Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
— Нашёл чем хвастаться. Тебе что было приказано? Ну, так выполняй.
— Отдохну и пойду, — нехотя ответил он.
— Опять ты дурак. На марше сидеть, только дыхание сбивать. Давай вставай, ритм потеряешь, на марше тяжело будет.
Он помотал головой, стряхивая с волос чёрные чешуйки и ледяные, почему-то не растаявшие крошки, и встал, оказавшись лицом к лицу с Сержантом.
— Я звал тебя, помнишь? Ты не пришёл. Почему? Побрезговал, — он скривил губы, — на рабский голос отозваться, так?
Сержант вздохнул, но глаз не отвёл.
— Приходил я, а что молчал… А что я бы тебе сказал? Ты и так на него злобишься. Как привезли тебя, так и держишь. И на меня… а что я мог? Ты пойми.
— Ну да, ты выполнял приказ, понятно. А что он и тебе жизнь сломал, это ты понимаешь? Теперь-то… Простил его?
— Ты отца не суди, у него своё, а так-то… — Сержант по-прежнему не отводил глаз. — Брат он мне, понимаешь. Двое нас, против всех. А ты похож на него, такой же… злопамятный, зло лучше добра помнишь.
— А иначе солдату не выжить, — он насмешливо скопировал интонацию Сержанта. — Ладно, с ним ты сам рассчитываться будешь, когда он сюда придёт, может, и до Коргцита проводишь. Да, — вдруг спохватился он, — а ты что, свободно здесь ходишь?
Сержант отвернулся и ответил уклончиво.
— Ну… здесь свои Уставы.
— Так, — он вдруг задохнулся догадкой, — ты… отверженный?
Хрясь! Резкая пощёчина обожгла ему лицо.
— Ты это дяде родному?! Такое?! — заорал Сержант. — Да я тебя…
Он пощупал щёку и челюсть.
— Однако, — насмешливо сказал он, — что умеешь, то умеешь. Так, где тебе место определили? Здесь? Или в Тарктаре, но с прогулками.
— Да всюду помаленьку, — ответил, по-прежнему глядя в сторону, Сержант. — Далеко не захожу, на краю постою и обратно. Да что ты ко мне с расспросами лезешь? Я тебя как учил? А ну повтори!
— Смотри, слушай, и сам соображай, — привычно отбарабанил он памятную с далёкого детства фразу и посмотрел на Сержанта.
И опять удивился. Сержант вдруг стал маленьким, в какой-то грязно-серой рубахе, сморщенный и совсем седой, и трубка исчезла.
— Сержант, ты чего? — неуверенно, даже робко спросил он.
Сержант запрокинул голову, снизу вверх вглядываясь в него слезящимися глазами.
— А каким ты помнишь меня, я и такой, — и вздохнул. — И всегда так. Каким видели меня, таким и был. Сказали, ты — дурак, ну, значит, и так. Сказали, что старший, я и не спорил. Думал, не буду спорить — будут любить. Это вы вот, что Яржанг, что ты… всегда наперекор шли, а я… послушный был. Вот и решили, что бастардом мне быть… А ты иди, иди, не стой, ослабеешь — не пройдёшь, а тебе не место здесь, ты там нужен…
Смотреть на него, маленького и старого, не было сил, и он отвернулся, шагнул к огненной стене. И сзади отчаянный захлёбывающийся крик:
— Выживи! Кто выжил, тот и победил! Выживи-и-и!
— Спасибо, Сержант, — прохрипел он, не оборачиваясь и осторожно спускаясь по горячему неровному склону…
Огненная завеса, казавшаяся издали сплошной, и вблизи была такой же. Пламя стояло стеной, не перепрыгнуть, не обойти. На прорыв? Какой тут на хрен прорыв, он ещё вплотную не подошёл, а волосы на голове и лице уже трещат и скручиваются, вот-вот загорятся. И сколько шагов там в глубину, тоже неясно. Пламя сплошняком, и за ним ничего не просматривается, значит… значит больше двух и даже трёх шагов. Он сделал ещё шаг вперёд и невольно отшатнулся от ударившего в лицо и грудь горячего ветра, попятился, оказавшись на прежнем пригорке, где смог перевести дыхание. Ощупал себе лицо и грудь. Нет, вроде не обожгло. Так, лобовой атакой не пройдёшь, придётся поискать слабое место. Где можно прорваться? Вряд ли у Тарктара, попробуем взять левее, ближе к Рлиймбу, полю невинных так припекать не должно…
Огонёк в плошке метался и трещал, заставляя метаться и корчиться на стенах тени неподвижно сидящих Мокошихи и Няньки.
— Бьётся, — обронила Нянька.
— Вижу, — кивнула Мокошиха, — только не дотянуться сейчас.
И снова тишина, только треск огонька в плошке и частое неровное дыхание неподвижно распростёртого на нарах человека.
Нянька снова смазала ему губы и язык коньяком, погладила часто дрожащую грудь, потрогала казавшиеся сейчас красноватыми пряди волос.
— Вспотел? — спросила Мокошиха.
— Ещё нет, — покачала головой Нянька. — Гореть начал. Кирпичи убрать?
— Оставь, сейчас остановится если, застынет без них.
Нянька кивнула.
…Он уже долго шёл вдоль огненной стены, спотыкаясь на горячих неровных буграх и даже каких-то обломках, и ничего не менялось. Справа обжигающий жар, а слева ледяное дыхание Коргцита. А Рлиймб продолжал маячить где-то впереди. Опять кружит? Похоже, что так, и надеяться уже не на кого, через Огонь тебя никто не проведёт, сам трепыхайся. Так, что же делать? И сам себе ответил: остановиться и подумать. И вспомнить, чему учили на уроках Закона Огненного. Раз и Рлиймб, и Тарктар, и Коргцит оказались правдой, то и остальное тоже может быть в наличии.
Он остановился на подходящем бугорке, вполне возможно, всё том же, где он говорил с Сержантом, и огляделся, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Ладно, сядь и подумай. Горячо, конечно, как на сковородке, но терпеть можно. Итак, Огненная черта, за ней направо асфоделиевые поля Рлиймба и сады Эрлирзия, налево огненные ямы Тарктара и за ними ледяное озеро Коргцита, но… но, во-первых, от Коргцита, оказывается, есть прямой проход к Огню, а… а во-вторых, ты дурак. Чтоб было озеро, должна быть река, больше льду неоткуда взяться. И втекает она откуда-то извне, своей воды у Огня нет. Так что надо искать реку. Стоп, помню, говорили. Три реки, Архегрон, Стиркс и Ферлегрон. Две из них огненные, а третья вытекает из Коргцита, вроде бы так. Или втекает? Ладно, на месте разберёмся. Найти бугорок повыше и оглядеться…
Чуть потрескивая, успокоившийся огонёк покачивался над гладкой чёрной поверхностью. Выровнялось и успокоилось дыхание лежавшего. Мокошиха и Нянька переглянулись.
— Поможем? — спросила Нянька.
— Пока он кровь свою не пересилит, — вздохнула Мокошиха, — нам делать нечего.
— Так и будем ждать?
— Так и будем, — жёстко ответила Мокошиха. — Устала? Так пойди, сосни, я с ним посижу. Крепкий парень.
— Курешанского корня, — кивнула Нянька.
— Кто ему только про курешан сказал? — покачала головой Мокошиха. — Вот не думала, что кто ещё их помнит.
— Рассыпали утробу, вот и разошлось.
— Видно, что так. А у твоего Малого семя хорошее.
— Видела евонных? — живо спросила Нянька.
— Поселковых-то? Видела. Крепкие, хоть и в него вылились.
— Значит, в «галчата», — вздохнула
