Цеховик. Книга 4. Подпольная империя - Дмитрий Ромов
Я прощаюсь и выхожу. В приёмной находится только секретарша.
— Пожалуйста, — говорит она, показывая на дверь. — Спускайтесь по лестнице, автомобиль вас ожидает.
Действительно, как только я выхожу из дворца, пройдя теперь по парадной лестнице, ко мне подскакивает чёрная “Волга”. Я забираюсь в машину и мчусь по проспектам процветающей столицы советского Узбекистана. И при этом поглядываю на часы.
К счастью, успеваю. Кагэбэшный товарищ Куренкова по фамилии Джурабаев уезжает в командировку, поэтому он назначил мне встречу на тридцать минут назад. Надеюсь, он ещё не ушёл, потому что провалить эту встречу мне совсем бы не хотелось.
Я вхожу в ресторан и останавливаюсь. Современная роскошь советского Узбекистана, призванная впечатлить гостей республики, производит впечатление. Высокие треугольники накрахмаленных салфеток, красно-коричневая кожа стульев, хрусталь, строгий деревянный декор и геометрические формы светильников вполне себе западного дизайна. Любуйтесь достижениями социализма.
— Молодой человек, — подходит ко мне метрдотель. — Вы, должно быть, ошиблись. Сюда без взрослых нельзя, а по вечерам и со взрослыми нельзя, так что…
— Меня ждут, — отвечаю я, не обращая внимания на его слова. — Гасан. Отведите меня к нему.
Метрдотель некоторое время переваривает, что человек, назвавшийся Гасаном, ждёт именно меня, а потом, кивнув, приглашает идти за ним. Он подводит меня к суровому узбеку, отдалённо напоминающего Гармаша в местном колорите, и немедленно растворяется.
Гасан-Гармаш оценивающе смотрит на меня и кивает:
— Джурабаев.
— Брагин, — отвечаю я. — Егор Брагин.
— Садись, — говорит он безо всяких эмоций. — Чего хочешь от меня, Брагин, Егор Брагин?
— Да, собственно, хочу познакомиться, Гасан Саидмагометович. Земля круглая, вдруг сможем быть друг другу полезными.
Он хмыкает, типа, какая уж от тебя польза, сопляк желторотый.
— Ты же вроде хотел на Ферика выходы?
— Нет, уже не актуально.
— Чего так? Передумал?
— Нет, не передумал. Я с ним уже переговорил. Вот только что, сразу после товарища Рашидова.
Гасан резко хмурится и, чуть вжав голову в плечи осматривается по сторонам.
— Ты слишком-то не трезвонь, — бросает он.
— Думаю, смогу со временем кое-какую инфу сообщать, когда начнут вас трясти. В смысле, республику. Сейчас Ильич всё дела притормозил, но годика через три опять всё закрутится. Ваш-то босс неугомонный, сами знаете.
— Инфу? — ошарашенно переспрашивает он.
— Да, информацию то есть. Могу прямо сейчас рассказать, что происходило при аресте майора Алишера Абдибекова.
Он ещё сильнее хмурится.
— Ну, давай, рассказывай.
И я рассказываю. В подробностях. А потом передаю ему записанные показания на бумаге. Об афганской вылазке там, само собой, ничего не сказано.
— Вот такие дела, — подвожу я итог. — В общем, если понадоблюсь, обращайтесь. Правда, если показания нужно будет дать официально, попрошу охрану при отъезде. Ну, сами понимаете, чтобы чего не вышло.
Он задумчиво кивает. Мы ещё разговариваем минут пять, а потом нам приносят плов и водку. Для меня, разумеется, только плов. Я, конечно, в нём не спец, но на мой неискушённый взгляд, приготовлен он ничуть не хуже, чем в деревнях, где мне довелось попробовать настоящую домашнюю кухню.
Мы выходим в фойе и прощаемся. Гасан заметно размягчился и ведёт себя значительно более дружественно, чем в начале нашего знакомства. Думаю, в мою особую осведомлённость в узбекских делах он поверил не слишком, но за данные по Алишеру благодарен.
— Ладно, товарищ Егор Брагин, бывай здоров, — ухмыляется он и трясёт мою руку. — А за информацию я тебя благодарю. Охрана, пожалуй, тебе не нужна, так что езжай домой спокойно. Всё, что ты рассказал, поможет нам поймать преступников. Ну, или…
— Здравствуйте, — раздаётся позади меня звонкий девичий голосок.
Я резко оборачиваюсь и вижу перед собой Айгюль. На ней тонкое, на узких лямочках платье из шёлка. В нём она выглядит невероятно привлекательной. Как модница из западного журнала мод. Красивая и… дерзкая, как сказал Ферик.
Шёлк облегает фигуру, выставляя напоказ все изгибы, выпуклости, будто прорываясь под натиском острых вершинок девичьей груди. Открытая шея и плечи, чёрная копна волос, гладкая кожа и пьянящий запах заставляют голову кружиться.
Я не представляю Айгюль Гасану, а, взяв под руку увлекаю к лифту. Сердце стучит, предвкушая сладкие объятия и поцелуи. Ах, юность, до чего же ты прекрасна. И даже немного дикий и ошарашенный взгляд кагэбэшника Гасана не вызывает во мне ничего, кроме торжества победителя.
В лифт, как на зло, забиваются два пузатых узбека, и мы едем до своего этажа в молчании. Выскочив из лифта, мы заныриваем в номер, и я, нетерпеливо захлопнув ногой дверь, тянусь к Айгюль.
— Погоди, — улыбается она, и в её глазах начинают прыгать хитрые огоньки. — Иди сюда.
Она проходит из коридора в комнату.
— Отвернись, — шепчет Айгюль и тянется к сумочке. — У меня для тебя сюрприз.
Я отворачиваюсь. Что же, сюрпризы я люблю, но… Я не успеваю закончить мысль, потому что на голову мне обрушивается что-то очень тяжёлое. В быстро наступающей темноте мелькают звёздочки. Она меня вырубила… Какого хрена…
26. Итоги визита
Когда наступает просветление и тьма отступает, звёздочки всё ещё мелькают перед глазами. Голова раскалывается от боли, а во рту чувствуется привкус металла. Я разлепляю пересохшие губы. Не думаю, что я так уж долго был в отключке.
— Голова — это моё слабое место, — пытаюсь улыбнуться я и замечаю, что времени, пока я путешествовал по дальним галактикам выключенного сознания, оказалось достаточно, чтобы довольно крепко меня связать.
Я лежу на широкой двуспальной кровати, а прекрасная нимфа, ещё несколько минут назад будившая во мне романтические и даже сладострастные чувства, стоит надо мной, скрестив на груди руки, и глаза её мечут молнии.
— Кажется, у нас тут биполярочка завелась, да? — беззлобно спрашиваю я. — Между прочим, у меня совсем недавно был сотряс. Я лежал в больнице, балансируя на краю жизни и смерти. Меня даже от экзаменов в школе освободили. А ты опять по голове. Разве ж так можно? Вдруг теперь буду гадить где попало? Чем хоть саданула-то?
— Рукояткой пистолета, — спокойно отвечает Айгюль.
— Пипец! — дёргаюсь я и морщусь от боли. — Серьёзно?! А зачем? Что на тебя нашло вообще? Вроде же всё хорошо было.
— Было, — соглашается она. — Но потом ты сдал нас КГБ.
— Чего?
— Думал, я этого опера не знаю,
