Ловушка - Алексей Николаевич Евстафьев
— Да ты просто дурачок. — устало ругаюсь я. — Называй себя кем хочешь, а я — слава Богу — месяц в психушке полежал, много разного повидал, и я знаю, что ты такое. Маниакально-депрессивная саморефлексия — вот что ты такое. Ты песчинка малая, а нашёл с кем себя сравнить — с Адамом!!
— Пускай песчинка!! — чуть ли не хохочет во весь голос Шишкин Крикун. — Не имеет значения, какая я песчинка или какой ты Иван-царевич!.. Да и Иван-царевич окормляется не тем, чем ему хочется, а тем, что выдают порционно из биологического котлована. Всякому достаётся то, что предначертано, и никто не сможет сказать, что ему не выпало того, что должно было перепасть, поскольку не знает никто, сколько и чего должно достаться именно ему, а сколько должно прийтись на долю его ближнего… Песчинкой ты можешь быть какой угодно, а кушать хочешь много и истинно по-царски.
— Слушай, заткнись. — прошу я. — Не надо про еду.
Гаденькая ситуация досталась мне от неподготовленного побега в скитальничество. Как не примеривайся, а гаденькая!.. Или помру от непонятной неизбежности, или с голодухи окочурюсь, или с ума сойду.
— Сильно проголодался? — вроде бы сочувственно спрашивает Шишкин Крикун. — Хочется кушать?..
— Хочется. — вздыхаю я.
— Ну, это всё ничего. А вот гляди, как бы тебя самого не съели.
— Меня?.. Да кто же?..
— Волки. Здесь их полно.
Чёрт возьми, а ведь действительно в лесу водятся волки!.. Как я об этом сразу не подумал?
Вечно голодные, угрюмые хищники вяло просыпаются с наступлением ночи, прилизывают истрёпанные хвосты, и, суеверно замаливая ревматизм, смачно кряхтят и опорожняются, соображая, куда бы отправится сегодня на охоту. И вдруг чуют по запаху, что где-то на опушке затаился человек!.. Усталый, трусливый, слабый… Возможно, очень вкусный.
— Да им принюхиваться особо не надо. — понизив голос, говорит Шишкин Крикун. — У наших волков свои доносчики по лесу рыскают, подглядывают, где что можно сожрать. Обычно этим зайцы занимаются. Вожак здешней волчьей стаи — умный собака — зайцев понапрасну не жрёт, а в страхе держит. Вот они перед ним и выслуживаются.
— Что ещё за вожак?..
— Крупный волчара. Редкостный экземпляр. Кулаков-Чудасов его фамилия.
— Вы, что же, волков по фамилии называете??
— Не всех. Большинство по кличкам. А самых главных — чисто из уважения — по фамилии. А что в этом такого?..
— Да это же просто бред. Такого не может быть.
— Ну, думай себе, Филушка, как хочешь. Бред — значит, бред. Однако, когда тебя волки сожрут, потом не ходи, не жалуйся. Умри с миром.
— Да не буду я никак умирать. — я нервно задёргался под пальто, чтоб ощутить прилив сил. — Наверное, дубиной какой-нибудь отмахаюсь.
— Брось, не обманывай себя. — грустно хмыкнул Шишкин Крикун. — И дубины здесь не найти, и посильней тебя люди сюда захаживали, да остались от них, как говорится, рожки да ножки.
— Врёшь ты. Всё врёшь.
— У нас раньше здесь и лесники служили, за порядком следили. Да всех волки пожрали.
— Всех?
— Всех до одного. И старшего инспектора лесхознадзора Печальникова, и лесника Клебанова — внука того самого знаменитого Клебанова, которым до сих пор гордятся в соседнем угольно-разведывательном бассейне — и даже депутата Абросимова из краевого законодательного собрания.
— Это всё чепуха и вздор. Я тебе не верю.
— Хорошо, мне не веришь, ты их самих послушай. Вот они, здесь рядышком.
Невероятным образом я вижу, как у ближайшей сосны расположились три серебристые человеческие тени. С усталым удовольствием и неторопливостью они разговаривают друг с другом, никого не примечая вокруг.
— Увы! — сказало мне Увы.
Я поёжился и прислушался к разговору.
— Конечно, у народа психика сильно хандрит, оттого, что войне с Абракадабром конца-края не видно, и всякие нервозности обострены до предела. — рассказывает лесник Клебанов. — Простой народ без нужды в наш лес и носа не сунет. Однако, есть некоторые несознательные граждане, которые думают так: ежели одного грибника сожрали, то уж другого ни за какие коврижки не сожрут!.. Смешно и очень даже странно это слушать. Как раз на следующий день, после того как волки слопали грибника Нечипуренко, я решил пристрелить тварей, а они меня подловили и зацапали. Всей стаей сожрали за милую душу, одни косточки остались.
— Где хоть это было?
— Да тут, неподалёку.
— А я иду так себе… ничего вроде погодка, моросит только немножко… — рассказывает старший инспектор лесхознадзора Печальников. — Иду и ни о чём таком не думаю, а тут: ни хрена себе! лежит грибник Нечипуренко сожранный!.. И, главное, помню я его ещё по институтскому общежитию, закадычный друг: нет, кричит бывало, насущной логики в императивах Канта! а есть, кричит, ни капельки не сомневаясь, истина в вине!.. А тут я на его тело в лесу наткнулся, на косточки-то обглоданные, а рядом вижу ещё кости лежат… сперва даже не понял ничего… вроде наш лесник Клебанов… «Станислав Эдуардович. — спрашиваю. — Вы ли это?..» И тут на меня сзади звериная махина навалилась, да зубами в горло вцепилась. Сразу насмерть.
— Очень даже горько слушать все эти воспоминания друзей. — сдержанно утирает слёзы депутат Абросимов. — Зря я в ваш лес сунулся, да чего уж теперь… Мне депутатский запрос сделали избиратели: типа до каких пор волки лютовать будут?.. Думают, мне заняться больше нечем, как только по буреломам ходить и чужие косточки пересчитывать… — смурнеет депутат Абросимов. — Но давеча пошёл в лес, надо за народ порадеть. Хожу и натыкаюсь на разные остатки человечьи: ба! да вот позвонок от Людки-поварихи!.. ба? уж не сам ли генерал из соседней части химических войск?.. эстампные такие косточки, безупречно саркастической формы… Умеют, надо признать, волки генералов жрать. Прямо со всей недостачей по ракетному топливу сжирают!!
— Это да… это они умеют… — лесник Клебанов потирает онемевшие ладони и мельком кивает в мою сторону. — А Ивана-царевича не они сожрали? Вчера вечером, кажись?..
— Вроде они. А вроде не они.
— А кто же ещё?.. Они.
— Жуткое дело!..
Приторным холодком пронимает ночной лес, терпеливо и натужно дышит. Слышны самые жалкие и затхлые писки, щебеты, ворчливо крадущиеся
