Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова
Но бить Фроста Мирослава не стала, решила проявить гуманизм. Опять же, еще неизвестно, как сложатся их дальнейшие отношения. Если можно не усугублять, то лучше и не усугублять. Это уже не бабушкин постулат, этот ее собственный. Набралась ума-разума за все эти годы.
По коридору Мирослава шла осторожно, почти на цыпочках. Фрост тоже не шумел, в своих грубых ботинках двигался он на удивление тихо, даже косухой не скрипел. Помещение библиотеки располагалось в конце коридора. Было оно большое, просторное, праздничное. По крайней мере, маленькой Мирославе так казалось. А бывала она в детстве здесь часто, потому что бабуля работала в клубе библиотекарем. Еще в те славные времена, когда это был именно сельский клуб, а не какой-то там «КБО№ 3».
Дверь, ведущая в библиотеку, была закрыта, несмотря на то, что работать библиотека должна была до шести вечера. Василисина маменька, как любая уважающая себя тургеневская девушка, пунктуальностью не заморачивалась. Зато она заморочилась тем, чтобы аккуратным почерком вывести под графиком работы «Директор библиотеки – Гала Федоровна Свиридова». Мирослава знала наверняка, что Галу Федоровну родители нарекли обыкновенной Галей – по-простому, по-деревенски. Но Галей жить неинтересно, гораздо интереснее и эстетичнее жизнь у Галы. Веет этаким сюрреалистичным, намекает на душевное родство с самим Сальвадором Дали. Это если забыть про родство с Тургеневым. Мирослава была почти уверена, что и Василису Гала пристроила в горисветовскую школу в надежде прикоснуться к чему-то по-настоящему прекрасному, а не надуманному. Опять же стипендию не стоит сбрасывать со счетов.
Пока Мирослава размышляла над сложностью душевной организации Галы Свиридовой, Фрост несколько раз подергал дверную ручку.
– Райком закрыт! Все ушли на фронт! – сказал, прислоняясь плечом к стене. – Расходимся?
Но не была бы Мирослава Мирославой, если бы сдалась так быстро! Не говоря ни слова, все так же на цыпочках, она пошла по коридору, на ходу мягко и бесшумно нажимая на дверные ручки. Ей повезло, та самая дверь оказалась не заперта. Когда-то, еще во времена Мирославиного детства, в этой комнате располагалась гримерка. Да-да, в сельском клубе имелся свой собственный самодеятельный театр и своя собственная гримерка! Сейчас от театрального и богемного тут ничего не осталось. Гримерку превратили в склад ненужных вещей, но дверь, которую надеялась найти Мирослава, была на месте. И запиралась эта дверь на обыкновенную щеколду. Сейчас щеколда была откинута, а сама дверь слегка приоткрыта.
– Это что за Нарния? – шепотом спросил Фрост.
– Это гримерка, – сказала Мирослава и толкнула дверь. – Она смежная с библиотекой, и ее всегда забывали закрывать.
Дверь открылась без скрипа, и Мирослава шагнула в свою собственную Нарнию, некогда наполненную чудесами и удивительными существами, а сейчас затянутую паутиной и пропахшую старой бумагой. Библиотекарем Гала была таким же хреновым, как и хозяйкой.
Не оборачиваясь на Фроста, Мирослава пересекла подсобное помещение, в котором бабуля любила пить чай с подругой Зоей Митрофановной, тогдашней заведующей клубом. Сейчас это был точно такой же хламовник, как и бывшая гримёрка. Дальше шел читальный зал с шестью письменными столами и раритетным лампами с зеленым плафонами. Судя по толстому слою пыли, ни залом, ни столами уже давным-давно никто не пользовался. Вся библиотечная жизнь при Гале Свиридовой сосредоточилась в просторной комнате с тремя металлическими стеллажами, картотекой и письменным столом, за которым сидела худенькая девочка с косой до пояса.
От сердца отлегло. Оказывается, все это время Мирослава дышала вполсилы, а теперь вот вдохнула так глубоко и громко, что Василиса испуганно вздрогнула, развернулась всем телом, уставилась на них с Фростом черными пуговицами глаз.
– Она? – спросил Фрост, разглядывая Василису.
– Она. – Мирослава обошла стол, встала напротив девочки, спросила строгим голосом. Очень строгим: – Василиса, у тебя совесть есть?
– Есть. – Девочка кивнула. Перед ней лежал лист бумаги, точно такой же как те, из которых она делала свою маленькую флотилию. Вот только лист этот был перевернут рисунком вниз.
– А мобильник?
– Мобильника нет. – Василиса покачала головой и прижала лист бумаги ладонью, словно боялась, что Мирослава может попытаться его забрать. Сказать по правде, искушении было велико, но Мирослава свято чтила личные границы. Даже если это были границы двенадцатилетней девочки. – Мама говорит, что от них опасное излучение.
Ну понятно! Опасное излучение ж куда опаснее, чем невозможность в любой момент связаться со своим детенышем!
– А уши? – Мирослава не собиралась отступать и намеревалась довести дело до конца, докопаться до истины.
– Уши? – Василиса моргнула. Ресницы у нее были черные и длинные. Ресницами и талантом она явно пошла не в маменьку. Хотелось бы, чтобы и умом тоже.
– Мы стучались. Ты слышала?
– Слышала.
– Так почему не открыла?
– Потому что дверь была закрыта снаружи.
Логично. Логично, но все равно мало!
– А голос? Голос у тебя есть?
Собственный Мирославин голос снова сделался сиплым. Надо думать, что от злости, а не от волнения. Чего волноваться, когда пропажа уже нашлась?!
– Мы тебя звали, – сказал Фрост. Спокойно сказал, вообще без эмоций.
– Вы меня не звали. – Василиса покачала головой. – Вы просто стучались в закрытую дверь.
И ведь не поспоришь! Мирослава, будь у нее собственные дети, первым делом учила бы их не открывать двери незнакомцам. Пусть даже это двери общественной библиотеки.
– Окей, – сказала Мирослава. – Хорошо, мы тебя не звали, но мы тебя искали.
– Почему?
– Потому что твоя мама волнуется! Ты не пришла вовремя домой! – Она не хотела срываться на сиплый крик. Само как-то получилось.
– Она не волнуется. – В отличие от Мирославы, Василиса была спокойна, только свой рисунок она теперь прикрывала сразу двумя ладонями.
– Откуда тебе знать? – спросил Фрост. Он задумчиво разглядывал русую макушку девочки и скреб затянутой в перчатку рукой щетинистую щеку. – Родители, знаешь ли, всегда волнуются из-за детей.
– Я уже взрослая! – Василиса дерзко вздернула подбородок. Ишь ты, взрослая она!
– Я тоже взрослый, но маме отзваниваюсь каждый день.
Мирослава усмехнулась. Надо же, хакер и байкер, а такой трепетный – маменьке каждый день звонит!
– Она не волновалась, – упрямо повторила Василиса. – Она была занята.
– Чем? – спросила Мирослава.
– Не чем, а кем. У нее был гость.
На лице девочки промелькнуло что-то такое… приправленное горечью и детской обидой. Фрост многозначительно посмотрел на Мирославу поверх ее головы.
