув руки, а из глаз текли слезы. Слезы счастья и бесконечной печали, понятные лишь тому, кто находил, но видел, как утекает сквозь пальцы все, что осталось от заветной находки.
Время шло. Медленно, или быстро. Я уже не ощущала этого. Браслет молчал, как будто понимания мои чувства, не звал меня и маг, оставаясь в комнате. И…я была ему благодарна. Этот был один из тех моментов, что нужно переживать в одиночестве. Отгрустить и идти дальше, но если кто-то вмешается — это не закончится: чувства найдут подпитку, и слезы с новой силой хлынут по щекам.
Меня не трогали до ужина, когда юная служанка аккуратно не заглянула внутрь и не застала меня апатично лежавшую поверх покрывала.
— Госпожа, пора готовиться к приему, но прежде вам стоит восстановить силы. Желаете отужинать здесь или подать в столовую?
— Здесь.
Время вновь пошло своим чередом.
Глава 18
То, что стилисты вновь потрудились на славу, я поняла, уже выходя из гардеробной. Приятно чувствовать себя красивой, но еще приятнее чувствовать восхищение со стороны небезразличного тебе человека, а я его чувствовала. Эйстон, который и сам сейчас больше походил на лорда, чем на мага, переодевшись в темный с серебром камзол, с довольной улыбкой подал мне руку. Он напоминал сытого кота, который важно шествует у ног хозяйки, с той только разницей, что это я семенила за ним, переступая на слишком больших для меня каблучках.
— Миледи, вы очаровательны, — шепотом отметил маг, пропуская меня вперед. — Ваш избранник будет счастливейшим мужчиной на этом вечере.
— А разве счастливейшим будет не моя дядя? — съехидничала я. И откуда только взялось эта веселость?
— Чувства императора мне не ведомы, но чувства вашего избранника я с уверенностью могу предположить, — усмехнулся Эйстон.
— А если это будете вы? — не удержалась от шпильки я. — Разве вы не советовали выбрать кого-то еще?
— И не отказываюсь от совета, — кивнул мужчина. — Но если выбор падет на меня, то и я буду счастливейшим.
— Вы говорите об этом слишком безрадостно, — попеняла я.
— Я мужчина, — насмешливо заметил маг.
— Но сейчас вы мой спутник и могли бы сделать приятное даме.
— Лучше я подарю вам цветы.
И столько иронии было в его словах, что я почти обиделась. Вот только… не могла я долго на него обижаться. Просто — не могла. Меня радовала его близость, его надежность, тепло его руки, которое я чувствовала, и мой предстоящий выбор. И казались совершенно глупыми все прежние сомнения, все отговорки, оправдания, что я искала, чтобы не быть рядом с ним.
Император? Он сам составил список, и если я ему хоть чуточку дорога, хоть в память о матери, хоть из невозможной среди нас привязанности к племяннице, то он позволит. Позволит выбрать его, позволит быть с ним, позволит больше не бояться. Никого и никогда.
И даже мысли о Димитрии, который посвящал
