Жена без срока годности - Ольга Горышина
— Пока не попробуешь, не узнаешь. Тебе и секс не нужен был, пока не попробовала… Со мной.
— Извини за вчерашнее и это утро, — тут же выдала я.
— Я не про сейчас. Почему ты уперлась? Поживи со мной.
— Здесь?
— Здесь, конечно.
— Здесь — нет. Там у меня семья.
— Семьи у тебя сейчас нет. Дети — это не семья.
— Не семья? Два взрослых человека в лучшем случае называются парой. А мы с тобой не два сапога.
— Мы — намного хуже, ты права. Мы два тюфяка. А, соединив их, даже диван не получится — спать невозможно.
— Чего тебе надо, Андрюш?
— Мою женщину. Назад. Больше ничего.
Глава 26. Горячий кофе
Наверное, когда человек долго не пьет, он начинает пьянеть без вина и нести бред с абсолютно непроницаемым лицом, еще и вести при этом машину. Быть пассажиром в такой машине дело не из приятных, но коль назвался груздем, как говорится…
На рожон я больше не лезла. Впервые за долгие годы мне действительно что-то было нужно от Лебедева, что-то очень и очень важное, и снова не для меня. Первый год ожидания возвращения Андрея и следующий уже в разводе я часто мечтала услышать в трубке его голос — не ради меня, отнюдь. Ради ребенка, который не должен был расти без отца. Я до сих пор помню наши долгие разговоры в беременность — Андрей говорил, что мы подписали договор на восемнадцать лет, что бы ни случилось. Он говорил серьезно, и я с таким же серьезным видом кивала. Как быстро все забылось и как быстро повторилось с другим мужчиной — Сунил четко выполнил свои обязательства перед ребенком и женщиной, которая родила ему дочь.
Непонятно, что лучше — восемнадцать лет жить в браке, который тяготит, или сбежать на второй год. И оба с пеной у рта будут мне доказывать, что все было не так, что они были со мной счастливы и вообще это я — редиска, нехороший человек, неправильная женщина.
Сейчас я действительно собираюсь подписать с Лебедевым настоящий договор на ребенка. Сколько он продлится — год, два, сколько там бюрократы будут снимать родительские права с меня и вешать на Романну, непонятно. Да и возможно ли это вообще? Может, нам с ней придется в итоге заключить всего лишь устный договор. С ней не важно, как договариваться — на словах или на бумаге, она не подведет. Впрочем, и с Андреем не важно — он просто не договороспособный. “Я жил без отца, и я в страшном сне не хочу представлять себя в качестве воскресного папы, лучше уж никак…” — эти слова он говорил до нашей свадьбы, не помню уже по какому поводу. Увидели, наверное, в парке какого-нибудь папу с ребенком. Тогда я не придала этой фразе особого значения, но мозг почему-то запомнил и потом восстановил в моем сознании с точностью до интонаций, чтобы я осознала наконец, что Лебедев зря ничего не ляпает: он не стал воскресным папой и его ребенок не остался без отца, я нашла ему замену, и Алекса Сунил вырастил без эксцессов, до победного конца. Возможно, действительно, некоторым мужикам дочери противопоказаны, вот он и не справился, срезался на финише. Или мы просто безбожно избаловали Элис себе на голову…
— И что ты собрался делать с этой женщиной? — решилась я поддержать наш дурацкий разговор.
Андрей ответил не сразу, задумался или в тот момент просто не хотел отвлекаться от дороги.
— Любить. Этой женщине больше ничего не нужно.
— Вот как… — поджала я губы. — Бывают же такие женщины. Вот только беда, ты любить не умеешь. Когда любят, тогда стараются не делать больно.
— Я пытался уберечь тебя от ошибки…
— Боже, Андрей! — я затрясла руками перед собой, точно припадочная. — Ты просто сбежал от проблем. Ты ни о чем не думал. Обо мне ты думал только в связке с собой и ребенком. Тебе было плевать, что я чувствую. И сейчас плевать — ты не изменился!
— Значит, ты сможешь меня вновь полюбить?
Я опустила руки на колени и глаза — туда же, начала смеяться. Тихо, обреченно.
— Андрюш, нам по сорок пять лет… О какой любви ты говоришь? Лет десять, и у тебя все отвалится.
— Десять лет — это вечность.
— Тогда мы прожили порознь две вечности, — перестала я смеяться и зажмурилась.
Пока без макияжа, можно и всплакнуть над пафосными речами Лебедева.
— Андрей, давай без этих игр, а? Ты просто помогаешь мне вывезти из страны больного ребенка, делаешь доброе дело и все. Я не готова ни к чему большему. Если ты не готов помочь просто так, то можешь даже паспорт мне не делать.
— Я его тебе сделаю, — ответил Андрей слишком уж быстро, будто заранее продумал все возможные ходы в этой дорожной беседе. — Мне наследство некому оставить.
Ну да, забыла…
— Семье дяди оставь.
— Не хочу.
— А я не хочу твои деньги и не хочу тебя самого. Когда хотела, ты смылся, а сейчас мне очень хочется намылить тебя, чтобы ты снова куда-нибудь смылся уже наконец.
— Я помоюсь, не переживай…
Нахал! Хорошо, не стал еще демонстративно нюхать подмышки. Повзрослел? Да нет, идиотом так и остался. Или играет? Или нервы сдали? Не только у меня…
Дома Андрей предложил мне вылечить нервы алкоголем.
— Капнуть в кофе виски? Для вкуса? — спросил, стоял над кофеваркой.
У нас кофемашины оказались одной фирмы — надо же, до сих пор вкусы сходятся. Дураки… Квартира у него в новостройке, одиннадцатый этаж, подземная парковка, охрана. Никакого шика — его миллионы в бизнесе, только зачем? Впрочем, зачем ему одному загородный дом или проблемные соседи из настоящего “элитного” жилья?
— Виски? — скривила я рот. — Часто, гляжу, предлагаешь дамам выпить?
— Предлагаю и что? — он остался стоять, чуть ссутулившись, так сподручнее было наигрывать по краю столешницы собачий вальс, марш кобелей.
— Ничего. Просто откажусь.
— Брезгуешь? Никто из горла не пил, — повернул он ко мне голову и смотрел искоса с прищуром.
— Я просто не хочу пить. С утра. Со здешнего утра.
— А есть? Могу предложить йогурт или крекер с сыром? Или пойдем куда-нибудь позавтракаем по-человечески?
— Мне хватит чашечки кофе. До обеда доживу как-нибудь.
— Приглашаешь?
— Ты в душ шел.
— Я варю тебе кофе.
Кофе давно сварился. Сейчас он протянул мне чашку, горячую, и я взяла ее двумя руками, прямо как он недавно — мой плащ в прихожей своей квартиры. От тапок я отказалась по той