Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 04

«— Знаете, за последние три месяца я перечитал всего Достоевского, и теперь к этому человеку я не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Он несомненно гений, но когда в книгах я вижу его мысли о том, что русский народ — народ особый, богоизбранный, когда я читаю о страданиях, которые он возводит в ранг культа, и о том, что он предлагает человеку выбор между неправильным и кажущимся, мне хочется порвать его в куски».

Каков наш энергетический Кирджали! По-русски Чубайс выражается неважно («вижу мысли», «ранг культа»), но злоба, злоба-то какова! Да перенеси его в XIX век, он тут же бы отключил в петербургской квартире Достоевского свет и тепло. Что ж, гражданам России полезно узнать, о чём думает в свободное время единственный от России член Бейдельбергского клуба.

В заключение опубликованного материала корреспондент кратко сообщил о своём собеседнике: «Он уехал на чёрном бронированном „БМВ“ с мигалкой в сопровождении машины с охраной».

Интересно, кого он тут так опасается?

Об Александре Иванове с любовью

Лев Анисов. Александр Иванов. ЖЗЛ, М., Молодая гвардия, 2004

Мне нравятся книги Льва Анисова о русских художниках. Прекрасно изучив все имеющиеся архивные материалы, воспоминания современников, критические статьи и фундаментальные исследования, автор словно переживает заново жизнь своих героев и рассказывает нам о человеческой судьбе, творческих планах и нелёгких художнических путях и поисках представляемого мастера. Рассказ ведётся на добротном русском языке с основательностью подлинного знатока, не позволяющего и подумать себе о какой-либо вымышленной интриге или ради красного словца вставленном в повествование сомнительном эпизоде. Когда я читал книгу Л. Анисова о великом певце русского пейзажа Иване Шишкине, временами казалось, что у меня в руках автобиография, прекрасно изложенная самим большим мастером. Книгу о Шишкине хочется перечитывать, равно как и замечательную анисовскую повесть о Павле Третьякове — крупнейшем собирателе русского искусства. Ведя рассказ о прославленном москвиче, подарившем родному городу уникальную галерею, автор с таким теплом и увлечением рисует образы и характеры художников, у которых Павел Михайлович приобретал произведения для своего любимого детища, что невольно испытываешь чувство белой зависти к героям книги — такой чистотой и возвышенностью веет от их жизненных и творческих поступков. А учитывая, что постоянными участниками событий, происходивших в доме Третьяковых, были Толстой, Достоевский, Суриков, Перов, Крамской и иже с ними, понимаешь, какую Россию мы потеряли, не за понюшку табака отдав всё ценное на поругание и забвение «весь мир насилья разрушающим».

Закрываешь последнюю страницу книги «Третьяков», и долго ещё помнятся тихие беседы в доме в Лаврушинском переулке, споры об искусстве, никогда не переходящие в свержение основ добра и красоты. Каким тираном предстаёт донельзя скромный и одновременно стойкий в отстаивании справедливости и добра Павел Третьяков, сумевший объединить вокруг себя всю художественную Россию, тех, кому дорога была держава и народ русский. Сколько бы ни пытались воинствующие революционеры от искусства осквернить идеалы лучших наших просветителей и подвижников, ни к чему это, кроме нездорового эпатажа, эпигонства и пустоты, не привело. Счастлив лишь тот творец, кто идеалы предшественников своих могучих держит в своём сердце, учится у них любить свой труд и дорожить духовными православными заповедями, открывающими дороги к подлинному совершенству. Вот о таком столпе русской культуры, блистательном мастере живописи, неистовом труженике и тончайшем профессионале — новая книга Л. Анисова «Александр Иванов», увидевшая недавно свет в прославленной серии «Жизнь замечательных людей», выпускаемой издательством «Молодая гвардия».

В сравнительно небольшом по размеру труде Лев Анисов смог рассказать об одарённом живописце исчерпывающе, с вызывающим восхищение знанием фактического материала, проследив судьбу художника на фоне важнейших событий, происходивших в России и на чужбине в первой половине ХIХ столетия. Александр Иванов, как и многие его собратья по ремеслу, а также выдающиеся творцы отечественной литературы и культуры, был вовлечён в сложные коллизии повседневья, политические и религиозные споры-диспуты, которыми отличалось то судьбоносное для России время. Сколько величайших умов творило рядом с Александром Ивановым! Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Достоевский, Тютчев и Брюллов. Список этот можно долго продолжать, но важно не количество талантов и истинных патриотов русского просвещения, а желание каждого из них быть полезными своему народу, постоянно искать лучшие пути для процветания и совершенствования русского человека.

Я много проштудировал в своей жизни искусствоведческой, исторической и мемуарной литературы, тем или иным образом связанной с пушкинской и гоголевской эпохой, временем Достоевского и Некрасова. Но отдаю должное Льву Анисову, сумевшему на основе этого богатейшего материала чётким языком литературного повествования рассказать о наиболее важных вехах подвижнического творческого пути Александра Иванова. Читатель, ведомый автором, погружается в реальный мир и повседневную обстановку Императорской Академии художеств. С какой теплотой, наблюдательностью, а подчас и искренней симпатией описаны учителя молодого художника, среди которых и его заботливый отец, одарённый мастер и чуткий педагог. Невольно позавидуешь тогдашним студентам, когда сравнишь их профессоров с нынешними нуворишами, захватившими самопроизвольно власть в опущенной донельзя Академии и творящими всё что угодно. Да только не пекутся они о подлинном искусстве. А ведь студенты и нынче приходят в академию ищущие, не без Божьего дара, требующего заботливой огранки. Только где же те профессиональные наставники, которыми были Мартос, Фёдор Толстой и Андрей Иванов? Не гнались они за лишними заказами, хотя могли иметь их предостаточно. Вдумчивость, такт и строгое следование законам художественного цеха помогали им и самим создавать бессмертные произведения, поныне радующие человеческий взор, и ученикам отдавать большую толику своих знаний и окружать их поистине отеческой заботой.

Зоркий глаз исследователя, прекрасное литературное воспитание и умение разбираться в сложнейших аспектах общественно-философской мысли прошлых времён помогли Льву Анисову написать об Александре Иванове непредвзято, прочувствовав глубоко смысл его поисков, сомнений, совершения ошибок и исправления их. Обычно принято считать Александра Иванова автором одной лишь картины «Явление Мессии», а некоторые специалисты и просто любители прекрасного даже обвиняют его в медлительности, неуверенности в себе, напрасном растрачивании таланта и отказе от более полнокровной и насыщенной художественной жизни. Русский художник, получивший образование в России, любящий преданно и непоказно свою Родину, обрёк себя на добровольное пожизненное почти изгнание. Лукавые и изощрённые ценители искусства цинично улыбнутся: «Хорошо изгнание в Вечный город Рим да под голубые небеса Италии». Но почитайте помесячную хронику этой заграничной командировки, растянувшейся на годы, скрупулёзно прослеженную автором новой книги, и поймёте, какой титанический труд, и умственный и физический, пришёлся на долю Александра Иванова в этой солнечной Италии. Не было ни одной религиозной книги, я не говорю уже о Библии и Евангелии, которую не проштудировал бы досконально пытливый создатель. Сколько философских трудов и мировоззренческих точек зрения, сколько непростых диспутов и откровенных бесед сопутствовало написанию «Явления Мессии»! Иванов знал историю христианского искусства не хуже, чем любой тогдашний самый сведущий профессор Вены, Сорбонны или Оксфорда. Ему казалось, что с каждой вновь прочитанной страницей он только отдаляется от сути евангельского события, которое он рискнул увековечить своей «немощной» кистью. Если бы не его истинно православное мироощущение, не постоянная поддержка русских литераторов и мыслителей, среди которых особое место занимают совместные духовные поиски писателя Гоголя и художника Иванова, не поднять бы ему этот цветущий Крест и не прославить русское искусство рукотворным сим шедевром. Одна картина, великий результат, радость свершения! А сколько этюдов, эскизов, набросков, вариантов, каждый из которых по праву является самостоятельным, законченным произведением. Не знаю, как для других, а для меня ивановские «Ветка», «Аппиева дорога», головы и фигуры персонажей будущей картины, не говоря уже о неповторимых по красоте и духовности «Библейских акварелях», столь же значительны, как пейзажи Шишкина и Васильева, холсты Саврасова и Серова.